— В чем вопрос, а? Из телефонограммы я не очень понял. Бауэр сел. В скольких креслах, в скольких кабинетах довелось ему сидеть за годы службы? Надо сосредоточиться. Он коротко, не вдаваясь в подробности, изложил свое дело. — В общем, нас интересует, мог ли доктор Браун, работая у вас в полку, присвоить пистолет. Да или нет? Подполковник Ройс покачал головой. — Легальным путем — безусловно нет. Да я и представить себе не могу, зачем бы товарищу Брауну это делать. Ваша оценка прямо-таки удивляет. Он производил на меня совершенно иное впечатление. Очень инициативный, корректный в вопросах службы офицер, с высоким чувством ответственности, целеустремленный, всегда, как говорится, «готовый к бою». Мы весьма ценили его. У Бауэра закралось недоброе чувство, что дело становится все запутаннее. Его информация о Брауне была сплошь негативна, и вдруг — такое. Подполковник вызвал майора Хёрнига. — Товарищ Хёрниг, — сказал он, когда тот сидел напротив них, — напомните-ка, что там была за история с пистолетом, лет пять назад. Ведь вы тогда проводили расследование. Не забыли еще подробности? — Это было пять лет назад на осенних учениях в Рудных горах. Мы несколько недель стояли в лесу, жили в палатках, в землянках — словом, все как положено. Само собой, в такое время года были и больные. Я хорошо помню страдальцев, которые мучались зубами, их каждый день на грузовике возили в ближайший город на лечение. Полковой врач у нас был, доктор Браун, по ведь он не стоматолог. Он отвечал за медперевозки и почти всегда лично сопровождал больных. Мы просто диву давались, как у него сил хватает. К тому же неизменно приветлив, ко всем без исключения. Мне иногда казалось, что он вообще не спит, ну разве что по дороге, в машине. Где бы я ни появлялся в ходе учений, доктор был там же. Пистолет, о котором вы спросили, исчез во время одной из поездок к стоматологу. По возвращении от врача один унтер-офицер — танкист хватился своего пистолета. Он брал оружие с собой, это точно, только не мог сказать, где оно потерялось — по дороге туда или на обратном пути. Мы все обшарили. Вместе с доктором Брауном. Но ничего не нашли. Возможно, пистолет выпал из кобуры и сквозь щели кузова выскользнул на шоссе. Кто-то его поднял и взял себе. — Если я вас правильно понял, товарищ Хёрниг, в поисках участвовал тогда и доктор Браун? — спросил Бауэр. — Совершенно верно. Он тогда еще раз проделал весь путь, но тоже ничего не нашел. — Вы уверены? — Вполне. — Спасибо, — сказал командир полка. — Можете идти, товарищ Хёрниг. Когда дверь за майором Хёрнигом закрылась, Ройс обернулся к Бауэру, который делал какие-то пометки в блокноте. — Нет, как хотите, а ваша характеристика доктора у меня в голове не укладывается. Я в самом деле знаю его другим. Не иначе как он в корне изменился за те три года, что я его не видел. Расскажи я об этом жене, она мне просто не поверит. Сколько он возился с нашей дочерью, девочка-то без конца болела. Всегда приходил, даже среди ночи, когда она упала из кроватки и поранила голову. Или взять, к примеру, учения. Браун всегда был на месте, день и ночь, всегда приветливый, спокойный. Помню батальонные стрельбы, мы тогда почти двое суток были на ногах, и меня свалили сильнейшие желудочные колики. Не знаю, представляете ли вы себе, что такое работа на стрельбище? Все должно идти как по маслу, без сучка без задоринки. Вдобавок мы стреляли боевыми снарядами. От таких учений фактически зависит годовая оценка наших успехов. Поэтому мне, как командиру, нельзя было выйти из строя. И Браун назначил какие-то уколы. По ходу учений ему приходилось постоянно реорганизовывать медицинское обеспечение, тем не менее он успевал каждые два часа наведаться ко мне — а ведь найти меня было отнюдь не легко! — и расспросить о самочувствии. Работать Браун и сейчас любил. Только вот приветливость начисто исчезла. — Как вы это себе объясняете? — спросил Бауэр. — Лучше поговорите с нашим теперешним полковым врачом, капитаном Вайсом. При Брауне он заведовал у нас санчастью. Думаю, кое-что он объяснит вам точнее меня. Бауэр поблагодарил. — Тем не менее еще вопрос: почему Браун уволился из армии? — О том и речь. Сожалею, но больше ничего не могу вам сказать. Надеюсь, мы хоть немного сумели вам помочь. Бауэр пожал руку командиру полка и в сопровождении рядового Домбровского отправился в санчасть. Кругом царила обычная предобеденная суета. Отделения и взводы шагали в столовую, одиночки над ними подсмеивались. На плацу отстающие отрабатывали военные артикулы, группа спортсменов бегом направлялась к бане. В санчасти шел ремонт. Коридор был заставлен мебелью, на перемазанных, пятнистых одеялах — банки с краской. Запах свежей краски, олифы, дезинфицирующего раствора. Санитары перетаскивали вещи. На Бауэра никто даже внимания не обратил. Полковой врач Вайс ростом вполне мог посоперничать с обер-лейтенантом Гайером. Вытянув журавлиные ноги, он сидел напротив майора. — Я знаю товарища Брауна много лет, — начал он, выслушав несколько лаконичных вопросов Бауэра. Под окном маршировали солдаты, раздавались команды. — Мы вместе учились в Грайфсвальде на военно-медицинском отделении, жили в одной комнате, а это, что ни говорите, сближает. У нас даже поговорка была: мы знаем друг о друге столько, что можем до конца дней один другого шантажировать. Впрочем, о таких вещах в вашем присутствии упоминать не стоило бы. Или вы к этому не станете придираться?.. Тем не менее я со спокойной совестью заявляю, что Браун не способен причинить кому-либо зло. Бауэр не перебивал, спокойно слушал. Капитан предложил ему сигарету. — Браун прекрасный специалист, — продолжал он. — Среди студентов был одним из лучших. Всем нам здорово помогал, а вот в личных своих делах часто бывал совершенно беспомощен. Четыре года назад от него ушла жена, он не сумел ее удержать. Не было у него для жены времени. Браун допустил весьма распространенную ошибку: он знал только работу, полностью забывая о личном. И детей не хотел заводить, пока… ну да вам такое не в новинку. Обошлось без громкого скандала. Но Браун воспринял эту историю крайне болезненно. Взял отпуск и скрылся с глаз. На работе он появился лишь через неделю. Вроде так и просидел все эти дни безвылазно в квартире. Даже мне ничего не рассказал. И вел он себя по-прежнему, разве что молчаливей стал. Мне, во всяком случае, так показалось. Эта история в какой-то мере объясняла, почему о Брауне бытуют столь разные мнения, объясняла и инцидент в ресторане. Но снимала ли она с него подозрение? — В тот год на Брауна еще одна беда свалилась, — продолжал капитан. — Через несколько недель после ухода жены он серьезно захворал. Вначале желудок слегка побаливал, потом начались рези. Он молчал, пока терпеть стало невмоготу. Тогда я сделал ему рентген. И что же? — спросил Бауэр. — Рак! Совершенно однозначно. Мы уговаривали его немедленно лечь на операцию. А он пи в какую. Конечно, насчет диагноза он быстро все понял. Наши обманные маневры ни к чему не привели. Он по собственному желанию уволился из армии — в принципе это лишний раз подтвердило правильность его подозрений, ведь кто-кто, а он, полковой врач и член медицинской экспертной комиссии, отлично знал, как трудно инициативному офицеру досрочно уйти из армии. С ним же все решилось буквально в считанные дни. — А какого вы мнения о нем теперь? — Я не видел его два с половиной года. — Странно. Вы его друг, вместе учились и работали, знаете, что он тяжело болен, и совсем о нем не тревожитесь! Почему? Долговязого капитана как будто задело за живое. Бауэру казалось, что он хочет увильнуть от ответа. Он молча смотрел на майора, потом устремил взгляд мимо него, в окно. — Почему? — повторил Бауэр. — Я обязан отвечать? — Нет. Но мне нужно получить точное представление о докторе Брауне. Здесь может пригодиться буквально все. Поэтому, если вы ответите, я буду вам очень благодарен. — Ладно, в конце концов мне скрывать нечего. Браун разорвал со мной отношения. — Почему? — опять спросил Бауэр. — Теперь я просто обязан задать еще несколько вопросов. — Думаю, тут две причины. Во-первых, Браун решил более не поддерживать отношений с людьми, которые знали его здоровым. Не хотел, чтобы мы стали свидетелями его кончины. У людей активных, ответственных такое не редкость. Им стыдно перед окружающими за свою слабость, хотя они в ней не виноваты… Но в данном случае, по-моему, важнее вторая причина, чисто личная: два года назад я женился на его бывшей жене. 11 Капитан Кёрнер в который раз перелистывал тоненький скоросшиватель с личным делом Вернера Креснера и пухлую папку с протоколами допросов. Молодой двадцатичетырехлетний парень — только вчера он искренне радовался, что его так удачно оперировали, использовав РМ-089, и гордился своей ролью «подопытного кролика», а сегодня, холодный, окоченевший, лежал в морге. Кёрнеру не нравилась эта фраза, особенно ее жутковатый подтекст, но она врезалась в мысли и возвращалась снова и снова. С ума можно сойти. Молодая, вполне нормальная, обыкновенная жизнь внезапно оборвалась. Креснер закончил десятилетку, потом выучился на токаря и уже шестой год работал на том же заводе, где проходил подготовку. Все у него шло гладко, без эксцессов. Увлекался футболом, играл за окружную команду второй лиги, показал себя там как отзывчивый, добрый товарищ. Девушка, за которой он ухаживал, работала поваром в заводской столовой. С ней тоже все нормально, ничего из ряда вон выходящего. В заводском коллективе Креснер был на хорошем счету, личное дело без замечаний. Почему же, почему его убили? Личную неприязнь можно исключить. Нигде ничего такого не замечено, и в клинике тоже. Кому же была выгодна смерть этого человека? — размышлял Кёрнер. Тому, кто хотел дискредитировать новый препарат? Тогда убийцу надо искать среди медиков. Но разве научная зависть способна толкнуть на убийство? Тем более в медицине? Впрочем, как знать, ведь именно для медика смерть зачастую обычное дело. Но как убийца вообще сумел проникнуть в палату, незаметно для ее обитателей? Кстати, как фамилия второго пациента? Кёрнер полистал толстую папку. Ага, вот: показания Бернхарда Вебера, госпитализированного также по поводу аппендицита. — «После обеда Вернер Креснер пребывал в самом радужном настроении, — вполголоса читал Кёрнер протокол. — Я без конца допытывался, как он себя чувствует, ведь подходила моя очередь: вторую операцию с применением нового препарата должны были сделать мне. Он выдержал все превосходно, и меня это успокаивало. В палате у нас постоянно толпился народ. Даже самый главный начальник заходил. Но все оставались недолго, не хотели, наверно, утомлять больного. После ужина старший врач Бергер проверил капельницу. Креснер скоро заснул. А я читал, часиков до десяти. Потом тоже уснул. Просыпался я только раз, когда в палате был господин Меркер. Он разговаривал с Вернером Креснером. Я отвернулся и не иначе как сразу уснул. Вероятно, подействовало снотворное, которое мне дали вечером. Больше я ничего не помню». Кёрнер опять перечитал все сначала. И вдруг хлопнул ладонью по столу. Здесь же описана возможность незаметно проникнуть в палату. Как Меркер, например! В белом халате, под видом врача, пришедшего к больному. Необходимо повторно опросить этого Вебера, записал он на бумажке. Внезапно капитан Кёрнер осознал, с каким огромным доверием больные изо дня в день отдают себя в руки врачей. А считается это вполне естественным. В то же время он скорее чуял, нежели думал, что речь здесь может идти лишь об одном-единственном враче, который прекрасно ориентировался в клинике, а главное, знал, как вызвать воздушную эмболию. — Я бы в жизни до такого не додумался, — пробормотал он. — Кого ты собрался порешить? — спросил, входя, обер-лейтенант Гайер. — Очень уж у тебя свирепый вид. — Тебе пока ничего не грозит, — буркнул Кёрнер. — Здорово. Как доехал? Все нормально? Мы такие надежды возлагали на тебя и на твоего Д. Б., но ты, кажется, нас разочаровал. — Где майор? — В отъезде, разумеется. Мне поручено кое-что тебе передать. И ты наверняка обрадуешься. Кстати, не воображай, будто на сегодня твоя работа закончена. Ты у нас свеженький, после официального отдыха на Балтике. Везет некоторым! — Между прочим, я всю ночь провел на колесах. — При твоем росте спать в машине, наверно, не очень-то удобно, а? — В командировках я никогда не сплю. — Я тоже. Гайер уселся за свой стол, вытащил магнитные пленки и протоколы. Капитан коротко изложил ему ситуацию. — Преступник явно разбирается в медицине, — закончил он. — Иначе быть не может. Но попробуй поймай этих медиков! Скользкие как угри, прямо из рук выскальзывают! — Бывает, но не всегда. Если вспомнить доктора Берна, так он показал себя человеком с совершенно нормальными человеческими чувствами, хотя вообще люди склонны говорить, что врачи привыкают к смерти… Да, не хотел бы я увидеть все это еще раз. Парень упал как подкошенный! Есть в смерти что-то жуткое, особенно если она, как в нашем случае, наступает так вдруг, так неожиданно и нелепо. Люди крайне беспомощны перед своими чувствами. Вот человек радуется будущему, радуется семье, дому — и на тебе. — Ба! Ты прямо на себя не похож. С чего бы это?