Глава 36. Люба На гиперскорости прокрутит в голове все свои установки, вколачиваю их в себя, чтобы не упустить ни одной. Я не должна «выносить ему мозги». Я не хочу наделать глупостей! Я его привлекаю. По грубой логике моего брата есть один безотказный способ это понять. И «это» мы уже выяснили! И если… Если я ему нужна, он захочет увидеть меня опять… Но внезапно мне кажется, что долго держать в себе свои чувства я просто не смогу. Может поэтому женщины и выносят мозг мужчинам? Потому что любят? Я люблю… почему, черт возьми, я должна это скрывать? Зло смотрю на телефон, пытаясь затолкать свои чувства в самую глубину души. Туда, где о них буду знать только я и больше никто. Как часто встречаются мужчины и женщины, находящиеся в несерьезных отношениях? Один раз в неделю? Или может два? А может три? А если я хочу видеть и слышать его каждый день? Это значит, что я навязываюсь? Усевшись на неразобранную коробку со своей одеждой, делаю выдох и отвечаю на звонок. — Это Люба. Слушаю вас, — с интонацией сотрудника колл-центра говорю я. — Мы опять перешли на «вы»? — его голос обволакивает меня целиком, и «держать лицо» становится труднее. А еще его голос отрывистый и… жесткий. От этого мне становится не по себе. — Только с девяти до пяти, — говорю тихо, напряженно глядя в пространство. С девяти до пяти он заместитель декана в университете, а я его студентка. Я все понимаю, но его молчание живописнее любых слов! Он молчит, никак не опровергая и не подтверждая мои выводы, и если это не невидимая дистанция, которую прямо сейчас он возводит между нами, то что же тогда это такое? — Добралась до дома? — спрашивает вместо этого, меняя тему. — Ты… — собравшись с духом, произношу я. — Спрашиваешь, потому что знаешь, что у тебя меня нет? — В том числе, — говорит Александр Андреевич. — Очень фигово вышло. Извини. Это моя сестра. Я виноват. Сестра! От этого ситуация кажется мне еще ужаснее. Его сестра… высокомерная дамочка, которая хозяйничает в его холодильнике и с которой я бы второй раз в жизни предпочла не встречаться. И хотя это не моя вина, я чувствую в его голосе какую-то отстраненность и сдержанность. Будто и правда разговариваю со своим преподавателем, а не с мужчиной, в постели которого провела всю прошлую ночь. Что это значит? — Она очень милая, — нервно смеюсь я. — Пришли свой адрес, — вдруг говорит он. Сердце взметается в груди, когда с затаенной надеждой спрашиваю: — Зачем? — Курьер приедет. Кое-что привезет. Курьер… — Что привезет? — спрашиваю хмуро. — Извинения, — поясняет Романов. — Извинения… — повторяю заторможенно. — Она тебя обидела? — Нет, — отвечаю поспешно. Я не хочу говорить о его сестре. Хочу говорить только о нас. Он молчит, а я хочу спросить, когда мы увидимся, но мои установки велят мне прикрыть рот. Эта сдержанность в его голосе никуда не делась, и мне вдруг кажется, что… что это не извинения, а… прощания! От этого озарения приоткрываю рот, выпрямляясь и деревенея. — Какие планы? — его голос звучит тихо. Я слышу его дыхание, и сжимаю в руке телефон, боясь запустить им в стену. — Буду готовиться к экзамену. Пептидные связи, — говорю хрипло. — Связи у тебя хромают, — бормочет мужчина, разбивший мое сердце. — Если не подтянешь, забуксуешь в дипломе. — Эм-м-м… — чувствую, как щекочет в носу. — Постараюсь. — У меня сегодня поздняя тренировка. — Ясно. — На выходных тоже дел полно. Сказав это, он замолкает. Мне его слов больше не нужно. — И у меня, — вру, мечтая поскорее закончить этот разговор. — Тогда счастливо. Или удачи. Пока, — кладу трубку, не дожидаясь его ответа. Закрыв глаза и прогоняя из горла ком, мечусь между желанием принять его «извинения» и тем, чтобы послать их ко всем-всем-всем чертям собачьим. И как бы я не старалась, проклятый здравый смысл побеждает. А может это позорное желание узнать, что же это за извинения такие! Непослушными пальцами отправляю свой адрес, но когда, два часа спустя, в мою дверь звонит курьер и вручает фирменный пакет от известной в городе сети кондитерских, все, что я могу сказать об этом — всего четыре слова! — Какой же ты идиот… — шепчу сквозь слезы, отправляя его «посылку» в мусорное ведро. Глава 37. Я бы хотел сказать, что за прошедшие сутки моя жизнь вошла в какой-то привычный ритм, но это ни фига не так. Мрачно вертя на шелковой скатерти столовый нож, брожу глазами по банкетному залу ресторана «Ривьера», прикидывая, когда наступит моя очередь поздравить именинницу, после чего можно будет с чистой совестью покинуть мероприятие. Звонкий голос ведущего в микрофоне пилит мозги. Темная грива волос Марго бросается в глаза сразу, как и ее заброшенные друг на друга ноги в откровенном разрезе эффектного вечернего платья. Нас разделяет четыре столика, честно говоря я понятия не имею, каким образом она оказалась среди приглашенных, но судя по ее соседям — это чисто деловой визит. Эта женщина умеет завязывать новые знакомства, особенно с мужиками. Поймав мой взгляд на своих ногах, делает неправильные выводы, поднимая бокал и салютуя мне в ответ. Киваю, положив на спинку стула локоть. Кажется, я прощен за свое исчезновение в новогоднюю ночь, потому что после того, как заглянул в украшенные блестками глаза Любы и получил удар в солнечное сплетение от ее братца, секс с Марго показался мне слишком заурядным времяпрепровождением. Сегодня ее ноги, даже заброшенные на мои плечи, мне до лампочки. Я хочу дать себе в бубен, чтобы прекратить думать о других ногах на своей шее. Ногах, руках, губах. На мне, подо мной и везде. От злости пинаю пальцем нож, отталкивая его от своей пустой тарелки. Никогда в жизни не чувствовал себя так твою мать, неспокойно, как в последние сутки. Смотрю на часы, потом на свой телефон. Почти пять вечера. Среди кучи непрочитанных сообщений нет ни одного от Любы. Она правильно истолковала мой посыл, и я не думаю, что получу от нее сообщение, даже если буду подыхать. Несмотря на ее возраст, на степень ее наивности, на ее очевидную влюбленность в меня, я могу не опасаться того, что она станет мне писать после того, как я извинился и попрощался с ней самым дебильным на свете образом. Откупиться от нее сладостями — все равно что обмотать вокруг своей задницы колючую проволоку. Именно так я ощущаю дискомфорт, который не дает мне расслабиться. Расслабиться мне не дает не только это. Есть еще непреодолимое желание, мать вашу, ее увидеть.