– Небольшая слабость, немного скучаю, но чувствую себя лучше, чем когда-либо. – Я разговаривала со старшей сестрой отделения. По ее словам, ты плохо ешь. Ты должен есть. Ты же это понимаешь? Она серьезно посмотрела на него. – Я так и делаю, – заверил Юханссон. – Ем простоквашу, и фрукты, и овощи, и массу всего такого. Я съел два банана и яблоко. Бу принес целый пакет. – И никакой колбасы, – сказала Пия. – Само собой. – О чем же тогда вы с Бу говорили? Я слышала, он здесь почти с самого обеда. – Старые дела. Старые дела, которые я забыл. По работе и тому подобное. – Ты действительно не хочешь поесть? – Нет, с этим все нормально. – Может, поспишь? – Только если ты будешь спать рядом со мной, – сказал Юханссон. – Если подвинешься и обещаешь не храпеть, – поставила условие Пия. – Обещаю, – сказал Юханссон. Он подвинулся, лег на бок. Пия пристроилась рядом с ним. Юханссон обнял ее осторожно здоровой рукой. Вскоре он заснул и спал, просто спал, без каких-либо сновидений, хотя ему и следовало видеть сны о Жасмин. 22 Утро четверга 15 июля 2010 года Его жизнь с каждым днем становилась все более упорядоченной и приближенной к нормальной. Сначала он доковылял до туалета, справился только с помощью палки с резиновым наконечником, хотя не мог держать ее в правой руке. И ничего, что обеспокоенный санитар все время шел позади него. Потом он принял лекарства и съел свой новый и полезный завтрак. Задремал, наверное, поскольку, подняв глаза, увидел Ульрику Стенхольм, сидевшую у его кровати. Она улыбалась ему, наклонив голову набок. – Ты становишься все бодрее и бодрее с каждым днем, – сказала она. – Ты нашла что-нибудь? – спросил Юханссон. – Нашла – что? – Источник информации. Ты обещала посмотреть в бумагах отца. – Я знаю, – сказала она. – Нет, пока не нашла, хотя и начала искать. Он оставил больше двадцати коробок и пакетов всякой макулатуры. Вырезки из газет, дневниковые записи, наброски проповедей, которые он читал, старые календари, письма… Масса писем и открыток. – Бумаги разложены в хронологической последовательности? – уточнил Юханссон. – Я не задумывалась об этом, – сказала она. – Однако сейчас после твоих слов… по-моему, он сохранял все подряд. И никакого другого принципа там нет. Все лежит кое-как. Но, конечно, какой-то порядок по времени все-таки существует. У меня эта мысль возникла вчера, когда я сидела и читала письма, оставшиеся после него. Все они, на которых стояла дата, похоже, были одного года. – Когда он вышел на пенсию? – В восемьдесят девятом, ближе к лету. Или, точнее, в начале лета. Почему это интересует тебя? – Попытайся покопаться в бумагах за последние два года его работы. С лета восемьдесят девятого по лето восемьдесят седьмого. Начни с восемьдесят девятого и иди назад. – Может, тогда уж с восемьдесят пятого, – возразила Ульрика Стенхольм. – Ее же убили летом восемьдесят пятого. Тебе не кажется, что мне стоит начать с этого года? – Делай, как я говорю, – отрезал Юханссон. «Она же вроде доцент, должна соображать», – подумал он. – Мне все-таки любопытно, – не сдавалась Ульрика Стенхольм. – Почему, по-твоему, я должна начать с конца. – Это не так легко объяснить, – сказал Юханссон. «Ты не полицейский», – подумал он. Потом он встретился со специалистом по лечебной медицине и установил два личных рекорда. Сначала в сжатии маленького красного мячика правой рукой, потом в сгибании той же руки. Ему удалось поднять ее почти до половины, в то время как физиотерапевт стояла рядом и подбадривала его. – Плечо, Ларс. Я знаю, ты можешь. Давай попробуй взять себя за плечо. – Завтра должно получиться, – сказал Юханссон. Он испытал прилив положительных эмоций. Пусть ему и не удалось похлопать себя по плечу, он все равно настолько воодушевился, что даже попробовал бифштекс «а-ля Линдстрём», который ему подали на обед, пусть без соуса и картошки. Все равно ведь должны были существовать какие-то ограничения. И лег он очень вовремя, поскольку санитарка едва успела унести его поднос, как в палате появился Ярнебринг с тремя толстыми папками под мышкой. Но без каких-либо брюк, рубашки и даже обуви. 23 Вторая половина четверга 15 июля 2010 года Ярнебринг сел на его кровать. Положил папки рядом с ним. – Что это, черт возьми, такое? – спросил Юханссон и кивком указал на них. «Где мои брюки?» – подумал он. – Ты помнишь Кьелля Херманссона, Хермана? – Ярнебринг посмотрел на Юханссона. – Молодого коллегу, работавшего в отделе насильственных преступлений, когда мы с тобой трудились в сыске? – Не трать слов, – перебил Юханссон. – Ну, помню я Хермана. «Какое, черт возьми, он имеет отношение к моим брюкам?» – Хороший парень, – продолжил Ярнебринг. – Умный полицейский. Уже несколько лет сидит в криминальной полиции лена. Именно он руководит группой, которая занимается расследованием нераскрытых преступлений. – Ага, – сказал Юханссон. По-прежнему ни малейшего намека на его одежду. – Заметив, насколько заинтересованным ты выглядел, я подумал, мне надо поболтать с Херманом, – продолжал Ярнебринг. – Оказалось, что все материалы расследования о Жасмин лежат у него. Сейчас по этому делу ведь истек срок давности. Оно не попало под новый закон всего из-за пары недель. Итак, я поговорил с ним, он передает привет, кстати, и попросил отобрать все, на что, как я знаю, ты захотел бы взглянуть. – И что же? – Исходное заявление, протокол осмотра места преступления, все экспертизы, протокол вскрытия, распечатки допросов свидетелей, матери и отца, и тех, кто видел девочку. Результаты обхода близлежащих домов – все обычное, как ты знаешь. – Да, знаю, – кивнул Юханссон. – Это здесь, – сообщил Ярнебринг и открыл первую папку. – Я убрал скрепки, так тебе будет легче листать. Потом еще прикрепил бумагу для заметок на каждой второй странице, если ты захочешь делать для себя пометки. Сначала идет содержание, потом исходное заявление, затем все прочее. Точно, как ты предпочитаешь. – Очень мило с твоей стороны, Бу, – сказал Юханссон. – Весьма предусмотрительно, – добавил он и в это самое мгновение чуть не разрыдался. К счастью, вовремя успел достать носовой платок и громко высморкался несколько раз, прежде чем немного успокоился. – Как ты себя чувствуешь, Ларс? Ярнебринг обеспокоенно посмотрел на него. – Все нормально, – заверил Юханссон. – Это из-за таблеток, – солгал он. – Внезапно сопли начинают течь ручьем. – Ты уверен? – спросил Ярнебринг.