– Он же мог положить ребенка в багажник, – предположил Юханссон. – Жасмин, я имею в виду. Не столь вероятно, пожалуй, но, если верить жене, он ведь мог отсутствовать всю ночь. – Он в рубашке родился, – сказал Ярнебринг. – Когда появился у себя дома в деревне полчаса спустя, его ближайший сосед заехал в канаву. Дом тренера находился, кстати, в ста километрах к югу от Стокгольма, то есть расстояние вполне соответствует этому времени. – Можно себе представить, – хмыкнул Юханссон. – Въехал в канаву. В деревне в обычный пятничный вечер. – Да, конечно, и, по его словам, был трезвый как стеклышко, – сказал Ярнебринг и ухмыльнулся. – Мы ведь пообщались и с ним тоже. – В общем, чтобы не утомлять тебя подробностями, дело обстояло так, – продолжил он. – Сначала наш тренер помогает соседу вытащить автомобиль из канавы. Потом он едет к себе домой. Жена спит. Одна в доме. Тогда он возвращается к соседу, который заехал в канаву. Сидит там полночи и пьет вместе с полудюжиной родственных душ, тоже соседей, прежде чем, покачиваясь, возвращается домой и засыпает. Я принял его алиби. А как бы ты поступил на моем месте? – Принял бы его алиби, – кивнул Юханссон. – Что произошло потом? С расследованием, я имею в виду. – Все как обычно. Мы покопались в прошлом Жасмин и ее семьи. Проверили всех, кто находился поблизости к ней. Родственников, друзей, знакомых, соседей, товарищей по школе, подружек и их старших братьев и сестер. Опросили живущих по соседству, разносчиков газет, почтальонов, электриков, водопроводчиков и прочих работяг, и всех других, кто просто находился в кабаках поблизости. Проверили поездки такси в тот район и из него в те часы, когда девочка исчезла. Прошлись по придуркам, помешанным на сексуальной почве. Отследили все другие преступления, которые случились тогда и могли иметь хоть какое-то отношение к Жасмин. Обратились к общественности. Я и мои парни, а также пара коллег женского пола в нашей компании сделали все необходимое и возможное. Точно по учебнику. И по большому счету результат получился нулевой. Мы так и не нашли место преступления, но при мысли о состоянии, в котором находилось тело Жасмин и ее одежда, все, скорее всего, произошло в помещении. Но нас было слишком мало. И мы слишком поздно взялись за дело. – На ней была одежда? – Нет, – ответил Ярнебринг и покачал головой. – Тело было нагое, абсолютно нагое. Никакой одежды, украшений, ничего. Их он выбросил в те же кусты. Примерно в сотне метров от тела. Один из наших кинологов обнаружил все эти вещи на следующий день, в субботу 22 июня. Когда прочесывали район вокруг места находки. Ее одежда, обувь, рюкзак, часы, колечки, которые были на ней, две штуки, если я правильно помню, лежали засунутые в пару полиэтиленовых мешков, подобных тем, какие использовались для упаковки тела. Они даже принадлежали одному рулону из десяти таких, какой можно купить в любой хозяйственной лавке. Пакеты с одеждой он просто связал вместе, обычным бабским узлом, если тебе интересно. – Одному рулону… – повторил Юханссон. – Откуда ты это знаешь? – Коллега из технического отдела додумался. Смышленый до невероятности. Тело Жасмин и ее одежда были упакованы всего в шесть мешков. Пять первых и последний из рулона. Четыре промежуточных отсутствовали. Их он, вероятно, использовал для чего-то иного, когда прибирал за собой. Неясно, для чего конкретно, поскольку мы так их и не нашли. – Окровавленная простыня и все такое, – предположил Юханссон. – А Бекстрём? Чем занимался он? – Чем и обычно, – сообщил Ярнебринг. – Главным образом сидел и разглагольствовал об отце Жасмин. Тот не давал ему покоя. – Интересно, каким образом такой, как Бекстрём, смог стать полицейским, – проворчал Юханссон, чьи мысли неожиданно потекли в другом направлении. – Его отец был полицейским, – напомнил Ярнебринг и усмехнулся. – Скорее всего, не меньшим подарком, чем сынуля. Дядя служил в полиции. Его кузен тоже полицейский, из бывшего мотопатруля, полный идиот и, представь себе, председатель полицейского профсоюза. Поэтому здесь нет ничего странного. Таких много среди нашего брата. Бекстрём, по крайней мере, хотя бы не настрогал кучу детей, которые стали бы полицейскими. – То есть расследование закончилось ничем, – констатировал Юханссон. – Все пошло наперекосяк с самого начала, – сказал Ярнебринг. – Когда нас подключили, было уже слишком поздно, как я говорил. Мы не нашли ничего ценного. Ни одной стоящей зацепки. И в любом случае пахали всю осень, пока кто-то из наших шефов не решил спустить дело на тормозах. Это произошло сразу после новогодних праздников, кстати. Меня убрали еще до начала июля. Потом убили премьер-министра, и тогда фактически поставили крест на поисках убийцы Жасмин. Все сотрудники отдела насильственных преступлений и сыска работали по делу Пальме. – Я знаю. – Юханссон кивнул. «Лучше, чем многие, лучше, чем ты, мой друг», – подумал он. – Можно представить себе, – заметил Ярнебринг и улыбнулся. – Какие-то вопросы, наверное, ведь все равно остались, – предположил Юханссон. – Если мне память не изменяет, таких хватало, – сказал Ярнебринг. – И тот, который я запомнил лучше всего, касался автомобиля, замеченного поблизости от дома, где она находилась в тот вечер. Этот был красный «гольф» новой модели. Ухоженный, явно не пацан на нем гонял. Обычный сигнал о машине, из тех, какие есть почти в каждом расследовании убийства. – Рассказывай, – скомандовал Юханссон. – Мы так никуда с ним и не продвинулись тоже, – сказал Ярнебринг. – Рассказывай, – повторил Юханссон. – Все равно рассказывай. 20 Вторая половина среды 14 июля 2010 года Согласно сообщению одного пожилого свидетеля, жившего в том же районе, на Майбломместиген, где и Жасмин, он видел припаркованный красный «фольксваген-гольф». Тот стоял всего через несколько домов вниз по улице и прямо перед перекрестком с Эппельвиксгатан. Как и многие похожие свидетели до него, в тот вечер, когда исчезла Жасмин, он прогуливался со своей собакой, и машина попалась ему на глаза «где-то между девятью и десятью вечера». Потом все покатилось обычным порядком. Сначала установили, что автомобиль не принадлежит никому, живущему на той улице. На примыкающих улицах или где-то поблизости. Или кому-то, каким-либо образом связанному с данным районом. Ничего подобного, и само по себе это сразу же стало более интересным. Всех, кто владел «гольфом» и жил по соседству или имел какое-то отношение к близлежащей территории, удалось отсеять, хотя нашлось много таких автомобилей, и даже два из них были красного цвета. В качестве следующего шага из автомобильного регистра выудили все красные «гольфы», находящиеся в Стокгольмском регионе и зарегистрированные на частных владельцев, предприятия, лизинговые фирмы и фирмы по прокату автомобилей, и хотя брали во внимание только машины последних моделей, их нашлось несколько сотен. В то время как эта работа продолжалась, их свидетеля, как и многих других до него, стали одолевать разные сомнения. Сначала относительно дня, потом модели автомобиля, ведь особым знатоком машин он не являлся, и, наконец, даже цвета. На тот момент у Ярнебринга и его коллег уже имелась заполненная доверху картонная коробка с выписками из авто-регистра, стоявшая в ожидании, когда у кого-то из них найдется время пройтись по всем бумагам, лежавшим там. Из-за прочей рутины все, однако, получилось так, как слишком часто случалось. Начали проверять владельцев, живших между Сольной и Броммой, тех, кто, пожалуй, мог познакомиться с Жасмин на пути между мамой и папой, а также тех, кто уже числился в регистре преступлений за прежние «подвиги». Особенно за деяния, подобные тому, что случилось с Жасмин. Но не удалось найти ничего интересного, и даже ту толику, которая вначале внушала хоть какой-то оптимизм, в конце концов пришлось отсеять. И зайдя так далеко, работу прервали или, по крайней мере, отложили на время. – Жаль, я не подсунул этот автомобиль в расследование убийства Пальме полгода спустя, – сказал Ярнебринг. – Тогда на один вопрос стало бы меньше. «Напрасно ты так считаешь», – подумал Юханссон, ему ведь было лучше известно, но он ничего не сказал, поскольку в то самое мгновение ему пришла в голову мысль. Абсолютно естественная в такой связи. – Мне надо выбраться на место, – сказал он. – Увидеть дом, где Жасмин жила, проверить ее маршрут. Иными словами, приложить ухо к рельсам. – На место? – переспросил Ярнебринг и подумал мрачно: «Ну вот, его понесло снова». – Почему бы нет? – В казенной белой рубахе и больничных домашних тапочках. – Ярнебринг кивнул в направлении лежавшего на кровати Юханссона. – Конечно, так не годится, – согласился Юханссон. – Поэтому, когда ты придешь сюда завтра, хорошо бы тебе принести с собой какую-нибудь одежду. Не надо ничего сверхъестественного. Хватит удобных штанов и рубашки. И обувь тоже. Как же без нее. – Вот как, – проворчал Ярнебринг, стараясь использовать более оптимистичный тон, в отличие от своих ощущений. – Благодари дьявола за это, – сказал Юханссон. – Похоже, ничего не случилось в данном деле за последние двадцать пять лет. – В принципе – да, – подтвердил Ярнебринг. – Хотя кое-что все-таки произошло. Весной восемьдесят девятого, когда убили Хелен Нильссон в Сконе, старое расследование снова вытащили на свет божий. С целью посмотреть, нет ли связи между убийствами Хелен и Жасмин. Но ничто не указывало на это. Группа крови преступников отличалась, и когда потом выделили ДНК убийцы Жасмин, стало окончательно ясно, что речь идет о двух разных людях. И папки вернули на полку. – И больше ничего не происходило? – Обычно рутинное отслеживание и сравнение с новыми делами, появлявшимися за все годы. Этой зимой, за полгода до истечения срока давности, была мысль, что группа из криминального отдела полиции лена[3] в Стокгольме, специализирующаяся на нераскрытых преступлениях, сделает последнюю попытку, но одновременно подстрелили прокурора в Худдинге, и у них хватило другой работы. – Кто будет копаться в таком дерьме, – ухмыльнулся Юханссон. – Убийство – скоропортящийся продукт. – Какие заговоры вы здесь затеваете? – спросила Пия, неожиданно появляясь в дверях палаты Юханссона. 21 Вечер среды 14 июля 2010 года Ярнебринг обнял Пию, которая уже стояла у кровати и осторожно гладила мужа по щеке. Потом кашлянул и сунул свои бумаги в карман. – Ну, мне пора домой, – сказал Ярнебринг. – Да, действительно, – буркнул Юханссон. – Береги себя, Бу. Увидимся завтра. И не забудь, что ты обещал. – И что же он обещал на этот раз? – спросила Пия и с любопытством посмотрела на Ярнебринга. – Никакой колбасы или шнапса, – уверил ее Ярнебринг. – Просто заглянуть мимоходом. Он становится таким, как прежде, поэтому у меня есть все причины приглядывать за ним. Он кивнул, похлопал своего лучшего друга по плечу и удалился. На пути остановился в дверях и кивнул снова. – Бу не похож на себя, – сказал Юханссон, когда дверь закрылась. – Мне кажется, на него это очень сильно повлияло, – объяснил он. «Почему я так говорю? – подумал он. – Она же наверняка видела собственными глазами, что Ярнебринг не такой, как всегда». Пия села рядом с ним на кровати. Наклонилась и осторожно провела пальцами по его щекам и лбу. – Как ты чувствуешь себя? – спросила она. – Хорошо. Юханссон кивнул.