— Чистая правда, Мая, и поэтому я привезла её к тебе. Совет постановил её отчислить и отправить лечиться… – Подождите! У нас же самих есть врачи, почему её не отправили к Унаните, она же меня лечил! – Унанита отказалась. Вот этого я точно не ожидала. Унанита лечила меня в своё время, и я помнила её как очень мягкую и добрую женщину, которая непонятно почему служила Тиаре, когда должна была – Элени. – Но почему? – Потому. И поэтому я её привезла сюда. – А кто её тут лечить-то будет?! Нин, так нельзя же!– я всё же повысила голос. Не хорошо кричать на старших, но у меня были причины ужаснуться ситуации. Во многом потому, что я о-очень, прямо таки очень-очень-очень хорошо помнила, что со мной было, когда Унаните потребовалось лечить мою не очень умную голову. Если у девочки хоть десятая доля моих проблем, то я не справлюсь и сделаю ей хуже. Играс пожевала сигарету и подошла ко мне. Она была сильно ниже меня, и мне пришлось нагнуться, чтобы смотреть ей в глаза. – Майя, я тебе по большому секрету расскажу: мать Лавия умерла. Месяц назад. Преемницу избрали, ей стала сестра Рафиз. Но о смерти Лавии пока официально не объявили, потому что… Не буду мучить тебя всеми пробелмами нашего сестринства, но Синод Рафиз может и не утвердить, совет же единодушно избрал её, и что делать в этой ситуации никто не знает. – Так уж единодушно? – усомнилась я, зная, как Играс ненавидела мать Рафиз. – Я прогуляла выборы, – пожала плечами Играс. – Ужасно неудачно застряла в Ракке во время бури. А в Ракку попала случайно, перепутав местные поезда. Я против воли улыбнулась. Играс – тоже. – Так что когда я вернулась, то всё уже закончилось, я пожаловалась на свои злоключения и повозмущалась, какой нехороший Синод, раз не желает признавать Рафиз новым матрархом, пока не объявлено о смерти Лавии. Вот тут мне стало не до смеха. Раз Играс увернулась от голосования, значит, подозревала, что её никто не поддержит и что придётся либо голосовать за и ставить свою подпись в протоколе, либо голосовать против Рафиз и поять же расписываться в протоколе. А зная характер Рафиз… – Всё сестринство за неё? Играс, угадав мои мысли, достала свой портсигар и протянула мне. Я взяла одну ароматную палочку и раскурила. Хех, мята, душица, шалфей и какой-то сор. Захотелось закашляться. – Пф… я бы сказала, половина. Винить их не могу, Рафиз семьдесят лет ждала возможности напялить на себя венец, и, Богиня видит, кто угодно, кто не Лавия, будет для сестринства лучше. А остальные просто как ты. Пока Рафиз не лезет в их храмы, она для них хорошая. Впрочем, у нас есть и героиня, которая успела приехать на совет и даже проголосовала против. – И кто же это? – Ракха, представляешь? – Играс покачала головой. – Ещё, говорят, возмутилась тем, что смерть Лавии скрывают. – И что, она до сих пор жива? – я вспомнила рекомендации девочки. Мать-настоятельница её очень хвалила. А Унанита отказалась лечить. Не поэтому ли Играс её привезла ко мне? – Да, жива. Если её снять, то в школу заявится учебная инспекция, а любая инспекция эту жалкое заведение закроет, чего Рафиз допустить не может. Я кивнула. – Нин, это всё интересно, но причём тут я и эта девочка Камалин? – Ты прочитала же её личное дело, – матушка многозначительно поиграла бровями. – Я всё ещё не понимаю. Брови Играс встали мостиком. Ну нет, так дело не пойдёт. – Не понимаю, – твёрдо сказала я. – Девочке нужен врач, здесь врачей нет, я точно знаю. Я её вылечить не смогу, я со своей головой едва справляюсь. Тем более я не справлюсь, если от неё отказалась Унанита. Значит, ей тем более для её же блага надо в больницу. – Да что ж с тобой делать! – старуха закатила глаза. – Девочка – племянница Ракхи. Осталась без матери этой зимой, и Ракха привезла её в Лиду из Маруты. Я отстранённо заметила, что считаю, что неизвестная сестра (или жена брата, или кто она там) матери-наставницы забралась так далеко именно из-за родства с Ракхой. Будь у меня вместо брата что-то вроде Ракхи, я бы тоже сбежала. …хотя я и от Кадма, если подумать, тоже сбежала… – Ракха в отношении этого ребёнка показала себя с очень неожиданной стороны, – криво улыбнулась Играс. – Нет! – я сунула папку обратно Играс. – Нет, везите её обратно. – Да ты дослушай! – Нет! В ваших играх я не участвую! Мстить Ракхе – без меня! И это Аман вас побери, даже не низко! Это… Это мерзость! Вы мстите ей через ребёнка!.. Играс махнула пальцами по моим губам, и я заткнулась. Мой голос пропал, а зубы клацнули друг о друга. Язык прилип к нёбу, а губы онемели. – Помолчи пожалуйста, – Играс утопила свой окурок в стакане с водой и достала новую сигарету. – Ты чем меня слушала? Я не предлагаю тебе месть. Сама с этим разберёшься. Я прошу тебя спрятать девчонку у себя и потянуть время. Совет школы постановил её исключить и отправить лечиться. Унанита отказала ей в помощи. А значит, девочка должна отправиться в обычный приют и обычную больницу. Формально у неё никого нет, Ракха отказалась от мира. Камалин станет государственной сиротой при живой тётке и после всего пережитого, а это жестоко. Я попыталась сказать, что многие сироты через это проходят, но не смогал расцепить зубы. Язык тоже не слушался. Вот старая ведьма, как же бесят её фокусы! Что в детстве, что сейчас. Сейчас – тем более, потому что я не ребёнок и никто не давал ей права такое со мной творить! – Девчонка страдает, и в душе она на самом деле ничего так. Туповата, но кто в нашем мире по-настоящему умный? Совет был несправедлив к ней из-за Ракхи и потому что Рафиз не на её стороне. Унанита отказалась её лечить потому же, из мелкой злобной мстительности, хотя могла помочь: она сама сказала, что можно было бы обойтись и её силами и не высылать девочку из Обители. Вот значит как. Я расслабилась, представила, что мои губы вовсе не склеены, язык послушен, и стёрла чары с губ. – Унанина казалась мне хорошей, – сказала я. – Она хорошая. Но все мы оступаемся. – А в чём ваша выгода в этой истории? – Я не могу сделать что-то хорошее просто так?.. Ой, не смотри так! Против твоего исключения я тоже голосовала, если вспомнишь. Ну что, возьмёшь девочку? – Я не врач. – Унанита оставила инструкции. Она считает, что девчонка оправится, ей просто нужно время и отдых. – А мозгоправ? Вот эти все разговоры по душам, нарисуй мне свой класс, нарисуй любимую учительницу? – наверное, это было какое-то колдовство Играс, потому что всё внутри меня требовало сказать “нет” и уйти, но я почему-то это “нет” не говорила. Сердце было возмущено предложением ввязаться в дрязги старших сестёр, а разум говорил, что она права, девочка окажется в приюте с её ужасными проблемами. Разум говорил, что я не справлюсь, я не врач, я вообще ничто, и я сделаю девочке хуже, чем казённый мозгоправ. Ребёнок вредит себе во сне – это же катастрофа! Но сердце почему-то упрямилось и требовало справиться. Иногда я ненавидела саму себя. – По моей просьбе совет дал девчонке ещё шанс. Я предложила отправить её на полгода к тебе. Ты... была в схожей ситуации и знаешь, что она чувствует. Возможно, поможешь успокоиться и вернуться к обучению. — Ну это прям очень легко, ага. Но допустим, я согласна. Что будет, если я не справлюсь? Я не мозгоправ, а так, даже не наставница. Я могу и навредить. Что с ней и со мной тогда будет? Вышлете меня в ещё более медвежий угол? — Тебе – ничего не будет. Но я лично надеюсь на успех. Ты… скажем так, ты не самая лучшая моя ученица. Но Тиара за что-то любит тебя, — “в отличие от меня” она не договорила, но по ироничной улыбке я догадалась, о чём наставница думает. — Возможно, ты не так уж и неправа в своём служении. Если сумеешь вернуть девчонку к учёбе, это будет белый камушек в твою пользу. — Что за камушек? — Забудь, так, неудачная аллегория. Майя, пожалуйста. Я не втягиваю тебя в дрязги сестёр, а прошу спасти от них девочку. Сдать Камалин в приют мы всегда успеем. Она не безнадёжна. Пусть до весны поживёт у тебя, отоспится, подготовитесь к экзаменам. А к весне мало ли, что случится. Но что-нибудь случится, и про девочку забудут. Может быть Ракху снимут, а может быть, Синод не утвердит Рафиз. Что-нибудь, да случится, повторила я про себя. Вот так просто. А с другой стороны, полгода – большой срок. К тому же вряд ли меня отсюда заберут прямо как наступит календарная весна. Если Играс и правда организует мне перевод, всё равно, хорошо, если в начале лета уедем. Я в последний раз взвесила аргументы “за” и “против”. Их было много, поэтому я я свела их к простым “хочу я себе головной боли или не хочу”. Головной боли я не хотела. Я хотела чтобы всё было по-старому, мои мальчики не уезжали, или мы как-то вернулись в Альдари, и там всё продолжилось как здесь, только с магазинами, кино и новыми книгами в книжном, а не по спецзаказу через библиотеку. Племянницу Ракхи я в своей жизни не хотела. — Выгнать всегда успеем, а столуемся мы за счёт Ордена. Попробую что-нибудь сделать. Если бы я знала, к чему это приведёт, я бы выкинула матушку в окно. Или сама выбросилась. Но я не знала, поэтому забрала окурки из стакана чтобы выбросить их где-нибудь, и повела матушку во двор, знакомить меня с моей первой в этой жизни ученицей. Вблизи девчонка превзошла все мои ожидания. Высокая для своего возраста, крепкая, сухая и какая-то угловатая и посеревшая, что, если не вглядываться в молодые серые глаза, она казалась старше меня. И не очень грациозная. Нет, она не падала, не запиналась и не выглядела потерявшейся. Но её движения были зажатыми и сухими, как у человека, который не знает, как себя вести, или чудовищно напряжен. Она просто встала с крыльца и выпрямилась так, что я аж услышала, как у неё рвутся от напряжения мышцы. Захотелось спросить, точно ли это наша послушница, а не мейндская солдатка. Она выглядела, как будто внутри неё натянуты струны и держат руки-ноги вместе так жестко, что она с трудом может пошевелиться. — Камалин, это сестра Анатеш, твоя новая наставница. Кама ударила себя кулаком в грудь, демонстрируя похвальное рвение. На меня она посмотрела с вызовом, и я поняла, что не впечатлила её, или тётушка предупредила о том, что я такое. Если второе, то матушка-настоятельница подложила девчонке свинью. Вряд ли грымза рассказала правду о наших с ней отношениях, скорее всего, напугала девчонку разной чушью о моей большой ненависти к своей прекрасной персоне. Мир матери-настоятельницы вообще был прост: была прекрасная и безгрешная она, и остальные мальчиколюбы, мудаки, шлюхи и завистницы. К ней Элени во плоти явится, Ракха немедленно назовёт её тряпкой и дурой. Мда. Вот же я дура, зачем согласилась? Теперь всё зависит от способности девчонки адекватно воспринимать мир и меня в частности. Потому что я-то безнадёжна. Я протянула Каме руку для рукопожатия вместо того, чтобы ответно ударить кулаком в грудь. Я знала, что так не положено, и теперь с интересом ждала реакции. Свою руку Кама подала не сразу, но зато, когда подала, посмотрела мне прямо в глаза. Взгляд был полон ярости и упрямства. На мгновение мне показалось, что я смотрю на юную копию матери-настоятельницы. У них даже стрижки были одинаковые: короткие, кое-как обрезанные ножницами по линеечке и делающие их на пару сотен лет старше, чем они есть. Девчонка гордо запрокинула голову и процедила: — Рада знакомству. Я повернулась к матушке Играс и приподняла брови. Та пожала плечами. Потом разжала губы. — Теперь ты поняла, о чём я говорила? — Да. Отлично, ребёнок мне вручён, надо где-то расписаться? А то локомотив всё стоит.