Погодите-ка. Ноги спотыкаются от неловкого движения. Я только что оставила его в кабинете химии. Если речь пойдет об унижении, что я тогда буду делать во дворе, если он внутри? Разве что речь пойдет не об унижении Гаррисона. Может, они сменили роли. Может быть, сейчас целью являюсь я. С бешено бьющимся сердцем я оглядываюсь. Вокруг так тихо, что я слышу гудение флуоресцентных лампочек. Бормотание учителей в классах. Игнорируй это. Я могу просто сунуть свой телефон обратно в карман и вернуться в класс. Это будет легко. Но если я ошибаюсь... если я все пропущу из-за того, что я боюсь – нет. Я далеко ушла от испуганной девочки в ту секунду, когда назвала имя Джексона. Я не могу сдаваться сейчас. Я толкаю дверь во двор, который не является двором в прямом понимании. На самом деле это собрание столов рядом с парковкой для учителей и бейсбольными полями. Небо все еще голубое и безоблачное, я знаю, что снимки получатся отличными. Такие четкие и яркие, какие только могут быть при прямом солнечном освещении. Но я не уверена, что буду рада, если субъектом окажусь я. Я прохожу несколько шагов вперед и замечаю что-то на парковке – новенький белый седан, наполовину выехавший со своего места, словно кто-то оставил его на нейтральной передаче, и он просто выкатился сам по себе. Но это не то, что произошло на самом деле. Я уверена, что тот, кто разрисовал заднее стекло и крышку багажника, тот и вытолкнул его. Я читаю сообщения. «Обмани Свой Путь». «Ответы по СМС!» «Списываете? Нужна помощь?» Страх осел в моем желудке словно камень, но я следую за своими инстинктами и поднимаю камеру. Один, два, три снимка. А потом я в ужасе замираю, когда осознаю кое-что. Святое дерьмо, на этом дворе есть камеры безопасности. Я чувствую себя так, словно тону в зыбучем песке. Задыхаюсь. Меня поймают. Я пригибаюсь, чтобы сфотографировать один из пустых столов, но я знаю, что это глупо. Слишком поздно, чтобы что-то скрыть. Они увидят меня. Они сложат два и два. Я была на всех представлениях. Я документировала их. Я как бы невзначай поворачиваюсь, и вот она – одна из камер. Я не могу быть уверена, но я думаю, что она больше сфокусирована на бейсбольных полях. Эта парковка только для персонала, так что здесь не ожидают появления учеников. Я смотрю на другой угол, но та камера определенно направлена на столы за моей спиной. Те самые, через которые я только что прошла, чтобы попасть сюда. Я в мертвой точке3. Судя по всему, вся парковка может оказаться мертвой зоной. Может быть. Я могу попробовать уйти с этим. Это то, чего я все еще хочу? Я делаю вдох. Так холодно, что воздух обжигает. Пронзительный звон раздается из колонок вокруг меня, и я подпрыгиваю, щелкнув челюстью. Всего лишь пожарная тревога. Я подношу руку к горлу, чтобы успокоить пульс. Сердце игнорирует меня и ускоряется, потому что уже знает, что я поняла. Это не учебная тревога. Кто-то включил ее. Через две минуты здесь соберется половина школы. И тот, кто разрисовал машину, именно это и планировал. Двери открываются и выбегают ученики, натягивая куртки и заполняя проходы между столами. Дети смеются и болтают, подходя к линии. Требуется минута, пока кто-то не увидел машину. Симпатичная первокурсница замечает ее первой, и, задохнувшись, показывает на нее. Менее чем за минуту ряды сбиваются в хаос. Ученики выходят ближе на парковку. Шепот и бормотание рикошетом перелетают от одной группы к другой. — Чья это? — Нет, ты идиот, у мистера Стиерса Хонда. — У миссис Стампер минивен, да? — Кого-то уволят! У меня пересыхают губы. Кого-то уволят. И я точно уверена, что это будет миссис Бренсон. Нет. Это не то, чего я хотела. Дело было в Гаррисоне. И даже не в нем – дело было в том, чтобы Эми получила возможность выиграть, потому что заслужила это. И люди должны знать, что Гаррисон – нет. Вот что я хотела показать. Но это правда. Просто не та правда, которую хотела я. Это уже слишком. Я подняла камеру, скрываясь за объективом в безопасности за металлической твердостью и правдой в моих руках. Я заставила себя повернуться к приближающейся толпе, чтобы сделать новые снимки. Еще один снимок учителей, перешептывающихся, как и ученики, сообщения на машины размыты позади их склоненных голов. От резкого крика у меня перехватывает дыхание. Миссис Бренсон наконец-то здесь. Ее глаза широко открыты, она прижимает руку к груди. В выражении ее бледного, как мел, лица было больше, чем просто сожаление. Это была паника, чистая и простая. Я сфотографировала ее. Это первая фотография, за которую я ненавидела себя в момент съемки. Ответы сложились вместе в шепот и картинки вокруг меня. Много людей что-то да знают. Складываем вместе кусочки и видим всю картину. Химия была слабым местом Гаррисона, но он понимал, что уже поздно догонять класс. Как давний ученик в классах миссис Бренсон с углубленным изучением языка Гаррисон доверял ей. Каким-то образом они заключили сделку. Кто-то думал, что он использовал ее телефон. Другие считали, что они спали друг с другом. Миссис Бренсон около шестидесяти, так что я сомневаюсь, что это так, но это не имеет значения. С ней покончено. Все кончено для них обоих. И тут меня словно обухом по голове ударили: один звонок, вот что для этого потребовалось. Одна большая ошибка и две жизни уничтожены в самой унизительной сцене, которую я когда-либо видела. Это будет преследовать их вечно. Это будет в новостях. Жар сожаления пополз по моей шее, горячий и злой. Я передернула плечами, пытаясь стряхнуть его. Это не моя вина. Их бы поймали в любом случае. Это вышло бы наружу. Но не таким образом. Я словно камень, брошенный в стоячую воду. Я отдалялась от хаоса, пока единственным слышимым мною шумом не стали звуки моей вины. Полиция, вызванная за ее машиной, наверное, выехала на парковку, пока они все еще пересчитывали нас. Нервничающие учителя кричали, чтобы мы замолчали, но их никто не слушал. Мое сердце бешено билось, я переминалась с ноги на ногу и была благодарна за то, что Менни и Тейси в других классах, потому что прямо сейчас я не могла разговаривать. Офицер полиции фотографировал машину, когда я заметила Гаррисона в конце своей линии. Он все еще находился близко к школе, его лицо было серым, как пепел. Он выглядел так, словно стоял перед расстрельной командой, что было не так уж далеко от правды. Я видела его родителей. Я видела, как они разрывали его на кусочки за 93% по обществознанию в четвертом классе. Учителя начали поторапливать нас, и я заметила миссис Бренсон, разговаривающую с полицейским возле ее машины. Мистер Стиерс осторожно похлопывал ее по плечу, а выражение лица мистера Гударда было холодным и профессиональным. Лицо человека, который знает, что вскоре он потеряет учителя. Я чувствовала боль, вину. Смущение это одно, но такое? Это уже слишком. Это изменит их жизни навечно. Прекрати это. Они это заслужили. Это был их выбор. Я уверена в этом, как никогда и ни в чем в своей жизни, и мне не должно быть так плохо. Но так оно и было. Я прижала руку ко лбу, когда мы проталкивались назад в здание, солнечный свет отступал перед тусклым школьным интерьером. Я глубоко вдохнула. Мне нужно взять себя в руки. Действительно нужно. Разговоры внутри походили на рев. Учителя орали на учеников, но это едва ли успокаивало шум. Все болтали, толкались, писали смс. Гаррисон вышел из-за моей спины, и все замолкли. Его губы превратились в тонкую и твердую линию, когда он отошел от стены. На минуту я подумала, что он может сказать что-нибудь. Мне. Я знала, что это невозможно, но какая-то часть меня думала, что она знает. Что он скажет. Но, разумеется, сегодня у Гаррисона были большие проблемы, чем я. Как и у меня, потому что если Гаррисон не тот, кто мне пишет, тогда я понятия не имею, с кем я работаю. Глава 14 Я пошла за Гаррисоном в кабинет, потому что хотела быть уверенной. Если придется, я притворюсь больной. Что будет не таким уж враньем. В конце концов, я не могу просто забыть обо всем, не поговорив с ним. Я знаю, что он не посылал ту последнюю смс, но что если давление сказалось на нем? Что если он организовал все это сегодня, как шанс выхода из ситуации? Я знаю, что это не так. Но все равно вариант с Гаррисоном казался правильным. Может быть, он и не автор, но он в деле. Я должна поговорить с ним. И если я не сделаю этого сейчас, другого шанса может не представиться. После всего этого, кто знает, что случится? Перерыв? Переход в другую школу? Я могу больше никогда его не увидеть. Секретарей не было на месте, так что, кажется, действительно апокалипсис приближался. Я слышала, как они разговаривают в офисе советника, без сомнения, обсуждают судьбу миссис Бренсон или Гаррисона. Я написала свое имя в списке на стойке регистрации. Начав писать букву «В», я остановилась, мой взгляд наткнулся на характерный почерк выше моей строчки. Было жутко видеть, что Гаррисон записал сам себя перед дисциплинарным разговором. Но не это выбило из меня весь воздух. Этим я обязана почерку, который я видела только в одном месте. Тетрадь. Я не ошиблась. Это тетрадь Гаррисона. Его хроники. Я ухватилась за стойку, потому что иначе могла упасть. Я почти уверена, что колени меня не удержат. Разумеется, я не могу простоять так вечно. Мне нужно сесть. Заболевший студент вполне может и присесть. — Пайпер, я буду через минуту, — послышался голос миссис Блат. — Присядь пока на места для ожидания. Я заставила себя двигаться и нашла ряд стульев в углу, два пустых, один занят. Гаррисон. Мое сердце затрепыхалось. Я могу убежать. Просто повернуться и уйти. Я могу вычеркнуть свое имя и уйти. Он не смотрел вверх, хотя он, вероятно, слышал, как миссис Блат звала меня по имени. Я бросила взгляд на его пальцы, представила, как он держит в руках что-то острое, выцарапывая глаза на тех фотографиях. Прозвенел предупреждающий звонок, и я дернулась. Он посмотрел прямо на меня. До этого момента я не была уверена, что я вообще хоть раз встречалась взглядами с Гаррисоном. Или, может быть, такое было, но в его глазах не было всей этой ярости.