– Вижу, – сказал Ксантипп; его сердце колотилось, и он заставил себя замедлить дыхание. – А теперь мы возвращаемся назад, и как можно осторожнее, не привлекая к себе внимания. Я поставлю сеть, и, кто знает, может быть, мы даже обеспечим себя рыбой на ужин. У персов была мера длины, которую они называли «парасанг», равная примерно тридцати стадиям. Флот, стоявший на якоре у Самоса, находился, насколько мог судить Ксантипп, всего в трех или четырех парасангах от них. Такое расстояние человек может пройти за утро. Ксантипп вывел свою маленькую лодку с подветренной стороны острова Икария. Он знал, что Икар упал в это самое море, после того как сбежал из тюрьмы, это было совсем в другую эпоху. Ксантипп и его сыновья плыли вдоль этого берега весь день, следуя описанию рыбака и проходя слева от другого острова, входящего в группу островов Фурни. Море там было спокойным, волны мягкими, и это облегчало плавание. Огромный флот укрылся у берегов Самоса, в этом не было никаких сомнений. Ксантипп мельком увидел множество мачт, тонких как волоски, но расстояние было слишком большим, чтобы их сосчитать. Корабли могли быть только персидские, и они стояли на якоре в безопасных водах у побережья острова, рядом с материком. Наверное, персы думали, что укрылись далеко и от Афин, и от тех, кто их ищет. Он задавался вопросом: боялись ли они возвращаться домой после поражения при Саламине или просто искали убежища на зиму и нашли безопасную гавань? Во втором случае они могли выйти из бухты и отправиться куда угодно в любой день. Ксантипп чувствовал, как в нем нарастает возбуждение. Перикл опустил сеть, и она потащилась за кормой. Тихо, издавая нежные звуки, плескалась вода. Идеальный момент – сыновья и отец в одной лодке. Но в какой-то момент терпение у Ксантиппа лопнуло. – Вытащи ее, Перикл. Поблизости никого нет, и нас никто уже не увидит. Надо быстрее вернуться. Разворачивай и бери курс на запад. Арифрон, поймай-ка нам ветерок! Мы вернемся и приведем с собой флот. Клянусь Афиной, мы нашли их! Перикл подтащил и бросил в лодку мокрую сеть. К его радости, в ней запуталась большая рыбина, бившая теперь хвостом по днищу. Взяв деревянную палку, Арифрон ударил рыбину по голове – капли крови и чешуя полетели во все стороны. – Тебе обязательно надо было это делать? – спросил Перикл у брата. – Да, – непонимающе посмотрел на него Арифрон. Заходящее солнце еще посылало свое тепло, когда они стали на обратный курс. Обрадованный, Ксантипп похлопал одного сына по спине, другого по плечу. Ветер наконец нашел их и наполнил маленький парус. Скорость сразу возросла, и лодка заскользила по темно-синему морю. Часть третья И всю эту бурю послал на меня. Эсхил. Прометей прикованный (Перевод В. Нилендера) Глава 22 Аристид наблюдал за персидскими всадниками. Солнце вставало, ведя за собой новый день. Доспехи сверкали в бледно-розовом свете. Конники собирались группками, смеялись и переговаривались друг с другом, издалека напоминая ос. Накануне вечером они налетели внезапным ураганом, выпустили стрелы, метнули короткие пики и исчезли в облаке ими же поднятой пыли. Это могло бы показаться отменным развлечением, если бы после их короткой атаки на земле не остались тела греков. Гоплитам позарез нужна была вода. В горах ее не нашлось – по крайней мере, в пределах одного дневного перехода от лагеря. Семьдесят тысяч гоплитов и тридцать с лишним тысяч илотов испытывали постоянную потребность в воде. Просто послать людей, чтобы принести ее для тех, кто ждал и охранял фланги, было невозможно. Когда обессиленные водоносы возвращались с тяжеловесными мехами, они задыхались от усталости и сами спешили утолить жажду. С таким же успехом можно пытаться наполнить дырявое ведро. Как ни старайся, всегда будет мало. Внизу, почти у подножия горы, извивался меж холмами скудный, жалкий ручеек, но и он был жизненно важен. На его берегах даже выстроились в ниточку тщедушные деревца, изо всех сил цеплявшиеся за существование. Каждый вечер и каждое утро Аристид организовывал рейдовый отряд для пополнения запасов. И всякий раз, когда он это делал, начальник персидской конницы выводил своих людей с равнины поближе к горам. Они роились там, выискивая идеальный момент для атаки, чтобы помешать грекам взять воду, убить их или дать молодым персидским воинам возможность пролить вражескую кровь. Для наблюдения за противником Павсаний и спартанцы отыскали несколько подходящих мест на ближайших склонах. Их излюбленной позицией был гребень, над которым с одного края возвышался поросший мхом валун. На сухой и ровной площадке люди могли лечь спать, завернувшись в плащи. Остальные рассредоточились по горному хребту небольшими группами, цепляясь, как птичьи гнезда, везде, где это удавалось. Пока Павсаний строил планы сражения, воины ждали, поглядывая на иссякающие запасы пищи и воды. Учитывая суровые условия, командиры вдвое сократили паек, состоявший из бобов и зерна. Продовольствия хватило бы еще на неделю, да вот только в горы они прибыли с небольшим обозом. Без надежного и регулярного снабжения существовала реальная опасность того, что войско ослабнет физически и будет не в состоянии сражаться. Павсаний, конечно, послал разведчиков обратно через горные перевалы, но они еще не вернулись. Все понимали, что если они гонят стадо свиней или коз, то ждать придется долго. Аристид не спускал глаз с наблюдавших за греками всадников. Приближаясь, те начинали пронзительно визжать, как будто происходящее было для них игрой. Да и действительно, они же не сражались, как он, за свой очаг и дом, за воду и выживание. Насколько он вообще понимал, они пришли, потому что их царь приказал им воевать. Они сражались, потому что повиновение было единственным возможным ответом. Что его действительно интересовало, так это насколько они лучше обычных воинов Лидии или Египта. В их добротных расшитых одеждах сверкали драгоценные камни. Он еще не знал, хорошо ли эти люди обучены или просто любят побрякушки, – впрочем, он и не мог судить, поскольку не был знатоком в том, что касалось лошадей и всадников. Им было не занимать смелости и дерзости. Двое всадников все утро развлекались тем, что подъезжали рысью едва ли не за край склона и, указывая на свой лагерь, призывали греков к битве. Дразнить врага, находящегося вне пределов досягаемости, – старинная забава. Однако в спартанских рядах напряжения не ощущалось. Забравшись на гребень, чтобы оценить царящее в войске настроение, Аристид обнаружил только порядок и решимость. Несмотря на нехватку продовольствия и воды, это обнадеживало. Половина афинян, казалось, полагали, что спартанский царь сразу поведет их на врага, как будто суть сражения в том, чтобы выставить два войска друг перед другом и пусть они рубятся до последнего воина. Вместо этого Павсаний сковал своим присутствием все персидское войско, заставил повернуться в его сторону и ждать, когда он сделает ход. Аристид задавался вопросом, спал ли вообще кто-нибудь из персов последние несколько ночей. Они ожидали нападения – в темноте, на рассвете или на закате; не знали и не могли определить, когда и как это произойдет. Он надеялся, что это сказалось на них. Тихий голос в его голове тоже выражал надежду, что Павсаний знает, что делать. – Вижу их командира, – услышал Аристид за своей спиной. – Это тот, кого ты имел в виду? В нелепом шлеме, похожем на горшок? Аристид не повернулся ни к говорившему, ни к отряду лучников, притаившихся вне поля зрения, в расщелине. – Да, тот самый, – медленно кивнул он. – Я не знаю его имени, но вчера он командовал всадниками и с каждым днем подъезжает все ближе. У тебя будет только один шанс. Сомневаюсь, что он захочет снова рисковать своей шеей. Аристид окинул взглядом небольшую группу, ожидавшую приказа с натянутыми луками. Среди них не было афинян. Он собрал в эту группу лучших – добровольцев. Теперь они смешались с небольшим отрядом гоплитов, которых он привел к подножию горы. Ритуал этот повторялся в неизменном виде каждое утро и вечер. Аристид посылал шестьдесят или семьдесят молодых парней без доспехов и с пустыми мехами набрать воды из ручья. Наполнив мех, каждый старался как можно скорее исчезнуть, вернуться к своим, в безопасное место. Водоносов прикрывали несколько сот гоплитов, размещавшихся выше по склону и готовых броситься вниз. Вдалеке, на рассветной равнине, кружились сотни персидских всадников, и их задачей было налететь, нанести удар и ускакать. Над этой вихрящейся массой поднималось облако белой пыли. Аристид напрягал глаза, пытаясь уловить момент сигнала. Он не сомневался, что атака последует. В первый день они только смотрели, как будто соблюдали перемирие или некие правила войны. На второй вечер случился налет, и с десяток человек были убиты прямо у ручья, прежде чем гоплиты прикрыли водоносов щитами и отбросили всадников. С тех пор персы патрулировали берег, не допуская к нему противника. В этом маневре была злоба, был и смысл. Войску в горах требовалась вода, и персы безжалостно мучили греков. Никто не знал, что прикажет начальник персидской конницы в это утро, но ситуация становилась отчаянной. Весь предыдущий день греки терпеливо ждали, пока неспешное солнце пройдет по небосклону дневной путь. Они потели на жаре. Каждый мех с водой был сосчитан, каждый глоток взят на учет. Люди потемнели, высохли и едва шевелили воспаленными, потрескавшимися губами. Через день или два они все до одного будут в отчаянии – и тогда начнут совершать ошибки. Аристид оглянулся на гоплитов, терпеливо ожидавших в строю. Они знали, каковы ставки. – Братья, афиняне! – обратился он к ним. – Время пришло. Когда я дам команду, начинайте продвигаться в строгом порядке, сомкнув щиты. Наши водоносы выйдут вперед и как можно скорее наполнят мехи. Потом ждите моего сигнала – никакого отступления, пока не услышите приказ. Он посмотрел вдаль – персидские всадники добавили быстроты и резкости. Осы знали – момент приближается, почуяли это. Их было больше, чем раньше, – должно быть, около тысячи. Аристид видел, как военачальник на огромном вороном жеребце натянул поводья. Персы явно почувствовали себя увереннее, посчитав, что греки сами себе устроили ловушку. – Вам придется выдержать пики и стрелы, – сказал Аристид назидательно. – Пригнитесь и вспомните упражнения со щитом. Если подойдут слишком близко, у вас может возникнуть соблазн продвинуться вперед и перерезать этих разодетых шлюх внизу. Вы этого не сделаете! Они испытывают нас, проверяют нашу решимость. Вы сможете это сделать, когда мы двинемся вперед с основными силами. Ваша задача сегодня – просто обеспечить себя водой на завтра. Вот и все. Он посмотрел на лучников, сидевших на корточках в расщелине. – Вы, парни, оставайтесь позади моих людей, вне поля зрения. Каждый из вас уже наметил того, кто ему нужен. Ждите моего приказа, если подойдут близко. Они кивнули. Пятеро были из Коринфа, с ними мегарец и четыре эгинца, державшиеся сплоченной группой и разговаривавшие на своем диалекте греческого. Но они, похоже, понимали его. Солнце поднималось на востоке, горизонт как будто вспыхнул пламенем. Уже при ясном свете Аристид внимательно оглядел равнину, высматривая признаки скрытого присутствия более могущественной силы, способной напасть на него из засады. Но главный лагерь персов скрывался в поднявшейся пыли. У Аристида были резервы, готовые быстро вступить в бой, однако задействовать их он рассчитывал только для обеспечения организованного отступления. Втянуться в крупное сражение, не имея плана, было бы опасно. Этим утром соперники испытывали решимость и мужество друг друга. Несколько убитых, немного пролитой крови. Павсаний будет наблюдать и, может быть, что-то узнает. Персидский полководец, возможно, тоже. Аристид произнес про себя молитву Афине. Она тоже должна присматривать за своими детьми: ее любовь растворилась в рассветных тенях и теплом воздухе. Все взгляды были прикованы к Аристиду. Он поднял руку над головой и резко опустил, простым жестом послав людей навстречу смертельной опасности. Взглянув на восходящее солнце, Ксантипп нахмурился – путь в обход острова Самос занял больше времени, чем ожидалось. Он хотел, чтобы его корабли были на месте и блокировали персов к рассвету, но им не хватило скорости. Полная луна помогала, но набрать максимальный ход не получалось: в незнакомых водах таился риск напороться на скрытый камень и разорвать корпус. Что еще хуже, усилившийся ветер дул в лицо, вынуждая двигаться черепашьим шагом. Половина кораблей вообще остановилась, чтобы закрыть борта кожаными щитами, а весельные порты – кожаными рукавами. Если бы не равное чистейшему волшебству мастерство гребных команд, умеющих вести триеру против ветра, Ксантипп, возможно, даже пожалел бы, что у него нет торговых кораблей с их высокими бортами и большими парусами. Тем не менее, несмотря на постоянную опасность, триеры по-прежнему оставались кинжалами моря, настоящим чудом. Подойти незамеченными не удалось. На самой высокой точке Самоса, когда они были еще далеко, вспыхнул первый сигнальный огонь. Ксантипп не удержался от улыбки, представив, какая паника охватила персидские экипажи, когда они увидели знак. Когда-то, придя на другое побережье Эгейского моря с царем и армией, численно превосходящей некоторые народы, они были охотниками. После поражения при Саламине они бежали и укрылись за враждебным морем, чтобы зализать раны. И теперь уже греки вышли на их поиски, готовые завершить начатое. Ксантипп улыбнулся. День будет хороший. С восходом солнца весь остров Самос окрасился золотом, но побережье Ионии все еще оставалось в тени. Ксантипп огляделся, отыскивая взглядом мачты, которые видел раньше, но они исчезли. На мгновение его охватила паника. За несколько часов, что были в распоряжении персов, они переместили с острова к побережью все свои корабли. Он проглотил подступивший к горлу комок. Греческий флот блокировал с обеих сторон пролив между Самосом и материком. От внимания Ксантиппа не ускользнуло сходство с Саламином, где персы пытались сделать то же самое годом ранее. Царь Леотихид пришел с юга с шестьюдесятью кораблями. Пусть он и не был военным царем Спарты, но его воспитали воином. Он мог следовать плану сражения и на суше, и на море. Ксантипп почувствовал, как в нем закипает гнев. Все утро он представлял, что ставит на персов сеть, из которой им никак не выбраться. Но вместо того чтобы встретиться с ним лицом к лицу, они просто переправились на материк, где грозно маячила гора Микале. Это был их берег – не его, и задача внезапно осложнилась. Если в победе на море он не сомневался, то исход битвы на суше вызывал некоторую неопределенность. Войдя в пролив, его половина флота двинулась навстречу кораблям Спарты и Коринфа, как будто они столкнулись друг с другом в битве. Ксантипп подозвал келейста и отдал приказ. Весла замерли, шум волн затих, ветер спал до легкого бриза. Персы высаживались прямо у него на глазах. Скорее всего, они получили предупреждение незадолго до прихода греческого флота. Словно муравьи, воины сбегали с кораблей и устремлялись подальше от берега и греческой угрозы. Он видел блеск доспехов и жалкие вызывающие жесты. В каком-то смысле это был комплимент ему. Персы уже встречались с греками на море и явно не имели желания повторять печальный для них опыт. Едва заметив его флот, они просто сбежали в безопасное место. Кимон был слишком далеко, чтобы увидеть это, и Ксантипп мог только представить его разочарование. Ему снова вспомнился отец молодого человека, Мильтиад, преследовавший персов на суше и попавший в засаду. Неудача стоила Мильтиаду славы, свободы и в конце концов жизни – он умер от последствий ран в афинской камере. В той трагедии и Ксантипп сыграл свою роль. Воспоминание отдалось горечью в горле. Рок ломает жизни людей. Ксантипп готовился к войне на море и при мысли о вторжении во враждебную страну скрипнул зубами, но тут же сердито откашлялся. Арифрон вопросительно посмотрел на него, как всегда ожидая, что отец знает, что делать. Ксантипп натянуто улыбнулся сыну. Триера вошла в тень Самоса, и оба сразу ощутили холодок. Ксантиппу не нужно было напоминать себе, что перед ним поставлена задача и он решит ее, чего бы это ни стоило. – Подай сигнал царю Леотихиду! – крикнул он. – Приготовь мою лодку. Всем капитанам явиться на корабль наварха! Увидев приближающегося Эпикла, Ксантипп попытался сменить выражение лица на более приятное. Роль капитана – публичная, но решения он принимает единолично. Тем не менее друг сразу заметил беспокойство в глазах друга, которого знал много лет и с кем стоял при Марафоне. – Мы могли бы легко сжечь эти корабли, – сказал Эпикл. – Несколько стрел, пропитанных смолой, и мы подожжем весь флот. В этом есть смысл. – Если у них опытные экипажи, новые корабли построить нетрудно, – мрачно сказал Ксантипп. – Нет, мы высадимся. Мы пришли сюда, чтобы наказать их и убедиться, что они никогда не вернутся в Грецию. Сделать это можно только одним способом. Эпикл понял и предложил: – Тогда мы высадим гоплитов. Полагаю, старшим пойду я. Ксантипп окинул взглядом верного друга, который преданно шел с ним по жизни, и возразил: – Не сегодня. Я буду с тобой, Эпикл. Командовать буду я. Эпикл, соглашаясь, кивнул, и вместе они посмотрели на берег.