– Хорошо, – сказал Юханссон. После окончания тренировки его физиотерапевт получила тот же вопрос. – Взгляни на нее, – сказал Юханссон, поднял свою правую руку и вытянул вперед, раскрыл ладонь и сжал кулак, выставил указательный палец. – Через месяц начинается охота на лосей, – продолжил Юханссон. – Я стреляю их с самого детства. Смогу ли я делать это снова с такой рукой? Держать ружье? Нажимать на спуск правым указательным пальцем? Сейчас я едва чувствую пальцы на ней и не в состоянии поднять даже утреннюю газету. – Тебе понадобится время, – сказала она. – А точнее? – спросил Юханссон. – Год? Пять лет? А может, этого не случится никогда? – Невозможно ответить на такой вопрос, но, как я уже говорила ранее, тебе нельзя думать таким образом, поскольку тогда… – Спасибо, – перебил ее Юханссон. – Я чертовски устал, да будет тебе известно, ото всех, кто объясняет мне, как я должен думать. «Или не думать». * * * «Какой смысл в жизни, которая сводится к тому, что ты просто считаешь дни до конца? – размышлял Юханссон, сидя в машине на пути домой. – Разве это жизнь?» – Извини меня за назойливость, – нарушила молчание Матильда, – но относительно этих денег… – Да, ты ужасно назойлива, – отрезал Юханссон. – И я чувствую себя просто черт знает как, поэтому, если ты в состоянии помолчать, я хотел бы, чтобы ты отвезла меня домой. В противном случае можешь остановить и я вызову такси. – Извини. Извини, я ничего такого не имела в виду. «Сейчас ты обидел еще одного человека», – укорил себя Юханссон. – Какой смысл в жизни, которая сводится к тому, что ты просто считаешь дни до конца? Разве это жизнь? – Ты поправишься, – возразила Матильда. Похлопала его по руке. – Скоро ты снова станешь таким, как обычно. Я обещаю тебе. Пообедал он в одиночестве. Полулежа на диване. У него даже мысли не возникло сесть за стол с его собственной сиделкой. Он лишь покачал головой, когда она его спросила. «Головная боль, давление в груди. Они мне не по зубам», – подумал Юханссон и поднялся, чтобы сходить в туалет и съесть маленькую белую таблетку, которая могла перенести его в другое измерение. Он сделал всего один шаг, когда пол неожиданно закачался, стены закрутились, а ноги подогнулись под ним. Он взмахнул правой рукой в тщетной попытке схватиться за что-нибудь и устоять, но завалился на бок, одновременно с тем, как в глазах почернело. – Лежи спокойно, – сказала Матильда, стоя на коленях перед ним. – Откуда ты взялась здесь? – Ты слышишь, что я говорю? Можешь пошевелить ногами? Попытайся согнуть колени. Я сейчас позвоню… – Забудь об этом, – буркнул Юханссон. – Помоги мне подняться на диван. – Ты должен лежать неподвижно, – настаивала на своем Матильда. Она положила левую руку ему на грудь и правой достала свой мобильный телефон. – Я звоню Пии, – сообщила она. – Успокойся. – Забудь об этом, – повторил Юханссон и оттолкнул ее левой рукой. – Если ты позвонишь ей, я тебя убью, – пригрозил он. Матильда ничего не ответила, только покачала головой, вышла из комнаты и закрыла дверь. У него ушло, наверное, пять минут, чтобы вскарабкаться на собственный диван, стоявший всего в паре метров, и, когда он наконец оказался там, дверь открылась и через порог шагнул его старший брат. – Обедал в «Гондоле». Позвонила Пия. Что здесь, черт возьми, происходит? – спросил Эверт, не привыкший долго разглагольствовать в критической ситуации. – Ничего особенного, – ответил Юханссон. – Я просто случайно упал. – Не болтай ерунды, – прорычал Эверт, и в то же мгновение в комнату вернулась Матильда. – Я считаю, он поднялся слишком быстро, в результате произошел скачок давления, у него закружилась голова, и он потерял равновесие. Я не думаю, что… – Если ты замолчишь и выйдешь, я смогу спокойно переговорить с моим братом, – грозно произнес Эверт. «Когда Эверт использует такую интонацию, кто угодно наложит в штаны», – подумал Юханссон, и ему неожиданно стало весело, несмотря на боль в груди и в боку. Эверт взял стул и сел. – Хочешь стакан воды? – спросил он. – Дай мне лучше коньяка, – попросил Юханссон. – Большой бокал. – Конечно, – сказал Эверт и кивнул одобрительно. – Понятно, тебе нужен коньяк. Сам я налью себе виски. Потом они сидели и разговаривали. В тишине и покое, как мужчина с мужчиной, старший брат с младшим, в то время как Эверт периодически пригубливал своего виски, а Юханссон своего коньяка. – Так ведь не может продолжаться, ты же понимаешь, – сказал Эверт. – Представь себе, – ответил Юханссон. – Это я просчитал сам. Любые предложения принимаются с благодарностью, – добавил он. – Ты должен позаимствовать батрачонка у меня. Я отправлю его сюда, и он сможет помогать тебе. Он работает у меня и женушки в усадьбе. – Батрачонок? – Да, – сказал Эверт. – Я думаю, ни к чему, если ты разобьешься насмерть в собственной квартире. – Что не так с ним? – спросил Юханссон. – С батрачонком? – С ним все нормально, – сказал Эверт и покачал головой. – Он большой и сильный, далеко не дурак и делает, как ему говорят. – Никаких изъянов? – Нет, – ответил Эверт и широко улыбнулся. – Порой, когда я угощаю его спиртным, он начинает ныть, что хочет стать полицейским, но в остальном вполне нормальный. – А ты сам как же, – возразил Юханссон. – Разве он не нужен тебе? У тебя все эти лошади, собаки, сельское хозяйство, лес и охота. – Я справлюсь, конечно, – ухмыльнулся Эверт. – Сейчас нам важно привести в порядок тебя. – Само собой, – согласился Юханссон. – Очень мило с твоей стороны. – Вот моя рука, – сказал Эверт. – Тебе пора собраться с силами. Остался месяц до охоты на лосей. – За охоту, – сказал Юханссон, кивнул и поднял свой бокал. 52 Вечер среды 28 июля 2010 года Ужин с Пией. Они ели на кухне. На лоджии сидеть не могли, поскольку шел дождь. – Как ты себя чувствуешь? – спросила Пия. – Напугал меня до смерти сегодня, ты знаешь это? Она гладила его больную руку, которая неподвижно лежала на столе. – Я вовсе не собирался этого делать, – сказал Юханссон, разозлившись на ее слова. – Говорил чертовой татуированной девчонке не звонить тебе, но она не стала и слушать. Я просил ее только помочь мне забраться на диван, но она отказалась это сделать. – Ты же хорошо понимаешь, что она просто обязана была позвонить. Она ведь беспокоилась о тебе. – Нет, я не понимаю. У меня другое мнение, и я чертовски устал от всех, кто считает и думает за меня. Камень и в твой огород тоже, кстати.