– Ага, – проворчал Юханссон. – Значит, ты в курсе. – Сначала, когда увидела, как ты живешь, я приняла тебя за одного из наших обычных заказчиков. – Самых обычных? – Да, за простого бюрократа, потерпевшего крушение, несмотря на парашют. Но, конечно, если хочешь, я могу называть тебя директором. – Шеф годится, – сказал Юханссон. «Сообразительная девчонка. А татуировки можно и вывести». – Естественно, шеф. Пусть так и будет. – Эппельвиксгатан, – приказал Юханссон. – Я знаю. – Матильда кивнула в сторону приборной панели. – Я уже забила адрес в наш навигатор. Юханссон также ограничился кивком. «Что общего между такой, как она, и таким, как я?» – подумал он. Непонятная грусть прокралась в его душу, и ему стало немного не по себе. Она умела водить спокойно и уверенно. Почти как его лучший друг, когда был в хорошем настроении. – Мне кажется, лучше, если я посижу в машине, – сказала Матильда, остановившись перед желтой деревянной виллой. – Почему? – Ну, он военный на пенсии, – объяснила Матильда. Потом подалась вперед и сунула его диктофон ему в нагрудный карман пиджака. – Так тебе не придется делать записи. Я уже включила его. Зарядки хватает по меньшей мере на сутки. Если не захочешь показывать его собеседнику, пусть остается в кармане. Ты легко с ним справишься. – Спасибо, – сказал Юханссон. – Спасибо, Матильда. Очень мило с твоей стороны. 43 Вторая половина пятницы 23 июля 2010 года – Кофе, сок, вода, – предложил Аксель Линдерот, показав по порядку на стальной термос, кувшин с красным соком и бутылку минералки «Рамлёса» самого большого объема, которые вместе с двумя стаканами и двумя чашками из белого фарфора с эмблемой оборонительных сил он поставил на деревянный столик в саду, где они сидели. – Вода будет в самый раз, – сказал Юханссон. «Ему не нужна униформа, – подумал он. – Худой, хорошо тренированный, загорелый, белые хлопчатобумажные брюки и красная рубашка поло. Выглядит максимум на шестьдесят. Как хорошо тренированный шестидесятилетний мужчина». – Мы с моей тогдашней супругой, я вдовец уже пять лет, переехали сюда в семьдесят втором, – сказал генерал. – Как видишь, по-прежнему здесь живу. Трое наших сыновей давно разъехались кто куда. Взрослые мужики. Старшему сорок один, среднему сорок и младшему тридцать девять. – Шли прямо один за другим, – заметил Юханссон. «Им было шестнадцать, пятнадцать и четырнадцать, когда исчезла Жасмин. Примерно так», – подумал он. Ему даже не понадобилось особо задумываться. – Да, – сказал генерал и улыбнулся. – Самому мне подходило к сорока, когда родился первый из них. Жена была, конечно, на восемь лет моложе меня, но все равно требовалось спешить, если мы хотели продолжить род Линдеротов. – Где ты находился в июне восемьдесят пятого, когда все случилось? Когда исчезла малышка Жасмин. – На Ближнем Востоке, в командировке по линии ООН, в секторе Газа. Поэтому я избежал удовольствия общаться с твоими коллегами. Моей жене и парням, к сожалению, так не повезло. – Они были дома, – констатировал Юханссон. – Нет, – сказал бывший генерал. – Нет, но твоим коллегам понадобилась масса времени, чтобы это понять. – Это, к сожалению, рутина. Неприятная, но необходимая, – подчеркнул Юханссон. – Ясное дело, – констатировал генерал с угрюмой миной. – Супруга и мальчики уехали в Сконе до выходных навестить ее родителей. Бабушку и дедушку ребят. Они вернулись домой через несколько дней после того, когда девочка исчезла. Имелись авиабилеты, масса свидетелей в Сконе, кроме того, родители моей жены. Но это ни капельки не помогло. Один из твоих коллег оказался исключительно занудным и тупым. Маленький толстяк. Супруга звонила мне в Газу и рыдала. Я разозлился до чертиков и набрал телефон тогдашнего главы полиции. Хороший парень, мы были знакомы со времени его работы в СЭПО. И тот взял этого идиота за ухо. Показал ему, где раки зимуют. Тогда наконец настали тишина и покой для моей второй половины и мальчиков. Случившегося ведь хватило за глаза, ужасная история. Хотя любой полицейский должен был понять, что все произошло не здесь. «Опять этот чертов Бекстрём», – подумал Юханссон и спросил: – Ты не веришь, что это могло случиться здесь? – Конечно же нет. Подобное видно с первого взгляда. Не тот район, не те люди. Кроме того, из соседей дома находились одни пенсионеры. Еще воды? – спросил генерал и кивнул в направлении пустого бокала своего гостя. – Спасибо, – ответил Юханссон. – Да, спасибо. – Я помню, было много разговоров относительно маленького красного автомобиля, якобы стоявшего здесь в тот вечер. На углу, в начале Майбломместиген, – продолжил генерал и показал направление рукой. – В ста метрах вниз по улице, – объяснил он. – По-видимому, он стоял перед домом Юхана Нильссона. «Юхан Нильссон? Где-то я слышал это имя», – подумал Юханссон. – Поправочка. – Генерал улыбнулся. – Домом, где некогда жил Юхан Нильссон. Он уже умер, когда все случилось. Но его супруга, точнее, вдова проживала там по-прежнему. – Маргарета Сагерлиед, – сказал Юханссон. – Прямо в точку, – констатировал генерал. – Урожденная Свенссон, Маргарета Свенссон, но это относилось к тем немногим вещам, о которых она предпочитала не рассказывать. В отличие от всего прочего, о чем любила болтать. – Какая она была? – Надменная, занудная, чертовски эгоцентричная. Ее супруг, наоборот, был хорошим парнем. Мы с ним ели раков и пили пиво. Он, пожалуй, мне в отцы годился, но это нам абсолютно не мешало. Хорошо разбирался в бизнесе. Торговал оптом мясом и мясными продуктами в Орсте и Эншеде. Вдобавок владел несколькими продуктовыми магазинами в городе. Его жена, оперная певица, во всяком случае, не испытывала никаких материальных проблем. – Насколько я понимаю, они поздно поженились. – Да, Юхан рассказывал об этом. О тех годах, когда ухаживал за ней, пока она не сказала «да». И всех других, потребовавшихся, чтобы он понял, что ему, пожалуй, стоило найти им другое применение. – Он был угрюмым? – Нет, ни в коей мере. Добродушным, милым и порядочным, щедрым. Но после нескольких порций грога и с глазу на глаз мог разоткровенничаться. – У него не было никаких связей? Детей от прежних связей, я имею в виду. – Нет. Он часто с сожалением говорил об этом. И восторгался моими парнями, насколько мне помнится. Да, ему, пожалуй, нелегко приходилось с женой, – констатировал генерал и вздохнул. – А тот красный автомобиль, «гольф» вроде бы, как мне жена рассказывала… По-моему, тебе не стоит особенно на нем зацикливаться. – Почему ты так считаешь? – спросил Юханссон. – Почему не стоит? – Принимая в расчет то, кто якобы видел его. Наш местный придурок. До ужаса деловой мужичонка, совавший свой нос во все между небом и землей. – О чем ты? Куда он совал нос? – Да во все на свете, – сказал генерал. – Общество домовладельцев, школьный союз, родительский комитет, потом он собирался создать нечто вроде соседского дозора для защиты местных жителей от преступников, организовать присмотр за стариками нашего района, устраивать праздники всего квартала, совместное празднование Рождества. Общими усилиями транспортировать тех, кто пожелал отпраздновать Рождество, но случайно выпил лишнюю рюмку. По большому счету все было за гранью разумного, если ты спросишь меня. Маленький, худой, он ходил кругом вечерами со своей большой черной собакой, и при виде их создавалось впечатление, что именно псина выгуливает его. – Ты помнишь, чем он занимался? – Он был каким-то там юристом. По-моему, трудился в Государственном ревизионном управлении. Наверняка интересная жизнь. – Он еще жив? – Нет, умер. Через несколько лет после трагедии с маленькой девочкой. Сердце, если я правильно помню. Здесь нечему удивляться, когда человек постоянно беспокоился обо всех и обо всем. – Значит, у Юхана Нильссона не было детей? – Нет, – сказал генерал. – А его жена? – поинтересовался Юханссон. – Когда муж умер, у нее был большой круг общения? – Я бы так не сказал, – ответил генерал. – Пожилые люди вроде нее, с таким же прошлым. Из сферы культуры, как говорят. Она ведь главным образом жила одна. Среди соседей не пользовалась особой популярностью. С ней здоровались, но этим все по большому счету и ограничивалось. – Большой дом, – сказал Юханссон. – Кто-то ведь наверняка помогал ей? И с ним, и с садом. – При ее муже у них жила домработница. Время от времени устраивались банкеты, и тогда они нанимали дополнительный персонал. Я и моя жена посещали их несколько раз, несмотря на нашу разницу в возрасте. Так вот домработница ушла, как только Юхан умер. Мне кажется, она съехала еще до похорон. О причине болтали разное. – Почему, как ты думаешь? – Маргарета Сагерлиед была тяжелым человеком. Не самым приятным в общении. – А потом она сама заботилась о себе? – Вовсе нет, – ответил генерал. – Почти сразу же обзавелась новой помощницей. Но они обычно выдерживали не больше года и уходили. Пока у нее не появилась Эрика, Эрика Бреннстрём.