— Думаешь, ее одурманили? — спросил Филип. Он ясно помнил, как Хезер там, в Нью-Йорке, то и дело впадала в какой-то транс, словно брела в тумане, продираясь сквозь сон. — Вот именно! — подхватила Джанет. — С ней что-то сделалось… — А давно она отсюда уехала? Джанет помолчала, прикидывая. — Месяца полтора, а может, два назад, точно не помню. — И с тех пор никаких вестей? Джанет покачала головой. — Я пыталась звонить по телефону, указанному в листовке, мне сказали, что понятия не имеют, где она может быть. — Сдается мне, первым долгом надо разобраться, что это за публика, — сказал Филип, помахивая листовкой. — Можно, я возьму? — Бери, — сказала Джанет. — Только не думаю, чтобы Хезер оказалась тут. — Это почему же? Джанет встала, подошла к тому самому стеллажу, откуда извлекла листовку. Прошлась пальцами по стопке каких-то бумажек, перетянутых аптекарской резинкой, вытянула одну. Подошла к Филипу, протянула. Это оказался междугородный телефонный счет. Там значились три звонка — два с бостонским номером, третий — из города Баррингтон, штат Нью-Йорк. — Нью-йоркский номер, — сказала Джанет, снова опускаясь на пол. — Недели через две после отъезда Хезер вызвала меня по телефону, за мой счет. Говорила как-то странно, еле шевелила языком. Я пыталась убедить ее вернуться, но она бормотала только, будто ей выпало идти по стопам Иисуса, что-то в этом духе. Плела какую-то околесицу… — Как ты думаешь, откуда возник этот Баррингтон? — Я и слыхом не слыхала о таком городишке, пока этот счет не пришел! — Запишу-ка я себе номер! — сказал Филип, рассматривая квитанцию. Снова Джанет поднялась, Филип вслед за ней. Джанет нашла карандаш, листок бумаги. Филип списал номер, вернул ей карандаш. — Теперь я, пожалуй, пойду, — сказал он. Джанет потянулась, ласково коснулась его плеча. — Желаю тебе найти ее! Глупо, конечно, только ей, кроме нас с тобой, полагаться не на кого. — Разве что на «Десятый крестовый»! — отозвался Филип. Наклонился, нежно чмокнул Джанет в щеку. Повернулся и вышел, оставив ее одну в комнате. Джанет стояла посреди комнаты; упавший ей на лицо из окна неяркий лучик раннего солнца придавал ей странное сходство с образом скорбящей богоматери. 5 Как выяснилось, городок Баррингтон в штате Нью-Йорк насчитывает тысячи четыре населения, расположен в районе Озер-Пальцев[16], и от Буффало до него на восток примерно пять часов езды. Это милях в пяти от озера Коунсес, одного из крупных здешних озер, но от взоров горожан его скрывают густо поросшие лесом холмы. Городок появился в точке пересечения двух крупных магистралей. Одна шла с севера на юг, соединяя Рочестер с Корнингом, родиной известных стекольных заводов, другая — с востока на запад, от Сиракьюз до Буффало. Вдоль обеих магистралей дома сплошь кирпичные, боковые же улочки глядели редкими деревянными домишками, которые, судя по облупившейся краске и тесовым, местами дырявым крышам, знавали лучшие времена. В самом центре города посреди скверика на площади стоял шест, наподобие радиомачты, на нем развевался внушительных размеров американский государственный флаг. На небольшом металлическом щитке, прибитом к подножию шеста, значилось, что флаг в городке был поднят в день захвата иранскими властями американских граждан в качестве заложников и что в лучах двенадцати прожекторов этот флаг реял на мачте все те тревожные дни и ночи напролет. Ниже красными, белыми и синими буквами выведен девиз городка: БАРРИНГТОН — ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ АМЕРИКА, И ОН ГОРДИТСЯ ЭТИМ! Проехавшись по двум основным улицам захолустного городка, Филип отыскал наконец единственное заведение, работающее по воскресеньям, — «Бар и гриль Тоби». В окне вспыхивала и гасла голубоватая реклама «Пиво Дженеси». Оставив у входа взятую напрокат машину, Филип вошел в полумрак. Вдоль стены одна за другой уходили во тьму девять кабинок, напротив стойка. Внутри никого, кроме человечка с цыплячьей шейкой в замызганном белом пиджачке: он сидел на высоком табурете возле кассы и читал журнал «Нью-Йорк». Филип подсел. Порывшись в кармане, извлек пачку сигарет, закурил. Только тут человечек оторвался от чтения. — Пустой журнал! — бросил он вместо приветствия. — Рестораны да театры! Можно подумать, людям больше делать нечего… — Да ну его, Нью-Йорк, сумасшедший дом! — подхватил Филип. Человечек насупился. — Сам-то из Нью-Йорка? — И да и нет… — Филип медленно затянулся. — Родился в Орегоне, переехал в Сиэтл, учился в Сая-Диего. А после — где только не был… — Стало быть, с западного побережья, — выдавил человечек, кинув на Филипа острый взгляд. — В армии служил? Вспомнив про государственный флаг на мачте, Филип помахал рукой с увечным мизинцем. — Два года во Вьетнаме… Человек с цыплячьей шейкой понимающе кивнул. — Кофе желаешь? Кухня не работает, но кофе приготовить могу. — С удовольствием, — сказал Филип. Человечек скользнул с табурета, выдоил в две чашечки кофе из автомата «Кори», поставил одну перед Филипом. Порылся в карманах грязного пиджака, нашел одну-единственную сигарету. Щелкнул старой зажигалкой, снова взгромоздился на табурет, с клацаньем выдвинул ящик допотопного кассового аппарата, чтоб стряхивать пепел. Филип сдернул верхушку у чашечки с порошковыми сливками, забелил кофе. Отхлебнул, оценивающе кивнул. Хозяин был явно польщен. — Надо было тебе в Канаду смыться, — сказал он после паузы. — Не понимаю?.. — выгнул бровь Филип. Отпихнув сигарету в угол рта, человечек шепеляво пояснил: — Чтоб не загребли! Надо идиотом быть или психом, чтоб на целых два года загреметь во Вьетнам! — Что такое? Или вы не патриот своего городка? — насмешливо воскликнул Филип. — Разве флаг у вас на мачте не отражает образ здешнего мышления? — А мне плевать на их мышление! — крякнул человечек. — Я не хуже их патриот. На второй мировой воевал и в Корее. Во время второй мировой хоть знали, за что бьемся. В корейскую войну ввязались по глупости. Ну а Вьетнам — ясное дело, бред, да и только! Два моих сына там остались. Обоих поубивало детей! Бах — один, следом бах — другой… И месяца не прошло. Два цинковых гроба, две похоронные процессии по главной улице Баррингтона, кругом ветераны в своих шапчонках. Тьфу!.. — Простите… Человек пожал плечами. Вынул изо рта сигарету только, чтоб отхлебнуть кофе, и тут же снова воткнул сбоку. — Много воды утекло. Быть бы мне похитрей, велел бы им сложить манатки да в Торонто, но я этого не сделал, так оно в нашем мире все устроено… Он умолк. Спросил после паузы: — А тебя чего к нам занесло в воскресенье? На туриста вроде не похож. — Я не турист, — Филип помолчал, прикидывая, что сказать. — Женщину одну ищу. Передали, она в Баррингтоне. Человек ухмыльнулся. — Как звать? Гости к нам редко жалуют; может я и знаю… — По имени вряд ли… — сказал Филип. «Но мне говорили, она вроде в синей плиссированной юбке, белой блузке; как юбка, синий пиджак. Интересная блондинка; волосы вьются. Около тридцати. — Ты случаем не полицейская ищейка? — гася сигарету в кофейную гущу, спросил хозяин бара. — Нет! — мотнул головой Филип. — А может, детектив какой? — не отставал тот. — Да с чего ты взял? — вскинулся Филип. Человек хмыкнул. — Не первый ты, вот что! — загадочно произнес он. — Не понял? Хозяин пожал плечами. — Ну как же… юбка… блузка… Синее с белым… Женщина, какую ищешь. Она, верно, у этих, у монахов… — У монахов? Рот человечка растянулся в кривой усмешке. — Там раньше мужской монастырь был, иезуитский. Обитель уединения, или как там у них… А года два назад его откупили эти «фанаты Христа».