Конница наводила ужас на застывших в строю людей. Отряд разгонялся до галопа на одной стороне поля и молнией проносился мимо неподвижной шеренги, не давая времени ни предпринять что-либо, ни отступить. Аристид ненавидел их так же, как и любой гоплит. Вместе с остальными он стоял в строю глубиной в три шеренги. К счастью, проломить эту ощетинившуюся копьями стену лошадь не могла, хотя мысль об этом – вес человека в доспехах и животного! – пугала. Заставить лошадь пойти на щиты невозможно, но, если бы такое все же случилось, она наткнулась бы на острие копья. Аристид сделал глубокий вдох и, добавив в голос металла, крикнул: – Держать строй! Хорошо. Сегодня вечером нас оценивают спартанцы, не говоря уже о персах. Держите строй. Щиты повыше и не открывать. Копья наготове, если нападут. Упор в землю и прижать ногой. Пусть наши парни принесут воды для всех. Он замолчал. Говорить так легко, как другие, у него не получалось. Вот у Фемистокла получалось, и он это знал. Но все же Аристид считал, что он и гоплиты понимают друг друга. Им нравились простые задания. Персидские всадники начали новый разгон. Стук копыт, гиканье, головокружительная скорость – они приближались с невероятной, пугающей быстротой. Аристид посмотрел через плечо туда, где, опустившись на колено и скрытая щитами, стояла группа лучников. – Готовы? – Дай знак! – крикнул один из них. – Я ничего не вижу. – Значит, и они тебя не видят, – ответил Аристид. – Хорошо. По моей команде встань и выстрели в перса, которого наметил раньше. Того, на вороном жеребце. – Он вгляделся в густое, удушающее облако пыли. – Если не увидишь, посмотри на меня. Я укажу. Перед ними снова летела тьма всадников, тоже выполнявших простую задачу – заставить греков дрогнуть и побежать. Если побегут – их перебьют. Аристид почувствовал, как задрожала земля. Нет, его гоплиты не сойдут с этого места, не сдвинутся ни вперед, ни назад. Конечно, это означало, что персы могут свободно атаковать, метать со страшной силой пики и отходить. Он угрюмо наблюдал, как они разворачиваются для очередного маневра, и увидел их командира – того, которого заприметил раньше. Перс жестикулировал, выдавая этим себя. Худощавый, чернобородый. Его конь был на ладонь выше других. Великолепный скакун. Аристид указал на него лучникам, заглядывающим в щели между щитами. – Идут! – крикнул кто-то в строю. Один из тех глупцов, которые не могут молчать. Вообще-то, многие перед лицом врага отпускают нелепые реплики. Когда-то давно так же было на Марафонской битве: бессмысленные шутки и грубые описания, слыша которые другие ухмыляются, ругаются либо закатывают глаза. Каждый борется со страхом как умеет. Важно не это, а выполнение приказа и удержание позиции. Всадники приближались опасно и дерзко, словно испытывая выдержку греков и рискуя наткнуться на копья. Заостренную пятку копья, известную как «убийца ящериц», гоплиты втыкали в землю и прижимали ногой. Со стороны они походили на прячущихся за щитами бронзовых обезьян. Аристид сглотнул. Персы были уверены в себе. Как и прежде, он слышал улюлюканье и вопли, которыми они подгоняли и подзадоривали друг друга. Кони выбивали пыль из сухой земли, и серое облако как будто летело за ними. Не сводя глаз с того, кого он отметил как командира, Аристид попросил благословения у Одиссея, надеясь, что его тень наблюдает за ним. Если бы собранные им лучники обладали хотя бы половиной того мастерства, которым обладал древний царь Итаки… В последний момент, уже находясь в опасной близости, персидские всадники взяли влево и метнули короткие копья. Брошенные со страшной силой пики врезались в щиты. Одни отскакивали и пролетали над головой гоплитов, другие пробивали бронзу и даже деревянную основу под ней. Грохот, крики боли, хриплое дыхание, стук копыт – все смешалось в безумную какофонию. – Лучники, встать! – проревел Аристид, перекрывая шум. – По моей указке! Цель! Пускай! Он уже увидел начальника персидской конницы на вороном жеребце. В поднятой правой руке перс держал пику и, скользя взглядом по строю, выбирал цель. Броски наугад – удел молодых. Время как будто замедлилось, и Аристид почувствовал, что перс смотрит на него с расстояния не больше десяти шагов. Он мог поклясться, что увидел, как сузились глаза врага. Вот эта едва уловимая пауза и есть знак великого воина, печать мастера. Посреди безумия смертельной карусели Аристид и Масистий посмотрели друг на друга. Но лучники по команде уже встали, натянули тетивы и выпустили стрелы, как будто сам Одиссей указал им цель. Аристид увидел, как на теле перса появились черные, похожие на шипы отметины. Одна стрела ударила в руку над локтем, заставив пошатнуться. Другая вонзилась в шею. Перс выпустил поводья и упал под громкий вой ужаса. Лучники же стреляли снова и снова, восторженно скалясь оттого, что враг так близко. Их луки были туги, и сами они свежи и полны нервного напряжения. Снова и снова стрелы поражали всадников, и уже тридцать или более из них лежали недвижно на земле или спешно покидали поле боя. Сумятица еще не улеглась, но пики и стрелы уже не рвали воздух. В коротком бою погибло лишь трое афинян. Аристид оглянулся. Его водоносы возвращались с полными мехами, согнувшись под их тяжестью. Этого должно было хватить на какое-то время. – Вы, шестеро, со мной, – сказал он, выходя вперед. Всадники уже готовились к новой атаке, но без недавней веселости и азарта, как будто греки обидели их, сыграв не по взаимно согласованным правилам. Ему хотелось посмеяться над сердитым выражением их лиц. Они пришли в Грецию и сожгли Афины. А теперь им вернули долг. Аристид подошел к еще бьющему копытами огромному вороному коню. Из шеи торчало древко стрелы. Шансов выжить не оставалось. Хозяин жеребца был, несомненно, мертв, и его неподвижные глаза смотрели в небо. Аристид подумывал перерезать ему горло для уверенности, но рога протрубили отход. Прежде чем отдать приказ, отправляя людей назад, Аристид бросил взгляд на стоящих на склоне спартанцев в красных плащах. Переживая восторг от своей маленькой победы, он почти забыл о собственных предупреждениях. Здесь была не битва, а обычная стычка, испытание воли. Конечно, павшие умирали так же тяжело, как в настоящем сражении. Он был рад, что не попал в их число. – А теперь назад, ребята. Отличная работа. Лучники, вы великолепны. Может быть, Фемистокл сказал бы что-то более трогательное, заставил их зардеться от гордости или пустить слезу. Но им и это было приятно. Карабкаясь наверх по рыхлой осыпи, подальше от равнины, они высоко держали голову. Аристид остановился на полпути – передохнуть. Рядом так же тяжело дышали молодые воины, так что беспокоиться по этому поводу он не стал. Сверху было видно, что персидские всадники собрались вокруг главного лагеря, как сгусток крови в говяжьем хрящике. Своих убитых они уже забрали, что порадовало его. Мертвых нельзя ни оставлять там, где они пали, ни обирать. Враги – не звери, а цивилизованные люди. Но на его ненависти к ним это никак не сказывалось. Он уже начал отворачиваться, как что-то заметил вдалеке. Персы снизу увидеть это не могли. Аристид заслонился ладонью от солнца, присмотрелся внимательнее, а когда понял, что там, сердце как будто упало. Вереница повозок медленно ползла по равнине в их направлении. Был ли этот обоз вызван Павсанием, или продукты и воду направила в качестве подарка какая-то община? Аристид не знал. Но обоз почти наверняка шел к ним. У персов не было ни аванпостов, ни городов, которые могли бы им помочь, по крайней мере не в тот год. Разве что обоз шел из Фив. Вот это было бы едва ли не хуже всего. Тогда ему пришлось бы перерезать этот маршрут снабжения. Кто знает, может быть, голод принудит персов сдаться. В любом случае действовать было нужно, не теряя времени. Внизу, на равнине, о караване с припасами еще никто не знал. В его распоряжении был час, не больше. Аристид выдохнул и постарался рассуждать логично. Между ним и гребнем холма, где стояли спартанцы Павсания, располагались илоты. Они могли перенести в лагерь все перехваченное продовольствие. Он с усилием сглотнул, внезапно почувствовав тошноту. Персы, конечно, в стороне не останутся. Уязвленные неудачей у ручья, они наверняка нападут, если увидят, что греки вышли на равнину. Сердце заколотилось от волнения; решение требовалось принять прямо сейчас. Им не выжить без еды и вина, но обычно тихий голос в голове упорно твердил, что предпринимать еще одну вылазку так скоро после предыдущей неразумно и опасно. Но если персы все-таки выступят? Тогда они окажутся на равнине, а Павсаний и спартанцы у них на фланге. Аристид прикусил кончик большого пальца, мысли лихорадочно метались. Что бы сделал на его месте Фемистокл? Но ответ был ясен. Он бы рискнул. Глава 23 Аристид сочинял сообщение для Павсания, когда спартанец сам спустился к нему по склону. Регент явно был не из тех, кто готов ждать новостей, тем более поняв, что задержка чем-то вызвана. Следом за Павсанием появился и его неизменный спутник, выбиравший дорогу с гораздо большей осмотрительностью. Подождав, пока спартанец отдышится и придет в себя, Аристид кивнул ему. – Почему ты остановился? – первым делом спросил Павсаний. – Воду мы забрали. Никаких новых приказов я тебе не посылал. Заметив сердитый блеск в глазах спартанца, Аристид тоже приподнял бровь. Неужели этот человек спустился только для того, чтобы упрекнуть его в задержке? – Регент Павсаний, взгляни на восток, и ты увидишь длинный обоз, направляющийся в эту сторону. Персы его еще не заметили, но это может случиться в любой момент. Павсаний повернулся и сощурился, всматриваясь. Яркое утреннее солнце не давало увидеть караван тем, кто был внизу, но не помешало Павсанию. – Мой маршрут снабжения проходит через горы у нас в тылу, через земли, которые мы контролируем. Кто послал этот обоз, я не знаю, – сказал спартанец и замолчал, задумчиво глядя вдаль. Аристид нетерпеливо рубанул рукой: – Если обоз идет к ним, его необходимо перехватить. Но мне кажется, он предназначен нам. Подарок от Платеев или Левктр. – Платеи разграблены… – ответил Павсаний, прикрыв ладонью глаза. Аристид ждал. Спартанец определенно хотел проявить себя, и такая возможность представилась. Но ситуация была не так проста, как могло показаться на первый взгляд, и заставляла задуматься даже такого подготовленного человека. – Здесь может быть уловка, рассчитанная на то, чтобы выманить нас с горы, – сказал наконец Павсаний. Аристид согласно кивнул. Он уже думал об этом, но теперь сделал вид, будто Павсаний предложил что-то особенное. – Если так, – помолчав, сказал Аристид, – тогда это их первая хитрость. Персы пришли в Грецию с молотом, а не кинжалом. Никакой особенной утонченности я в их действиях не видел. Конечно, всякое бывает… Он замолчал, злясь на себя за посеянное зерно сомнения. Говорить следовало уверенно, так, чтобы убедить спартанца. Конечно, если он ошибается, то придется признать, что и персы способны нанести мастерский удар. Жизнь или смерть, победа или поражение. Командир всегда один, когда от результата зависит главное. Аристид представил себя на месте спартанского регента, и утро дохнуло холодком в спину. Он почувствовал запах собственного пота. Ему ничего не оставалось, как только ждать решения Павсания. Без его прямого приказа никакая часть греческой армии не могла сдвинуться с места. Такова была цена союза со Спартой, и сам Аристид принимал ее как справедливую. Тисамен наконец добрался до них, буквально соскользнув вместе с пластом рыхлого грунта. Они стояли на краю крутого обрыва. Слух уже облетел гору, и гоплиты ждали дальнейших распоряжений. Их жизни были в руках других. – Караван там, на равнине… – начал Павсаний и умолк. Аристид чувствовал, что терпение вот-вот лопнет. Он был вдвое старше спартанского регента. В это утро у него все болело, но он не променял бы выпавший шанс на праздную беседу! Если в обозе провизия, значит нужно пойти и взять. Он откашлялся, но Павсаний заговорил раньше, приняв решение: – Выводи гоплитов, Аристид, все восемь тысяч. Я останусь. Если персы двинутся против вас, они будут знать, что я ударю с фланга. Аристид склонил голову в знак согласия. На счету было каждое мгновение. – У них так много людей, что они могут послать за мной двадцать тысяч, и это никак не скажется на их готовности встретить тебя, когда ты спустишься. – Никто и никогда не бывает готов встретить нас, – тихо сказал Павсаний. – Сколько ты хочешь? – Твои илоты – единственные, кто может пойти с нами прямо сейчас. Скольких ты можешь послать со мной? Тридцать тысяч? Если персы захотят нас атаковать, им придется разделить армию. И тогда ты ударишь с фланга. Если же они побоятся ловушки и останутся в лагере, мы приведем обоз. Аристид заметил, что Павсаний начал колебаться, как будто испытал внезапное давление. Взгляд спартанца породил у Аристида желание отступить. Но что бы ни вызвало это странное напряжение, оно пролетело, как ветерок. – Очень хорошо, афинянин, – сказал Павсаний, непонятно почему выбрав такую странную форму обращения. – Но мои илоты не воины. И воинами ты их не сделаешь. У них есть несколько клинков и копий… Они сыграют свою роль, если я прикажу. Просто… – Он скривился, как будто съел что-то кислое, не желая произносить эти слова. – Они как дети, Аристид. Не надо, чтобы их всех убили. Аристид изумленно уставился на спартанца, а потом вспомнил старую историю об Аресе и Афродите. Эти боги вместе сотворили сына. Ребенка, соединившего войну и любовь, назвали Фобосом. Фобос – страх. «Сколько людей, – подумал про себя Аристид, – узнали так же много о спартанском обществе, но расстались с жизнью, прежде чем смогли кому-нибудь рассказать?» В горле вдруг пересохло, и он, с усилием сглотнув, спросил: – Значит, договорились? Ему нужен был приказ. – Займись караваном, – ответил Павсаний, – приведи его сюда или сожги. Возьми гоплитов… и илотов. Пусть сохранит и благословит тебя Аполлон. Они пожали друг другу руки, и уже в следующее мгновение поведение Аристида изменилось.