— Это ты у нас завладела рынком нервозности с тех пор, как припарковала свою машину. — Все это просто странно, понимаешь? Ей всего восемнадцать, Менни. Никто не должен умирать в восемнадцать. Как ты можешь быть таким спокойным? — Это похороны, Пи. Ты хочешь, чтобы я начал рвать на себе рубашку? Он прав. Я вздохнула и прижалась спиной к стене. Он подошел и, встав рядом, начал медленно сползать по стене, пока наши плечи не оказались на одном уровне. — Что со мной не так? — спросила я. — Как долго мы должны это переживать? Я знаю, он ждет, что я хлопну его по руке или ударю по его ботинку, или еще что-нибудь в этом духе, и когда я этого не сделала, он вздохнул. — Она поцеловала меня однажды. В восьмом классе на Дне Рождения у Шейна. У тебя был бронхит. Я нахмурилась. — Ты мне никогда не рассказывал. — Это не было чем-то значимым. Я начал влюбляться в тебя, так что не хотел ничего испортить. Но я никогда никого не целовал серьезно, понимаешь? Не совсем. Я была слишком удивлена. Менни всегда находился в процессе завоевания какой-нибудь девушки, но в глубине души я привыкла думать, что он, как и все остальные, боится быть отвергнутым. Он тяжело сглотнул и кивнул. — В любом случае, парни начинали смеяться надо мной, говорили, что никогда ни с кем меня не видели. Они выводили меня из себя и Стелла... — Она тебя поцеловала, — сказала я, заполнив пробелы. — Чтобы поставить их на место. — Нет, потому что благодаря моим девяноста четырем фунтам в восьмом классе я был чертовски горяч, — глядя на меня с улыбкой, проговорил он и на его носу проявились веснушки. — Это круто, — мне было лучше и хуже одновременно. Внутри началась новая песня, в этот раз присоединились все. Это было похоже на церковную службу. — Ты хочешь вернуться? — спросил Менни. — Нет, — ответила я, при одной лишь мысли об этом мой голос задрожал. — Я хочу повесить ее фотографию. Он кивнул, а я наблюдала, как он отступает в аудиторию. Его чересчур большой пиджак, скорее всего принадлежавший его отцу, неловко шевелился при каждом шаге, это заставило меня вспомнить его меньше и моложе. Мой телефон загудел, я выудила его из кармана, ожидая увидеть номер Тейси или моих родителей, желающих убедиться, что со мной все в порядке. Но номер был мне незнаком. «Ты винишь себя?» Я прочитала предложение. Потом еще раз. Я видела распахивающийся шкафчик Стеллы, слышала гудок поезда, но все это ненастоящее. Все это происходит у меня в голове. Я заставила себя сделать вдох и выйти на улицу. Сообщение доставлено не на тот номер. Оно не для меня, оно совершенно точно не о Стелле. И тут появилось новое сообщение. «Ты сожалеешь о том, что ничего не сделала? А что если ты все еще можешь?» Я быстро написала ответ. «Я думаю, вы ошиблись номером». «Нет, я не ошибся номером, Пайпер». Глава 5 Я должна войти внутрь. Я получу обморожение, если буду и дальше торчать здесь и пялиться в свой телефон. Но все же. Я проверила еще раз. Не имело значения, сколько раз я буду смотреть на это сообщение, шесть букв все еще обозначали мое имя. Мои пальцы собирались начать печатать ответное смс, чтобы спросить, кто это, но я колебалась. Я действительно хочу это знать? Если это шутка, то она не смешная. А если это игра, то я абсолютно уверена, что не смогу победить. Каждое сообщение, которое я отошлю этому придурку, даст именно то, что ему нужно, – реакцию. Несмотря на это, мне было любопытно. Но в этот раз отказ играть победил любопытство. Я засунула телефон глубже в карман пальто и затрусила в сторону школы. Здесь находилась пост-мемориальная служба. Если случится что-нибудь наподобие того, как в автомобильной аварии погиб Чейз Тиммонс, то тут можно получить нечто в виде легкой терапии. Торт? Пирожные? Совет? Или, может быть, вы хотите встать у открытого микрофона и поговорить о своих чувствах? У главного входа мистер МакКриди нажал кнопку прежде, чем я успела показать ему свой пропуск. Он сонно кивнул мне, я вошла в почти пустынную школу. Я слышала какой-то слабый шум со стороны спортзала – вероятно приготовления к какой-то жуткой послепохоронной вечеринке, на которой мы должны присутствовать, – но я пошла к лестнице. В зданиях, подобных этому, тишину можно ощущать. Она оседает в темных закоулках, а в воздухе пахнет старой бумагой. Даже постеры, которые рекламируют все что угодно – от запуска производства на 42-й улице до месячного благотворительного сбора продуктов – дрожали, когда я проходила мимо них. Я тяжело сглотнула и боролась с чувством, что мне сюда нельзя. Скорее, мне здесь не рады. Это всего лишь нервы. Поминальная служба, жуткие сообщения – это выбило меня из колеи, я знала об этом. И все же, каждый мой шаг отдавался грохотом на покрытых деревянным покрытием полах. Я поднялась по лестнице к нашему ряду шкафчиков. Они как всегда были идентичны всем остальным шкафчикам в здании, кроме цвета замков. Мой был зеленым, ее – фиолетовым. В моей голове возникла картинка того, как ее пальцы поворачивают этот замок влево и вправо. В ушах все еще звенели те вещи, которые я услышала после. Я стряхнула тяжелые ощущения, прикрепила фотографию, которую принесла с собой. Стелла держит одну руку возле лица, заправляя прядь своих красивых волос за ухо. В уголках глаз появились легкие морщинки, ее улыбка широкая и искренняя. Она не идеального качества, так как мне пришлось по-быстрому распечатывать ее в аптеке по пути сюда, но и не ужасна. И это хороший снимок. Честный. Я осторожно прилепила ее к шкафчику Стеллы. Больше мне здесь нечего делать. Я попыталась убедить себя, что я вообще больше ничего не могу сделать для нее, хотя я и не поверила сама себе. Услышав шаги, я повернулась и увидела своих друзей, идущих в сторону шкафчиков. Служба, наверное, уже закончилась, раз уж они здесь. Я посмотрела на их лица – Менни, Тейси, Хедли, Коннор – вся команда по подготовке ежегодного альбома. Если не считать мисс Коллинз. И что грустно, никто и не считает. — Привет, — поздоровалась я. — Она прекрасна, — сказала Тейси, кивая на фотографию. У нее были покрасневшие глаза, но в остальном она выглядела как привычная Тейси – профессиональная, собранная и очень озабоченная своими широкими бедрами. Сейчас она потуже стягивала свой жакет, пытаясь скрыть самые выделяющиеся части тела. Хедли одобрительно посмотрела на фотографию, переплетя пальцы с Коннором. — Спасибо, что делаешь это. Я пожала плечами. — Вообще-то это был снимок Менни. — Иногда у него получаются приличные вещи, — подмигнув, сказала Тейси. Менни закатил глаза. — Ладно, пошли, возьмем закуски. — И дрянной пунш. — Я вздохнула, взяла его под руку, мы пошли в кафетерий. Через десять минут, держа в руке банан и стаканчик со Спрайтом – модифицированная версия дрянного пунша – я рассматривала памятную книгу, которую подписали Гаррисон и миссис Бренсон. За столами сидели студенты. Я заметила Тейта, сидящего за столиком у окна, бледного и с пустым взглядом. Ник сидел рядом с ним, ослабив свой галстук. Он поминутно бросал взгляды на Тейта, а пироги на их тарелках остались нетронутыми. Склонив голову, я заметила следы крови на руке Ника. Кто-то, сидевший между ними, вытирал глаза. Нет. Не кто-то. Марлоу. Как я могла забыть? Перед глазами пронеслось воспоминание. Тяжелый удар между лопатками. Мои коленки ударяются о бетон. И маленькая девочка воркующим голосом призывающая учителей прийти быстрее, потому что «Пайпер ударилась». Так продолжалось неделю, снова и снова. Наконец, я обрела голос, но на защиту Марлоу встала Кристен, которая сказала учителям, что никто меня не толкал. Но это было лишь началом. Я отвернулась и воспоминания исчезли. Коннор и Хедли сели напротив нас, я улыбнулась им, благодарная за то, что они блокируют обзор. Их нужно снимать для журналов – так мило они выглядят вместе. Коннор темноволосый и худой, и Хедли, похожая на фарфоровую куколку со слоновой кожей и огромными карими глазами. — Итак, как у всех дела? — спросила Хедли с грустной улыбкой.