Утро среды 21 июля 2010 года Сначала туалет, потом душ, затем чистка зубов. Зато он мог не бриться. – Небольшая щетина всегда к лицу крутому парню, – пробормотал Юханссон и поковылял назад к себе в палату. «Ленивые черти», – подумал он, ложась в кровать. Четвертый раз подряд никто не страховал его, когда он совершал свою опасную для жизни прогулку. Несмотря на все деньги, которые он перечислил им в виде налогов за всю жизнь, никогда не прося ничего взамен. Далее завтрак, полезный для здоровья: с йогуртом, мюсли и свежими фруктами. Три стакана минеральной воды и никакого кофе. Лечебная гимнастика тоже прошла своим чередом, хотя все его мысли были заняты только свободой. К сожалению, он пребывал все на том же уровне, пусть по-настоящему старался, чтобы в последнюю минуту это не сочли непредвиденным обстоятельством, причем возникшим по его собственной вине. – Смотри с оптимизмом на ситуацию, – сказала физиотерапевт и заключила его в объятия. – Буду стараться, – ответил Юханссон, кивнул и улыбнулся. Он чувствовал себя свободным. С ясной головой. Никакого беспокойства, никакого страха. От всех недомоганий вроде бы не осталось и следа. Затем появилась его докторша, ныне также самый важный источник информации, Ульрика Стенхольм, которая как раз в это утро выглядела очень усталой, на все свои сорок четыре года. – Я не знаю, но что-то со мной не так, – вздохнула она. – Впервые за много месяцев вокруг меня царили тишина и покой, а я едва сомкнула глаза за целую ночь. Думаю о детях, вижу их во сне, звоню их отцу и бужу его. – В этом нет ничего странного, – перебил ее Юханссон. – Если ты сначала играешь на пианино полночи, а потом начинаешь пить красное вино и слушать, как играют другие. «Найди себе настоящего мужика», – подумал он. – Знаешь, – сказала Ульрика Стенхольм. – Порой я боюсь тебя. Неужели ты тайком выбираешься отсюда по ночам и следишь за мной? – Спасибо за приглашение, – буркнул Юханссон. – Это ж надо представить… Жирный пенсионер в белой ночнушке со штативом с капельницами в руке стоит, прижав нос к твоему окну среди ночи. . – Ты ужасно забавный, когда в таком настроении. Очень приятно разговаривать с тобой. – Я знаю, – проворчал Юханссон. – Что ты думаешь о практических моментах, кстати? – спросил он. Никаких проблем, если верить Ульрике Стенхольм, а она в свою очередь успела поговорить с Пией в то же утро. Его супруга позаботилась обо всем дома. Вдобавок относительно периодических посещений врача, поездок для сдачи анализов, ежедневных визитов к специалисту по лечебной медицине и всего прочего. – Один из твоих старых друзей приедет и заберет тебя, – сообщила она. – Он привезет с собой твою одежду. У него есть собственный автомобиль, но у тебя имеется право на такси, как ты, наверное, знаешь. – Это мой лучший друг, – сказал Юханссон и почувствовал, как что-то шевельнулось у него в душе. – Мы знакомы с тех пор, как вместе ходили в полицейскую школу. Почти пятьдесят лет назад. Он, кстати, один из тех, кто работал по делу Жасмин. Я сам сидел в Главном полицейском управлении в ту пору. – Жасмин, – сказала доктор Стенхольм и удивленно посмотрела на него. – Но это же просто отлично. А он не мог бы помочь тебе? – Он принес мне почитать немного старых бумаг. Юханссон кивнул на папки на столе у своей кровати. – Как хорошо, – сказала Ульрика Стенхольм, одновременно сунув руку в карман своего белого халата и выудив оттуда мобильный телефон. – Ага, да. Извини, мне пора, – сказала она и покачала головой. – Надо спешить. – Береги себя, – сказал Юханссон и протянул ей левую руку. – Ты сам береги себя, – сказала она и заключила его в объятия второй раз за утро. – Я попросила помочь тебе упаковать твои вещи. Но сейчас должна спешить. «Интересно, что происходит? – подумал Юханссон. – Пусть твое лицо еще на три четверти перекошено, они все равно сходят с ума по тебе». Спустя пять минут в его палату ввалился Ярнебринг. Направился прямой дорогой к кровати и опустошил на нее пакет с одеждой. – Давай подымайся, парень, – прорычал он. – Пока ты здесь лежишь, молодость проходит. Трусы, футболка, рубашка, носки, ботинки и штаны. Плюс ремень самой длинной модели. На улице солнце и двадцать градусов тепла, поэтому ты вряд ли отморозишь задницу. – Наконец-то, – проворчал Юханссон и не без труда поднялся. – Кончай ныть, – рявкнул Ярнебринг. – Хочешь, я одену тебя, или достаточно, если просто встану, и все красивые медсестры не смогут лицезреть твою атлетическую фигуру? – Сядь на стуле там в стороне и помолчи, а с остальным я справлюсь сам, – распорядился Юханссон. Полчаса спустя они стояли на парковочной площадке перед собственным автомобилем Юханссона. – Решил воспользоваться случаем и проверить его на ходу, пока твой братец оформляет документы, – пояснил Ярнебринг. – Ты купил мою машину, – констатировал Юханссон, которого это нисколько не удивило, поскольку он знал своего старшего брата столь же хорошо, как и лучшего друга. – Да, – подтвердил Ярнебринг. – Тебе надо еще подписать какую-то бумагу, она у меня с собой, и мы можем заняться ею, когда приедем к тебе домой. – Ага, а как же со мной? – спросил Юханссон. – О чем ты? – Ярнебринг пожал широкими плечами. – Ожидается, что я в будущем стану ходить пешком, не так ли? – Ты, конечно, получишь похожий автомобиль, но с автоматической коробкой. Плюс со всем другим, что твой брат приказал добавить, пока у тебя рука не пришла в порядок. – О’кей, – сказал Юханссон. Вождение никогда особо не интересовало его. Сейчас еще меньше, чем раньше. «Интересно, сколько Бу пришлось отдать за машину?» – подумал он. 33 Вторая половина среды 21 июля 2010 года – А-ах, – сказал Ярнебринг и простонал от удовольствия, когда они тронулись с места. – Двенадцать цилиндров, четыреста пятьдесят лошадиных сил, – объяснил он, кивнув в направлении длинного черного капота. – Вот как, – сказал Юханссон. – Она дьявольски быстрая, если вдавить педаль в пол, – добавил он. – И что делать с этим в стране, где максимальная разрешенная скорость сто двадцать километров в час. Мигалка и сирена, кроме того, стали историей для таких, как он и Ярнебринг. – И куда теперь? – спросил Ярнебринг. – Прямо домой или прокатиться сначала? – Приложить ухо к рельсам, – сказал Юханссон. – Самое время взглянуть собственными глазами. – Тогда я начну с дома ее матери в Сольне, – предложил Ярнебринг. – Ехать туда всего две минуты. – Езжай в Эппельвикен, – распорядился Юханссон. – Я хочу увидеть дом, где она жила с отцом. Сольну я знаю. «Вдобавок не там все и случилось», – подумал он. Откуда такая уверенность, Юханссон не знал. Пока не знал. Чувствовал только, но достаточно сильно, и этого ему хватало. Так с ним случалось всегда в подобных ситуациях. В те времена, когда он был другим, чем сегодня. – О’кей, – буркнул Ярнебринг. Вытянул свою длинную правую руку и застегнул ремень безопасности, о котором Юханссон забыл, пусть красная лампочка вовсю мигала на приборной панели под аккомпанемент звукового сигнала. – Спасибо, – сказал Юханссон. – Нам некуда спешить, – добавил он на всякий случай. Спокойное и эффективное вождение, никакой суеты, никаких стрессов. От Каролинской больницы налево вдоль кладбища, налево на Сольнавеген на первом перекрестке, направо на первое боковое ответвление и вниз по автостраде Е4, направо снова в направлении Броммы и Эппельвикена, и через двенадцать минут Ярнебринг остановился у перекрестка Эппельвиксгатан – Майбломместиген. – Где-то здесь свидетель, как он считал, видел красный «гольф», – сообщил Ярнебринг и кивнул на дом на правой стороне. – Это Майбломместиген, – продолжил и указал своей большой рукой вверх по маленькой улочке. – Она тянется всего на сто метров, тупиковая, и заканчивается там, на вершине холма, площадкой, где можно развернуться. Отец девочки, его новая женщина и сама Жасмин жили в самом конце по адресу Майбломместиген, 10, справа от места, где мы сейчас сидим. – Он снова показал рукой. – А автомобиль был припаркован здесь, внизу, где мы стоим? – спросил Юханссон. – Перед этим домом? Майбломместиген, 2? Здесь, на перекрестке?