— Что же, Хезер теперь с ними? Джанет развела руками. — Это целая история… — А я не тороплюсь, — сказал Филип. — Так ты ее ищешь? — Ищу, угадала. Хезер исчезла при очень странных обстоятельствах. Я беспокоюсь за ее жизнь. — А не ее отец тебя подослал? Филип рассмеялся, загасил окурок. — Скажешь тоже! Видал я его, старик ведет себя так, будто Хезер не дочь ему вовсе. — А сам, между прочим, повсюду своих шпионов разослал, когда она бросила своих монахинь и явилась сюда из Мексики. — Джанет тряхнула головой. — Я прямо отпала, открываю дверь, а передо мной эти жлобы при полном параде. Закачаешься! Только теперь Филип понял, отчего ему с Джанет так неловко. Она говорила на старом, уже почти забытом жаргоне шестидесятых; то же он отметил и у Хезер позавчера. Словно они обе выпали из хода времени, а потом шагнули обратно. — Ну и что ты им? — спросил Филип. — А что я! — тряхнула головой Джанет. — Папаша немало ей крови попортил. К тому времени она уже слиняла. — С этими, из «Крестового похода»? — Ну да… — Тут Джанет с подозрительностью посмотрела на Филипа. — Может, я и тебе зря рассказываю? Может, и ты станешь ей лезть в печенки? Или я совсем чокнулась… — Чокнулась, — подтвердил Филип. — Я боюсь, она попала в беду. — Кончай, не может быть, чтоб столько лет, а ты все так же влюблен! — Ты с ней виделась недавно, скажи, она забыла меня или нет? — Говорила, ты ее несчастье до самой могилы, — невесело улыбнулась Джанет. — Помню, какие вы были в Париже. Все никак я не могла поверить, что это серьезно. После мы с ней отправились в Индию, на попутках. Случалось, конечно, она… сам знаешь, бывала с тем, с другим, но все твердила, что не то, не как с тобой. Вспоминала часто вашу необыкновенную любовь. Может, так оно и есть? — Так оно и есть, — отозвался Филип. — Должно быть, потому и пришел к тебе, что не могу ее забыть… Джанет рассмеялась. — У нее по-другому… Говорила, что должна бежать от тебя. И бегала, столько лет… — А почему, объясняла? — спросил Филип, понимая, что уводит разговор от цели, но не в силах побороть желание подробней узнать, как жила Хезер все эти годы. — Вина, — просто ответила Джанет. — Вечное чувство вины. Сколько мы с ней ни путешествовали, все оно ей не давало покоя. Вина перед миром, перед самой собой, вина в том, что бросила тебя, что изменяла. Даже меня этим заразила… В Калькутте я чуть было вслед за ней к монашкам не подалась. Хезер почти уговорила. — Но все-таки не подалась? Джанет рассмеялась. — Перед Калькуттой мы какое-то время застряли в Катманду. Хезер подыскала квартирку на Фрик-стрит; что-что, а внедряться она умела. В общем, оказался там малый, звали Майкл, курил гашиш и занимался созерцанием. Это тебе не шутка, унция гашиша в день на высоте тысяча триста над уровнем моря! Словом, и мы пристрастились. Только в Калькутте я поняла, что беременна. Мать Тереза дама без условностей, но беременных в послушницы не брала. Пришлось отправиться в Австралию. Там и родила Караллу. А Хезер осталась в Калькутте. — И до самого дня, как она приехала сюда, вы не встречались? — спросил Филип. — Нет. Но когда здесь появилась она, сама не своя… — С чего это? — Много причин. Католики, кажется, называют это кризис веры. Кто его знает… Хезер все металась, принимать обет, не принимать. Вот-вот посвящение, а она вся в страхе. Будто спала, спала, пора проснуться, а не хочется… — Как это? — Трудно объяснить, это надо было видеть… То была у нее мать Тереза вроде подпорки, что ли, а то вдруг подпорка словно и не нужна. — Ну и порвала бы раз и навсегда! — Раз и навсегда! — усмехнулась Джанет. — После восьми лет при монастыре! Ей и раньше к жизни не слишком удавалось приспособиться: а уж после монашеского затворничества тем более. Боялась. Словом, ей страшно было подумать, чтоб вернуться… — И она приехала к тебе… Джанет кивнула. — Я ее позвала. Если надумает вернуться, пусть сперва у меня поживет. И месяцев через пять после того, как она звонила, Хезер приезжает ко мне. Говорит, что с орденом покончено, что ей надоело, как вьючное животное, спину гнуть. Смотрю, рясу уже не носит. Конец. — А дальше? Джанет опасливо взглянула на него. — Ты ее отцу не донесешь? — Нет. — Ладно… Она поднялась, подошла к стеллажу с книгами. Вытащила какую-то брошюрку, вставленную меж двух дешевых книжонок о йоге, протянула Филипу. Свернутый пополам продолговатый лист бумаги. На лицевой стороне цветное фото: сверкающий меч, воздетый рукой в кольчужной перчатке. Явно из нержавеющей стали. На развороте короткое воззвание: ГРЯДЕТ ДЕСЯТЫЙ КРЕСТОВЫЙ ПОХОД, И МЫ ПРИЗЫВАЕМ ТЕБЯ В НАШИ РЯДЫ. История знает девять крестовых походов[15]. Наш — десятый. Десятый крестовый поход явится самым тяжким и самым опасным. Да что там говорить, он станет величайшим, дерзновенным подвигом. Он начинается здесь, не медли! Против чего идем мы на битву? Против наркотиков, пьянства, разврата, насилия, преступности в городах, против бесчинства власть имущих. И мы победим, если ты поможешь нам. Если хочешь подробней узнать о Десятом Крестовом, спроси того, кто вручил тебе это воззвание, или заходи к нам, на «круглый стол» нашего сообщества. Если считаешь, что сможешь нам помочь в Решающем Бою, торопись вступить в наши ряды! Внизу значился адрес в Торонто, номер телефона. Судя по печати, текст воззвания универсален, рассчитан на распространение в широком масштабе — адреса к нему подпечатывались. Филип взглянул на оборот. Маленькая печать с гербом Соединенных Штатов. — Вроде относительно безобидная штука… — проговорил он. — Ну а что же все-таки это, «Десятый крестовый поход»? — На улицу выйди, сразу на них наткнешься! Распространяют брошюрки, деньги выпрашивают. Ясно, что за публика? В метро группками дежурят, по кварталам рыщут… — И у нас в Нью-Йорке есть нечто подобное, «ангелы-хранители». Правда, ничего религиозного… — Так и эти не сразу о религии заговаривают, только со второго, с третьего захода! — отозвалась Джанет. — Если судить по рассказам Хезер. Смесь «дважды рожденных» с «фанатами Иисуса». У них и форма особая. — Синяя плиссированная юбка и белая блузка? — вырвалось у Филипа: так была одета Хезер. Джанет кивнула. — А у мужчин синие брюки, белая рубаха. И еще куртки носят с особым гербом. Крест, перечеркнутый буквой «икс». Должно быть, означает римское «десять» — «десятый». — И часто Хезер посещала их сборища? — спросил Филип. — У нас в Торонто бывала трижды. Раз как-то на неделю уехала в одно укромное место, на озеро Нипис-синг. Там у них семинар какой-то проходил. Вернувшись, объявила, что забирает вещи, правда, еще пару дней прожила, все убеждала меня тоже вступить. — Ее отец сказал, что высылал ей деньги. Верно. Она как раз ждала перевода. — А почему вдруг вступила, не говорила? спросил Филип. — Странно как-то, из монастыря ведь она ушла? — Говорила, что «Десятый крестовый» хочет на деле изменить порядок вещей. Мать Тереза, как она выразилась, дует на рану, а «Десятый крестовый» орудует скальпелем. — Дурь какая-то… — пробормотал Филип, вертя перед глазами листок. — То-то и оно, — согласилась Джанет. — Что и настораживает. Пока жила у меня, Хезер была явно не в себе. Все решала, стоит — не стоит встретиться с тобой, с отцом. Когда она вернулась с того семинара, я и спрашиваю: что решила? А она отвечает — мол, «Десятый крестовый» призывает всех своих порвать с прошлым, особенно с любовными связями, дескать, такие особо опасны. Вот что ее терзало.