— Неправда. Я слушаю, — встряхнулся от своих раздумий Зеленка. Геленчер, пожав плечами, продолжал. — …Мы, однако, не вправе отбросить и другое предположение: кто-то подкинул в окно опасную для жизни «батавскую каплю». Она стукнулась о стол или о напильник и взорвалась. Эту версию подтверждают обнаруженные в саду под окном следы. Какая из двух гипотез правильная — ответ на этот вопрос мы, к сожалению, не находим и в заключении экспертов. — Я принимаю заключение экспертов, — нарушил молчание начальник управления. — И мне не остается ничего другого, как признать, что Колечанский скорее всего случайно отломил хвостик «капли». В момент взрыва в руке у него находился напильник. Я не могу одобрить такой тенденции в деятельности следователя, когда он обязательно хочет найти преступника. Если мы не убеждены твердо, что совершено преступление, нам никто не приказывает, никто не заставляет тратить время на поиски несуществующего убийцы. В данном случае наши сомнения вполне обоснованны. Конечно, могло быть и так, что кто-то вбросил в окно эту странную «каплю». Но теперь я пришел к выводу, что просить разрешения продолжать следствие на основании вскрытых нами до сих пор фактов бессмысленно… — Да, но возникли новые обстоятельства и новые факты… — нарушая дисциплину, перебил начальника Пастор. Поймав на себе строгий, осуждающий взгляд начальника, он испуганно замолчал. — Ну что ты умолк? Давай, давай! — сказал начальник, хотя он был явно недоволен тем, что его перебили. — У Леринца Колечанского есть еще и внебрачный сын, — сказал Пастор. — Парень двадцати лет. Покойный Колечанский все эти двадцать лет по суду платил на его содержание алименты. У меня еще не было времени переговорить с матерью ребенка. Звать молодого человека Леринц Фодор. — Значит, все-таки есть генеральный наследник?! — вскричал Геленчер. — Или главный подозреваемый?! — добавил, оживившись, Зеленка. — Сегодня после обеда я отправлюсь к матери этого молодого человека. А если удастся, поговорю и с ним самим, — сказал Пастор. — Коложи, а как велико наследство, оставшееся после смерти Колечанского? — поинтересовался Геленчер. — Официальная опись имущества уже начата, но еще не закончена. Стоимость дома, обстановки, участка в тридцать соток, по предварительной оценке, составляет около полутора миллионов форинтов. Сумма вкладов в сберкассе известна. Специалисты по филателии еще не оценили коллекцию марок. Потому что коллекция эта большая и очень ценная, стоит больше миллиона форинтов. — Словом, общая сумма приближается к семи миллионам форинтов? — уточнил Геленчер. — Да, примерно. — Теперь выслушайте новое задание: нужно выявить, кто из специалистов по стеклу мог изготовить «батавскую каплю». Поручаю это Коложи и Сабо. Зеленка, через несколько дней возвращается домой твой дорогой подозреваемый, переменил тон Геленчер. — Им ты и займешься. — Балинтом Радачи? — Угадал, — подтвердил Геленчер. — Но о других делах, находящихся в производстве, тоже не забывайте, — предупредил начальник. — Повторяю: через две недели вы либо докладываете о результатах, либо мы закрываем дело. Поскольку я больше разрешения на продолжение следст ия просить не буду. Есть еще интересные факты о Леринце Колечанском? — Пастор, твое мнение? — спросил Геленчер. Пастор разложил перед собой на столе заметки и, поразмыслив немного, сказал: — Убитому Леринцу Колечанскому в начале войны было двадцать лет. Его отцу удалось освободить сыночка от призыва в армию. Пока жив был отец, он следил за сыном строгим отцовским взглядом. Заставлял работать. По показаниям многих свидетелей, Леринц много лет водил машину отца, изучил во всех тонкостях автомобиль. Это ему впоследствии очень пригодилось. В кругу знакомых отца, довольно-таки широком, они нелегально скупали сырые необработанные кожи. Отец отдавал их выделывать на кожевенные заводы своих знакомых. Часть продукции он продавал по спекулятивным ценам, а большую половину кож спрятал в подвале и замуровал гладкой кирпичной стеной. Раз в неделю молодой человек имел выходной. В сорок четвертом году родители Колечанского находились в бомбоубежище, когда туда попала бомба. После их гибели Леринц Колечанский наследовал коммерческое предприятие отца, дом, коллекцию марок и спрятанные в подвале кожи. А поскольку он и раньше вел дела отца и распоряжался землей всей семьи, то, по существу, он и стал полномочным хозяином всего имущества клана. Старший брат его, Янош, еще до смерти отца попал в плен, и вся работа по коммерческому руководству фирмой теперь легла на плечи Леринца Колечанского. Впрочем, работы было немного, и он ее поручил своему помощнику. А сам Колечанский, освободившись теперь из-под родительской опеки, пьянствовал и гулял с офицерами и такими же богатыми молодыми людьми, как он сам, которые наводняли в то время его дом. Молодой богатый мужчина. Беспрерывные бомбежки, приближающийся фронт, неопределенность судьбы — все это способствовало тому, что он проводил свой дни и главным образом ночи в оргиях и гулянках. Как рассказывают Кечкеши, покойный Колечанский в последние месяцы сорок четвертого года, перед тем, как в город вошли советские войска, дома-то и ночевал всего одну-две ночи. — Немножко пространный доклад, — заметил начальник. — Попробую сформулировать покороче, — согласился Пастор. — После освобождения города Колечанский притих, залег в берлогу. В 46-м он женился. Взял в жены дочь одного из самых крупных богатеев в городе. Невеста в приданое получила от отца большой городской доходный дом в шестнадцать квартир. Привыкшая к развлечениям, она, выйдя замуж, все равно, как и прежде, продолжала веселиться. Когда не было дома мужа — с другими. Одной ей было скучно. Остальное можете себе представить. Развлекалась где могла: в «Белой лошади», дома, в постели — когда было с кем. Ну а тут произошел переворот во внутренней политике страны. Политическая деятельность Леринца Колечанского закончилась. Подвалы опустели, а вскоре национализировали и его фирмы — по торговле кожами, аптеку, дом на Мельничной улице, доходный дом его супруги о шестнадцати квартирах. Словом, закончились гулянки до утра на улице Арпад. Колечанский пришел к выводу, что жена больше не помощница ему, а скорее обуза. Но молодая супруга не могла, да и не хотела порывать с прошлыми своими развлечениями. Тогда Колечанский решил развестись с ней. Что же делает крупный буржуа в такой ситуации? Систематически не приходит домой по ночам. Не возражает, что и жена приводит домой своих дружков и любовников. Но однажды поздно ночью, в нужный момент, он заявился домой, где и застал жену с любовником. Проводил молодца за ворота, потом сложил в чемодан женины вещички и все, что осталось из ее драгоценностей, да и выставил ее за ворота. В два часа ночи. На мороз. И очутилась она среди ночи на улице. А утром на рассвете узнали, что их хозяйка бросилась под трамвай. Где-то в подворотне и чемодан ее нашли… …И стал Колечанский снова холостяком. А было ему тогда двадцать восемь. Выправил себе патент на открытие авторемонтной мастерской. Приспособился к новым условиям жизни в нашем обществе. Ну, конечно, мужчине в таком возрасте нужна женщина. У Леринца Колечанского после смерти жены были связи со многими женщинами. Но это все были непродолжительные романы… …Я начал опрос с двух весьма интересных женщин, которые еще помнили Колечанского. Обе признались: знали его, ну и что? О себе тоже не распространялись. После долгих уговоров назвали еще несколько имен, но с явным удовольствием обозвали их шлюхами и другими подобными эпитетами. Навестил этих. С тем же результатом. То есть без результата, — повторил Пастор задумчиво. — Все они свое близкое знакомство с Колечанским отрицали. В общей сложности мне удалось выявить около четырнадцати женских связей убитого. Все женщины удивились его смерти и явно сожалели, что теперь их связь с Колечанским прервалась окончательно. Хочу спросить: может быть, нам допросить нескольких из них официально? — Нет, давайте не будем беспокоиться без надобности, — быстро возразил начальник управления. Через два дня после допроса обоих Колечанскпх Эстер-младшая позвонила капитану Зеленке и пригласила его к ним в дом на чашечку кофе, сказав, что родители хотят поближе познакомиться с капитаном в неофициальной обстановке. Зеленка обрадовался приглашению; девушка нравилась ему. Но когда он явился в дом Колечанских, Эстер огорошила его не очень разумным предложением отыскать следы от ботинок Колечанского-старшего в лесу. Сначала следователь хотел решительно отказаться от этой фантастической затеи и про себя уже повторял возражения, которые он сейчас выскажет. Во-первых, с тех пор, когда Колечанские собирали в лесу грибы, прошло больше трех недель. За это время несколько раз шел дождь, были сильные ветры, начала подниматься молодая трава и зазеленели деревья, поэтому почти невозможно отыскать в лесу такие давние следы. Но по мере того, как он в уме перебирал все свои доводы, он должен был признать, что в рассуждениях Эстер Колечанской была известная логика. Ведь на ботинках обнаружены остатки болотистой почвы. Это уже какая-то определенность. Так почему же не попробовать? Тем более что для самого Зеленки это была редчайшая возможность поближе познакомиться с семьей девушки. Да и сделать это не составляло труда: капитан в этот день был свободен от службы. Пока у них шел разговор с Эстер, пришла с работы хозяйка дома и пригласила Зеленку отужинать вместе со всеми. Зеленка принял и это приглашение. Словом, засиделся он у Колечанских. На сей раз до позднего вечера. Лишь часов в одиннадцать спохватился, подпрыгнул как ужаленный на стуле и, извинившись за столь долгий визит, поспешил откланяться. — Здесь у нас как раз был бивак. Сало жарили на палочках, — объяснил Колечанский-старший на следующее утро, когда они прибыли в лес под названием «Большое болото». Зеленка осмотрелся вокруг. Кромка леса тянулась перед ними в дюжине метров, отороченная кустами шиповника. Вдоль опушки пролегала проселочная дорога. По другую сторону проселка, далеко, насколько видел глаз, тянулось едва зеленеющее кукурузное поле. — Ну и как мы пойдем дальше? — спросил он. — Давайте развернемся в цепочку… — Вот сюда я и вышел из лесу в прошлый раз! — вдруг обрадованно воскликнул Колечанский-старший. Все поспешили к нему. Здесь поле острым клином врезалось в край леса. От опушки из кустов шиповника лес отделяло небольшое, в несколько метров, болотце. — Помню я и это болото. Я его тогда по краю обошел. Только оно, помнится, в то время побольше было. А мне не хотелось еще раз возвращаться в глухой лес, и я стал забирать левее, — объяснил он. Колечанские и с ними Зеленка перебрались через болото по узенькому перешейку, на котором теперь курчавилась молодая кукуруза, а дальше им все же пришлось идти по невспаханной, хлюпающей под ногами, покрытой редкой травой луговине. Тут-то они и наткнулись на следы ботинок Яноша Колечанского, глубоко впечатавшихся в черную зыбкую болотистую землю! Они внимательно осмотрели вмятины в земле. — Отец! Вот он, твой след! Смотри! — позвал отца Янош-младший. Все сразу сгрудились вокруг него. Зеленка и Колечанский-старший принялись разглядывать след. — Что ж, похоже, что это он и есть, — несколько неопределенно протянул Зеленка. — Ясное дело, мой след, — подтвердил Колечанский. — Оттуда я шел, — кивнул он головой назад. — Но кукурузы я, конечно, не припоминаю. Ее, видно, позднее посеяли. А дальше я во: туда поддел… Они шли, придерживаясь следов, по кромке поля. Державшиеся впереди Зеленка и Янош-младший одновременно заметили на земле след, забрызганный чем-то белым и уже наполовину укрытый сочными молодыми листьями одуванчиков. — Вот это-то нам как раз и надо! — обрадованно вскричал теперь уже Колечанский-младший. Зеленка же молча наклонился к следу, осторожно взял двумя пальцами немного белых крошек, смешанных с землей, и стал внимательно разглядывать их. — Гипс! — определил он и улыбнулся остальным. — Ну знаете, скажи мне кто — ни за что бы не поверил! Это же какой счастливый случай, что след сохранился в таком виде больше трех недель. Прямо как в сказке. — Он наклонился и нагреб в целлофановый мешочек с пригоршню земли и рассыпанного вокруг следа гипса. — Ну что ж, это все мы теперь очень внимательно изучим! — А вы не верили, что мы что-то найдем? — спросила Эстер. — Честно говоря, нет, — подтвердил Зеленка, взглянув на девушку. Попросив у Илдико ее фотоаппарат, он сделал несколько снимков следа в разных ракурсах. После столь счастливой находки можно было вернуться к исходному пункту и, как три недели назад, разбить бивак. Весело запылал костер, но пока участники прогулки еще не принялись жарить над огнем сало на прутиках, Зеленка решил задать кое-кому несколько уточняющих вопросов. Начал он с Колечанского-старшего. — Вспомните, во время вашей прошлой прогулки никого чужого поблизости не было? — Был, помню, какой-то человек, у него еще шляпа приметная — зеленая с фазаньим пером. Мы его несколько раз видели, — сказал Колечанский-старший. — Нам даже странным показалось — чего он все возле нас трется? Лес-то большой! — добавила Илдико. Зеленка покивал головой. Потом он снова вернулся взглянуть на болотце, находившееся на расстоянии пятидесяти метров от них, за поворотом проселочной дороги. — И молодые Радачи все время с вами были? Они не отставали, когда все пошли в лес? Молодой Колечанский сразу же понял, куда клонит Зеленка. — У Балинта не было при себе никакого гипса. Это совершенно точно. Мы же со станции с ним вместе отправлялись. Зеленка закончил свои расспросы. Каждый подыскивал себе подходящий прутик, чтобы жарить над огнем кусочки сала. Пламя вспыхнуло ярче, и все расселись вокруг костра, предвкушая вкусную и веселую трапезу. Как следует отдохнув и отведав пахнущего дымом аппетитного кушанья, все дружно встали, убрали за собой мусор, а остатки пищи сложили в сумки. Потом затоптали костер и закопали в землю тлеющие угли. — Ну что, теперь пошли собирать ландыши? — предложила Илдико. И, сопровождаемая мужем, двинулась в сторону леса. — Пойдем и мы. Пособираем цветов, — сказала, не смея обратиться прямо к Зеленке, Эстер. Тот с готовностью вскочил, и они скрылись за высокими зарослями шиповника. У кострища остались только муж и жена Колечанские-старшие. «Чего мешать молодым?» — подумал отец и с удовольствием растянулся на траве. Через полчаса молодежь вернулась из леса — сразу всей гурьбой, веселые, с букетами цветов в руках, красивые, раскрасневшиеся. Колечанский залюбовался детьми. А во вторник утром, на оперативке, Геленчер предоставил первое слово Пастору. Тот доложил: