А я вновь чувствовала себя юной девушкой. И никуда не собиралась убегать. Ах, но ведь бывали дни, когда мне казалось, будто я ужасно стара, гораздо старше своих лет, что я уже просто не способна откликаться на магию простых житейских радостей… После немилосердно ударивших морозов мы все вместе отправились кататься на коньках по застывшему льду реки, в прозрачном зимнем воздухе казавшейся прекрасной серебристой дорогой, тянущейся между берегов в обрамлении покрытой инеем травы. – Я не умею, – призналась я, когда придворные дамы надели полозья и принялись демонстрировать свое искусство. Катание по льду, на котором и без коньков непросто было удержать равновесие, казалось мне рискованным и даже опасным занятием. – Неужели вы ни разу не катались на коньках? Эдмунд, на большой скорости изящно носившийся по замерзшей поверхности, ловко подлетел ко мне, с несчастным видом стоявшей на берегу, и резко остановился, взметнув из-под полозьев веер ледяной крошки, чем вызвал всеобщее восхищение. Я представила себя со стороны: дрожащая, беспомощная, ужасно уязвимая, боящаяся даже попробовать присоединиться к остальным. – Нет. – Но вы можете научиться. – Сомневаюсь. Господи, да что с тобой такое? Почему хотя бы не попробовать? Что такого случится, даже если ты упадешь? Нет. Я боюсь. Думаю, я буду бояться всю свою жизнь. Вдали привычно замаячил безысходный мрак уныния, ожидающий, когда я позволю ему приблизиться вплотную и накрыть меня с головой. – У вас все получится, королева Кэт. Нет ничего такого, с чем вы не могли бы справиться. – Уверенный тон Эдмунда помог мне преодолеть упадническое настроение, которое я сама нагнетала. – К вечеру вы станете мастером этого дела. Я вам гарантирую. Однако я по-прежнему искала пути к отступлению. – У меня нет коньков. Услышав это, Эдмунд вдруг неизвестно откуда достал пару коньков и, держа их за кожаные ремешки, победно потряс ими над головой. – Присядьте вот тут, и я мигом устраню сей досадный недостаток. Я опустилась на сложенный плащ, который он положил на берег. – Позвольте, миледи. В следующую секунду Эдмунд, не дожидаясь разрешения, отодвинул край моей юбки, приподнял одну мою ногу и принялся привязывать к ней конек. Я поймала себя на том, что затаила дыхание, глядя на то, как он, склонив голову, возится с упрямыми кожаными ремнями, затвердевшими на морозе. На Эдмунде был красивый капюшон из великолепного бархата, из-под которого выбивались темные кудри; пальцы его, хоть и замерзли, двигались ловко и уверенно. Я беззвучно охнула, когда они неожиданно коснулись моей лодыжки, а затем легли на подъем ступни. Это было интимное прикосновение, но Эдмунд уже не раз выходил за рамки дозволенного. В данный момент, впрочем, он был как бы лишен индивидуальности, словно какой-нибудь слуга, действовавший споро и умело. При этом он ни разу не взглянул мне в лицо. До тех пор пока не закончил. А когда закончил, посмотрел мне прямо в глаза серьезным, все понимающим взглядом. – Ну вот, миледи. Готово. Теперь вы можете выдохнуть. Блеск его глаз затмевал сияние драгоценных камней на застежках бархатного наряда. Выходит, все это время Эдмунд знал, что я сидела, затаив дыхание. Мое сердце затрепетало. А потом вдруг оказалось, что времени на размышления у меня нет. Эдмунд наклонился, поднял меня и вытянул на лед. Я вцепилась в его руку – так утопающий хватается за соломинку, но я уже ехала на коньках, и моей гордости не было предела. – Приз! Награду для королевы Кэт, только что усвоившей непростой урок! Оставив меня стоять на краю нашего катка, Эдмунд унесся в дальний его конец и вскоре вернулся с пером – его потерял один из лебедей, которых мы, явившись на реку, спугнули – к огромному негодованию этих величавых птиц. Белоснежное перо было просто идеальным, и Эдмунд ловко воткнул его мне в прическу. – Вы наша бесценная жемчужина, королева Кэт! – Послушайте, вы не должны так… – Несмотря на холод, меня вдруг бросило в жар, и внутренний голос стал шептать, что подпадать под эти чары весьма опасно для меня. Больше я ничего не успела сказать, потому что Эдмунд вдруг с гиканьем выхватил Джоан из рук Якова и по широкой дуге на большой скорости прокатил ее по льду. В конце концов очередь дошла даже до Алисы, которая привела Юного Генриха посмотреть на наше веселье. Больше Эдмунд никак не выделял меня среди остальных, и я была благодарна ему за это. Я сидела на берегу и наблюдала за происходящим, приобняв прижавшегося ко мне сбоку сына. Через некоторое время я продрогла и мой дворцовый распорядитель, заметив это, укрыл нас с Генрихом тяжелой и плотной шерстяной накидкой, для верности подоткнув ее со всех сторон. Когда же я пробормотала слова благодарности, он церемонно поклонился и с серьезным выражением на неулыбчивом лице вернулся на прежнее место. Все, что мы привезли с собой, снова погрузили на повозки, и мы приготовились вернуться в замок, башни которого манили нас издалека обещанием тепла и комфорта; я не забыла поблагодарить тех, кто помогал нам веселиться, – менестрелей, слуг, а также многострадальных пажей, которые целый день были у нас на побегушках. Я подумала, что Эдмунд может об этом запамятовать, а ведь они мои домочадцы. – Господин Тюдор, – подозвала я молодого человека, который все это время стоял в стороне, молча и настороженно наблюдая за происходящим. – Есть у вас с собой монеты? – Да, миледи, есть. – Порывшись в кошельке, висевшем на поясе, он высыпал мне в протянутую ладонь горсть серебра. Я раздала деньги слугам, сопроводив это действие словами благодарности. – Скажите, сколько я вам должна, – произнесла я, обращаясь к Тюдору. – В этом нет необходимости. Я просто спишу эту сумму на расходы, миледи. У него были темные, как обсидиан, глаза, но приятный голос, мягко чередовавший гласные и согласные звуки, внезапно прозвучал отрывисто и отчужденно. – Благодарю вас, – после секундного замешательства сказала я. – В этом нет необходимости, миледи, – повторил Тюдор. – Это мой долг – следить за тем, чтобы вы ни в чем не испытывали нужды. Зимними вечерами темнеет быстро, и в сгущающихся сумерках я довольно смутно видела его лицо, полускрытое мягкими тенями. Мне показалось, что уголки его губ сурово, почти недовольно опущены – а может быть, это была лишь игра света. Вдруг слева от меня раздался знакомый голос: – Королева Кэт! Идите к нам; я хотел бы услышать ваше мнение по одному очень важному вопросу! Я развернулась и торопливо направилась на зов. Вернувшись во дворец, я посмотрела на себя в зеркало. Щеки мои разрумянились, глаза блестели, и причиной всего этого было не только движение на свежем воздухе. Мои мысли, путаясь, вились вокруг Эдмунда Бофорта. С одной стороны, я не хотела, чтобы он выделял меня среди остальных, а с другой – досадовала, когда он этого не делал. Его остроумные, дерзкие комплименты горячили мне кровь, но потом я находила их слишком смелыми и фамильярными. Меня обуяло смутное, но неотвязное томление: я не могла дождаться рассвета, когда встану с кровати, чтобы провести еще один день с мужчиной, столь неожиданно ворвавшимся в мою жизнь. А затем настало время наполненных событиями дней и долгих ночей. Двенадцать дней веселья незаметно подошли к концу. Наступил канун Рождества Христова, и весь наш замок трепетал в волнующем ожидании. А может быть, трепетала я одна: я не знала, что ждет меня впереди, но пребывала в прекрасном настроении. Вместе с Генрихом мы встречали только одно Рождество, в Руане; это было довольно мрачное религиозное действо, состоящее из традиционных церемоний и большой торжественной мессы. Следующее Рождество (после рождения сына) я провела в одиночестве в Виндзоре. В тот год мы никак не отмечали этот праздник, потому что я тогда еще не прошла обряд церковного очищения после родов. Каких-то радостных моментов из детства, связанных с Рождеством, я также не могла припомнить. Но на этот раз все будет по-другому. В этом году у нас при дворе был Эдмунд Бофорт. Когда мы встретились с ним за ужином в канун Рождества, в комнате царила напряженная атмосфера. Я не чувствовала угрозы или опасности, а словно замерла на цыпочках в тревожном ожидании. – Нам нужен Глава рождественских увеселений[32], – заявила Джоан. Рядом с Яковом она расцвела, точно зимняя роза. – Без него мы не сможем праздновать. Мы вернулись с прогулки вдоль реки и стояли в Большом зале у ревевшего в камине огня, все еще одетые в меховые тяжелые накидки. Я знала об английской традиции – выбирать на эту должность задиристых особ, готовых перевернуть весь мир с ног на голову. – Я буду Главой рождественских увеселений, – заявил Эдмунд, красовавшийся в ярком, подбитом мехом плаще. Из-за этой залихватской позы он чем-то напоминал некое злобное существо из потустороннего мира. – Вы не можете, – поспешно сказала Джоан. – Согласно традиции это должен быть кто-то из слуг, который мог бы свободно над всеми потешаться. Вы для этого не подходите. – Я изменю традицию. – Эдмунд обвел нашу компанию горделивым взглядом. – Кто сможет поднять всех нас на безумные вершины удовольствия лучше, чем я? – Я думал, что это выборная должность, – заметил Яков, дыша на замерзшие пальцы. – Конечно, это языческий обычай, – ухмыльнулся он, – но, живя в этой стране, я уже привык к таким вещам. – Выборная? Я сам себя выбираю! – Высоко подняв брови, Эдмунд обвел присутствующих надменным взглядом в поисках того, кто посмеет перечить его решению, а затем воззрился на меня. – Что скажете, королева Кэт? Позволите ли вы мне отныне стать вашим Главой рождественских увеселений? – Не позволю, – торжественно, в тон ему сказала я и покачала головой; мне показалось, что ухмылка, изогнувшая его губы, выражала даже не недовольство, а раздражение, вызванное тем, что его страстное желание не было исполнено. Эдмунд уже не смеялся. Все пошло не так, как ему бы хотелось, и я – просто из вредности – вдруг решила помешать его планам, что бы он ни задумал. – Вы сами прекрасно знаете, каковы правила, – закончила я. – И вы принудите меня им следовать? – требовательным тоном поинтересовался он, словно считал, что его интонация может меня переубедить. – Вот именно. И без жульничества. Мы все должны соблюдать правила. Я отправила Томаса на кухню, и мы все, сняв плащи и перчатки, перешли в гостиную. Здесь и нашел нас паж; он принес плоский пирог с сушеными фруктами и, широко улыбаясь, поставил его перед нами на стол. Это привлекло всеобщий интерес и вызвало множество комментариев. А еще – нешуточное возбуждение. Поскольку результат предстоящего действа определит ход наших празднований. – Посмотрим, кому посчастливится найти боб, спрятанный в этом пироге. – Эдмунд обнажил свой меч, как будто собирался разрубить пирог пополам. – Можно я его разрежу? Я улыбнулась ему и снова покачала головой: – Я предпочитаю, чтобы это сделал король Шотландии. Яков отреагировал молниеносно: – А я предоставляю это почетное право своей невесте. Она определенно сделает это аккуратнее, чем вы, Эдмунд. И более умело. Не стоит резать праздничный пирог мечом.