— Скажите, товарищ Галамбош, вам знакомо имя Леринца Колечанского? — Того, что жил на углу? Сожалею, знакомо. Хотя лучше бы не знать мне его никогда. Слышал, убили его в пятницу. Нехорошо так говорить, но что поделаешь: узнав о его смерти, я обрадовался, не то что посожалел. Получил, негодяй, то, что заслужил. — Отчего же вы так озлоблены на него? — Потому что это он был злым человеком. — У вас были какие-то личные причины сердиться на него? — Были. И еще какие! Дочь мою своей любовницей сделал. А ведь ей тогда не было еще и семнадцати. Уж и не знаю, как он с ней познакомился. — А вы уверены в этом, товарищ Галамбош? — Совершенно точно. Сначала заметил, что дочь моя стала поздненько домой возвращаться. Стал следить за ней, хотя унизительно это было — и для нее, и для меня. Но только так и установил, что ходит она к Колечанскому. А потом жена мне сказала, что у дочки нашей ребенок будет. Так вот и узнал я о своем горе. Но в то время еще не было такого закона, чтобы к ответу негодяя привлечь. Но жена настояла, чтобы дочь сама обратилась к Колечанскому, попросила бы помочь ей как-то. А путь был один — противозаконный. И тогда этот подонок заявил ей, что он к незаконным методам прибегать не собирается, что он, видите ли, законы уважать привык! А разве законно то, что он с ней, моей дочерью, сотворил? И помочь ей мы не могли ничем. Я тогда на вагоностроительном работал. Зарабатывал только на хлеб насущный. Где уж нам было денег на врача собрать. Ну а там «венгерские события». Октябрь 1956 года. Дочь моя уверовала, что на Западе с этим делом все в порядке будет. Сбежала. Потом получаю известие, что покончила с собой. Там, на этом «счастливом Западе», и похоронили ее. Не знаю даже, где и могилка-то. А вы еще хотите, чтобы я зла на него не имел?! Зеленка ничего не ответил. А Галамбош, немного помолчав, продолжал: — Подлым подонком он был всегда. Таким до смерти своей и остался. Ведь что значили для него несколько сотен форинтов, чтобы выручить дочку мою из беды. Наверняка были у него и знакомые врачи. Мог он бы спасти мою дочь, да не захотел сделать этого. Отсюда моя ненависть к нему. Это он обрек ее на погибель. А у меня отобрал самое дорогое, что у нас с женушкой было. В жизни нашей. Лишил нас и дочери и внуков, которых теперь у нас уж никогда не будет. Лишил радости стать дедом. Так вот из-за него, подлеца, и поселились с нами под одной крышей горе да печаль… — Ну за смерть вашей дочери он не в ответе, — возразил Зеленка. — Как это не он? А кто же еще? Кто довел ее до самоубийства? Да я уверен, что это он и на Запад-то ей бежать помог. Деньги на это дал. Иначе где же могла дочка взять денег на дорогу? Она же во всем и слушалась только его, а не нас с матерью. — Ну а в остальном какое ваше мнение о Колечанском? — Негодяй он был. Подлец до глубины души. Одно слово — стяжатель. Всех обирал, кто только к нему в руки попадал. Скажу вам всего один пример. В сорок шестом году я, помню, до ручки дошел, ботинки с ног сваливаются. А знал, что Колечанский втихаря кожами спекулирует. Обратился к нему, дайте, говорю, сосед, кожи на пару подметок. А он мне: что, говорит, вы мне взамен дадите? Дам, говорю, деньги. Сколько запросите. А он как заржет, негодяй. Вы что же, говорит, решили, что я идиот? За какие-то жалкие бумажки дорогую кожу вам на подметки отдать? Нет у меня ни золота, ни долларов, отвечаю я ему, а он: «Зато есть руки. Сад можете мне вскопать». И вот вдвоем с Кечкешем мы ему весь садовый участок вскопали. А там соток тридцать. Три дня с рассвета до темноты спины не разгибая работали. Так он мне, правда, за это пару подметок дал. Но даже куска хлеба не добавил. Хотя у самого еды было тогда невпроворот… Так что за сорок часов тяжелого физического труда пару подметок и заплатил мне. — Скажите, пожалуйста, товарищ Галамбош, в пятницу вечером вы где были? — Как и каждый вечер, я и в пятницу у себя в саду работал до темноты. Потом поужинали, спать легли. — Может это кто-нибудь еще подтвердить? — Конечно. Соседи ко мне заглядывают. Обычно разговариваем с ними. Если хотите, позову их сейчас сюда. — Нет, зачем же, — отмахнулся Зеленка. — Но вот говорят, что вы якобы угрожали Колечанскому. — Уж не меня ли подозреваете в убийстве? — Не больше, чем любого. Как вы считаете, были у Колечанского враги? — У богатых людей всегда есть враги. Обычно в их собственном кругу. Мы — рабочие люди, в нас, если закипит гнев, ну смажем обидчику пару раз по морде. Но мы никого не убиваем. Даже если бы заставляли. А господа, это у них всегда было главное занятие — убийство! Так учит история. И я, как человек уже пожилой, могу дать вам совет, товарищ Зеленка? — Давайте. С удовольствием выслушаю. — Если действительно хотите найти убийцу, ищите среди богатых! Среди их сынков ищите. Потому что богатство — оно такое дерево, на котором только ядовитые плоды растут. Словом, ищите среди так называемых господ. Убить — явно или тайно, — заставлять до смерти работать, меньше платить или морить голодом, или организовать войну, или повести людей на эту войну — это главное занятие господ. Сколько существует жизнь на земле. Среди них ищите преступников! Вот вам мой совет… Во вторник утром следственная бригада собралась на короткое оперативное совещание. Геленчер во главе стола разложил перед собой докладные записки, протоколы. — Капитан Зеленка, а твой доклад где? — Не успел перепечатать. Поздно вернулся домой. — Товарищи, прошу вас докладывать конкретно, без лишних слов. Только то, что относится к делу, — попросил Геленчер. — Да докладывать-то пока еще нечего, — первым взял слово Коложи. — Известно только, что Леринц Колечанский не выигрывал крупных сумм ни в лотерею, ни на тотализаторе. Один из своих земельных участков в городе он продал частями в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Два других вместе с находившимися на них домами передал государству. За пятьсот тысяч форинтов, которые ему выплатил в виде компенсации наш городской совет. Полученные деньги он использовал для всяких подпольных афер, в частности, для спекуляции автомобилями. Вторую же половину денег он истратил на открытие собственной мастерской по ремонту автомобилей. Более подробно об этих фактах я пока не могу доложить. — Поэтому я и не назначал вам конкретного срока для окончательных выводов, — заметил Геленчер. — Сабо? — Янош Колечанский-старший, Радачине и Паланкаине, сестры и брат убитого, живут в нормальных материальных условиях. Долгов у них нет. В моем письменном докладе подробно сказано об источниках их доходов. Выявить какие-то нелегальные аферы не удалось. Но даже за это короткое время было установлено, что никаких кредиторов, срочно требующих оплаты, у них тоже нет. О сыне Яноша Колечанского у руководства предприятия, где он работает, и у коллег мнение хорошее. — А вы интересовались на работе относительно Балинта Радачи? — Нет. — Пастор? — Нашей задачей было установить связи Леринца Колечанского с женщинами. Мы пока выявили только несколько имен. Они перечислены в нашем докладе. С некоторыми женщинами я уже разговаривал. Как и следовало ожидать, все они отрицали интимную связь с убитым. Я понимаю, что мои результаты ничтожны, по прошу принять во внимание, что у нас на это расследование был всего только день. Геленчер утвердительно кивнул головой. — В протоколе допроса супругов Кечкешей фигурирует несколько имен, которые могут вам пригодиться. В остальном Кечкеши повторили то же самое, что они уже рассказывали в субботу. — Зеленка, твой черед, докладывай. — У меня тоже в распоряжении имелся всего один день. Я должен был проверить алиби у потенциальных наследников. Я поговорил со всеми шестерыми. Поинтересовался на работе у Балинта Радачи, заходил на квартиру, где он живет. Выяснил, что у Колечанского-старшего совершенно неуязвимое алиби. Но Колечанский — охотник. У него есть охотничье ружье. Сотрудниками по охране характеризуется как честный, откровенный человек. Председатель кооператива с первого дня его основания. Был партизаном во время войны… — Кавалер ордена «За социалистическое отечество» и других наград, — добавил Геленчер. Немного подумав, посоветовал: — И все-таки его охотничье ружье тщательно осмотрите. — Есть алиби и у Михая Галамбоша, — продолжал Зеленка. Вечером в пятницу он работал в своем саду до темноты, то есть до восьми часов вечера. Оснований сомневаться в его словах нет. Соседи положительно высказывались о нем. Между прочим, совершенно необязательно, чтобы Галамбош мстил Колечанскому за смерть своей дочери. Пятнадцать-то лет спустя?! Я убежден, что преступление совершил не Галамбош. Алиби двух сестер убитого подтвердить нельзя. Нет алиби и у Мартона Силади, который ухаживал за Литваи, невестой убитого. Силади утверждает, что в пятницу вечером гулял по городу. В прошлом месяце у него была ссора с Леринцем Колечанским. Однако причину этой ссоры он назвать отказался. Грубоватый, сухой, замкнутый человек. С покойным Колечанским они познакомились полтора года назад во время рыбалки. В понедельник Силади ездил в Веспрем… В Веспрем в тот же день ездил в служебную командировку и Янош Колечанский-младший. Это старательный молодой человек, любит свою работу. Недавно, женился, живет в доме своих родителей, но осенью получает от горсовета квартиру. О богатстве дядюшки не знал. Не охотится, марок не собирает. Утверждает, что вечером в пятницу они с женой были в кино. Но доказать этого не может. У него есть прогулочный костюм светло-коричневого цвета, из отворота которого вырван клок материи… — Итак, можно сделать вывод, — подвел итог Геленчер, — что за исключением Яноша Колечанского и Михая Галамбоша, мы пока никого не можем вычеркнуть из списка подозреваемых. Даже сестер убитого. Продолжай, Зеленка! — Убийство Колечанского по всем признакам совершено мужчиной, — сказал Зеленка. — И скорее всего это сделал Балинт Радачи. Есть много оснований думать так. Сначала перечислю возможные материальные мотивы данного преступления. Со смертью Леринца Колечанского Балинт Радачи стал бы одним из возможных наследников большого богатства убитого. Поскольку он вырос в доме покойного, он наверняка рассчитывал, что после смерти бездетного богача он наследует все имущество. Или хотя бы часть его. В марте, однако, ему стало известно, что дядя собирается жениться и завещать имущество своей будущей супруге. Так что Радачи пришлось бы смириться со страшной для него перспективой остаться по гроб жизни простым шофером. И тогда он решил не упускать богатства и убил своего дядю до того, как тот успел составить завещание. Это материальный мотив. Но, пожалуй, не менее важны и мотивы психологические. Мы знаем, какой образ жизни вел Леринц Колечанский: не работая, жил в полном довольстве, имел все, что пожелает. Мать Балинта Радачи сама говорит, что благодаря стараниям дяди ее сын сделался таким же жадным до денег, как он сам. И свидетели это подтверждают — ловкач, работать не любит, мечтает о собственной автомашине и богатой беззаботной жизни. — Ну, такой жизни многие хотят, — усмехнулся Пастор. — Это еще не преступление. Но Зеленка, бросив на него возмущенный взгляд, продолжал свое: — Возникает вопрос, почему Радачи переселился из дома своего дяди, хотя там с женой они могли бы жить, имея не только бесплатную квартиру, но и полное обеспечение. Можно почти наверняка сказать, учитывая замашки Леринца Колечанского, что богатый дядюшка попытался склонить молодую Радачи к интимным отношениям, может, даже не без успеха. В результате Радачи сбежал из дома своего дяди. Но, и переехав, продолжал навещать богатого родственника в расчете на его имущество. В целом же я таким образом аргументирую все мною сказанное: Балинт Радачи легкомысленный малый, обременен долгами, даже за квартиру нечем платить. Для совершения убийства он возможности имел. Из всех членов клана Колечанских он один знал привычки своего дяди, поскольку более двадцати лет прожил в его доме. Мне кажется примечательной деталью, что Радачи перед отъездом на отдых заехал проститься только с дядей. Не с матерью! Далее следует учесть, что из всей семьи он один знал о намерении дяди жениться, равно как мог знать, что тот собирается переписать все имущество на свою новую жену. А какое алиби он себе подготовил! — Это уж точно! Алиби что надо! Комар носа не подточит, — вмешался Геленчер. — В пятницу вечером в доме отдыха металлургов на Балатоне проводили вечер знакомства вновь прибывших отдыхающих. Это точно в то самое время, когда совершилось убийство. По меньшей мере двадцать человек помнят, что Радачи был на этом вечере. Все недоуменно переглянулись. — Так что, — нахмурился Геленчер, — не мог же он в одно и то же время находиться и в доме отдыха, и в другом городе, вблизи особняка убитого? Так не бывает. И потому мне кажется, что Радачи нужно вычеркнуть из списка подозреваемых. — Геленчер неодобрительно посмотрел на Зеленку. — Мой тебе совет, Зеленка: хватит подкреплять свои версии неподтвержденными «фактами». Так мы будем только время попусту терять… Ну ладно, продолжим совещание. Деметер, у тебя есть о чем доложить? — Мы еще не получили заключение наших экспертов. И вообще срок нам назначен — 28-го. — К пятнице сделай, пожалуйста, следующее, — сказал Геленчер, — у Яноша Колечанского-старшего есть охотничье ружье. Как принято в таких случаях, вызови владельца для проверки и вместе с экспертом по оружию проведите пробную стрельбу. И еще последний вопрос к тебе, капитан Зеленка: кто из имеющихся у нас в списке лиц потерял железнодорожный билет? — Уже установил. Мартон Силади. А Янош Колечанский-младший, который тоже ездил в Веспрем, свой билет должен был приложить к отчету по командировке. — Ты спрашивал его об этом? — Нет. — Проверь! — Понял, — произнес удрученный Зеленка. — У меня ничего нового нет, — сказал Зеленка на оперативном совещании утром в пятницу. — Но вот Деметер хочет сообщить о нескольких важных моментах. — О трех моментах, — уточнил Деметер. — Скажу также, что заключение по экспертизе осколков стекла и химический анализ еще не готовы. Однако трассолог и эксперт по оружию свое мнение уже высказали. Так вот, во-первых, экспертиза считает, что оба отпечатка ноги слишком, как бы это сказать, совершенны, что ли, для обычных следов. Нет на них размытых краев, как это бывает обычно. Особенно на первом следе. Фотографии не оставляют сомнения, что края обоих следов неправдоподобно четкие. Поэтому прежде, чем сделать окончательный вывод, мы решили провести следственный эксперимент с целью установить, каким образом мог возникнуть такой «идеальный» след. — Интересно, — пробормотал Геленчер. — Ну что ж, считаю ваш план верным. — Другой важный момент связан с пулей, найденной под книжным шкафом. Баллистик настаивает на том, что пуля эта попала под шкаф не в результате выстрела из оружия. Однако выяснилось, что за несколько недель до совершения убийства один из соседей и чета старых Кечкешей слышали в доме какой-то выстрел вскоре после наступления темноты. К сожалению, они не могут точно вспомнить день. — Мы ожидаем от вас фактов. Точных и недвусмысленных выводов, однозначных утверждений, а не догадок, основанных на богатом воображении, — заметил Геленчер. — Далее я хочу доложить, что получено заключение экспертизы охотничьего ружья Яноша Колечанского. — Деметер сделал паузу. — Пуля, найденная под книжным шкафом, была в свое время выпущена именно из этого ружья. И стреляная гильза, которую нашли возле изгороди, тоже подходит к этому же ружью. Тут уж все сомнения исключаются! Присутствующие были поражены. И больше всех Зеленка, а Пастор от удивления даже присвистнул. — У нас имеются фотографии пули и гильзы. Вот ознакомьтесь, — предложил Деметер. Собравшиеся просмотрели фотоснимки, сравнили их. Нет, эксперт по оружию не ошибался. — На ружье, — добавил Деметер, — мы нашли отпечатки пальцев только Яноша Колечанского.