Пока они возвращались в автомобиле с лечебной физкультуры, Юханссон сначала молчал, размышляя о том, по чьей вине это происходит. Из-за кого приличные, вполне нормальные и даже крайне порядочные люди постоянно рвались самым ужасным способом лишить жизни человека, с которым даже никогда не встречались. «Если бы мне самому пришлось вести расследование, когда все случилось, этот отморозок не позднее чем через месяц сидел бы в тюрьме, и пусть время нельзя повернуть вспять, но в таком случае мы избежали бы всего другого, – подумал Юханссон. – Убийцу Жасмин забыли бы, точно как Йона Ингвара Лёвгрена, Ульфа Олссона и Андерса Эклунда. Все, за исключением тех, кто стоял совсем близко к их жертвам, тех, кого таким, как Лёвгрен, Олссон и Эклунд, не удалось убить самым наипростейшим способом. Тех, кто получил шанс выжить, но страдал до конца жизни. В отличие от других, кому дистанция позволила забыть обо всем и идти дальше. Но вести это расследование выпало Бекстрёму, и, естественно, все закончилось, как происходило всегда, когда он брался за дело». Впрочем, это вина не только Бекстрёма, подумал он. Возможно, также и его начальника, посчитавшего, что Бекстрём способен руководить расследованием, даже не имея понятия, как проводится обычный допрос, и еще меньше разбираясь в том, как добиться хоть какого-то реального результата. Или его лучшего друга книгоиздателя, которого ограбили и прилично отметелили, поскольку он пригласил к себе не того человека и в результате лишился бумажника и старого вечернего платья Риты Хейворт. А в довершение всего ему достался Эверт Бекстрём в качестве вершителя правосудия. Возможно, даже и Бекстрёма особо не в чем винить. А спросить ему, пожалуй, прежде всего следовало с самого себя, поскольку он не сумел оградить от таких субъектов, как Эверт Бекстрём, полицейский корпус, практически свою семью. Ту самую организацию, в высшем руководстве которой он сам просидел в течение последних двадцати лет службы. – Я сейчас размышляю над одним делом, – сказал Юханссон и кивнул своему водителю Матильде. – Я слушаю, шеф, – ответила она. – Относительно твоих слов, – продолжил Юханссон. – Что ты вырвала бы глаза тому, кто убил Жасмин. Ты действительно поступила бы так? – Будь это моя дочь? – уточнила Матильда. – И если бы такие, как ты, позволили ему выйти сухим из воды? – Да, – сказал Юханссон. – Я сделала бы это, – подтвердила Матильда. – Я тебя услышал, – буркнул Юханссон. – Я понимаю, почему ты спрашиваешь. – И почему же? – поинтересовался Юханссон. – Просто, мне кажется, ты найдешь его, – ответила Матильда. – Я почти на сто процентов уверена в этом. А тогда, по твоему мнению, есть опасность, что я узнаю, о ком идет речь, и попытаюсь получить, например, сто миллионов, намекнув ее отцу о том, как его зовут и где он живет. – А ты поступила бы так? «Здесь ты наверняка не одинока», – подумал он. – Нет, – ответила Матильда. – Всему есть границы. Если бы дело касалось моей дочери, конечно, порвала бы его на куски. Но это совсем другое дело, нет. – И почему? – поинтересовался Юханссон. – Всему есть границы, – повторила Матильда. – Ты же должен это знать. – Я знаю, – сказал Юханссон. «Границы, которые ты никогда не сможешь переступить, поскольку в противном случае сам станешь хуже тех людей, которые столь ужасны, что ты даже не в состоянии отнять у них жизнь». – Пусть он просто получит пожизненное, позаботься об этом, – сказала Матильда. – Тогда все будет нормально, и тебе не придется беспокоиться за таких, как я. Приехав домой, Юханссон сразу же позвонил старому другу своего брата Эверта. С ним они обычно охотились вместе. Известному журналисту, специализирующемуся в области экономики. Он уже сорок лет внимательно следил за всеми важными событиями в мире бизнеса, знал почти всех, причастных к той сфере человеческой деятельности, и не боялся кольнуть кого-то при необходимости. – Я звоню, чтобы задать один вопрос, – сказал Юханссон. – Надеюсь, не помешал тебе? – Рад слышать тебя, Ларс. Ты никогда не мешаешь. Как у тебя дела? – Лучше некуда, – солгал Юханссон. – Тогда, как обычно, увидимся на охоте на лосей, – сказал его добрый друг. – Я тоже на это надеюсь, – буркнул Юханссон. – Как я уже намекнул, меня интересует одно дело. – Спрашивай, ради бога. – Йозеф Саймон… Ты знаешь его? – Да, и даже, как мне кажется, получше многих. Еще с той поры, когда он жил в Швеции. Я делал репортаж о нем уже в начале восьмидесятых. Он и его дядя, тогда профессор Каролинского института, помимо основной деятельности имели частное предприятие. Они занимались исследованием анализов крови, мочи, кала и всего прочего, что муниципальные власти отправляли к ним. Это было лет тридцать назад. – И как у них шли дела? – Просто блестяще, – ответил его товарищ по охоте. – Отсюда мой интерес, и как результат – репортаж. Обычная колбаса может цениться на вес золота, да будет тебе известно, если кто-то вобьет себе в голову, что в ней есть бактерии, которые находиться там не должны. Или всякое другое, из той же оперы, или чего-то там слишком много, или слишком мало… – И как бы ты описал этого Саймона? – спросил Юханссон. – В двух словах, – добавил он. – В двух словах скажу так. Если есть в нашем мире какой-то человек, кого я не пожелал себе в качестве врага, причем я говорю не о бизнесе, а о чувствах и человеческих отношениях, то это именно Йозеф Саймон. Ни в коем случае. – Что случилось бы тогда? – Он наверняка убил бы меня, – ответил его товарищ по охоте. – Я исхожу из того, что тебе известно о трагедии с его маленькой дочерью Жасмин. – Да, само собой. Но подожди, по-твоему, ему могло бы прийти в голову отправить на тот свет даже такого, как я? – Если бы ты был шефом и СЭПО, и Государственной криминальной полиции? – Да, – подтвердил Юханссон. – Если бы оказалось, что ты замешан в убийстве его дочери, он, естественно, сделал бы это. Будь ты даже президентом США, он, по крайней мере, предпринял бы серьезную попытку. Йозеф – человек с неограниченными ресурсами, и, смею тебя заверить, тот или иной американский педофил на собственной шкуре испытал это. Пусть они никогда не читали и не слышали о Жасмин. – Вот как, – вставил Юханссон. – Я недавно прогулялся по Интернету, – продолжил журналист. – По времени это совпало с тем, когда истек срок давности по делу Жасмин, в связи с упразднением срока давности для убийств. Не знаю, читал ли ты полемическую статью в «Свенска дагбладет», но убийство Улофа Пальме сравнили с убийством Жасмин. В том плане, что для расследования Пальме срока давности не существует, в то время как в случае убийства маленькой девочки Жасмин он закончился, и все из-за каких-то трех недель, не хвативших до вступления нового закона в силу. Несмотря на железное доказательство в виде ДНК преступника, способное стопроцентно уличить его, сколько бы лет ни прошло. Я имею в виду, что если и есть какие-то преступления, которые никогда не оставляют равнодушными людей, то это убийства детей на сексуальной почве. Мы ведь все родители. – Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Юханссон. – Это же кошмарный сон для любого отца или матери. – Я нашел кое-какие интересные факты. Тебе известно, например, как много убийств педофилов произошло в США в прошлом году? – Нет, – сказал Юханссон. – По меньшей мере триста, – сообщил его товарищ по охоте. – По данным ФБР, если тебе интересно, а они вряд ли взяты из воздуха. Такие преступления даже получили собственное название в Штатах, их называют Pedofile-Victim-related-Murders[7]. Свыше трехсот за последний год. И знаешь, сколько из них раскрыты и убийцы предстали перед судом? – Нет, – ответил Юханссон. – Три, – сообщил его добрый друг. – В одном случае преступника признали невиновным по причине незаконного обыска. Какого-то бедного фермера из южных штатов, и присяжные были из той же местности. Догадайся, кстати, кто нанял дорогущего адвоката для этого господина? Конечно же фонд, который Йозеф основал в память о своей дочери. – А второй? – спросил он. – Что случилось с ним? – Там все гораздо проще, – поведал его добрый друг. – Он сам оказался жертвой, поэтому получил условный приговор и остался на свободе. Он отрезал у преступника член и засунул ему в рот. Это случилось в Нью-Йорке, кстати, а там человек все-таки относительно защищен в правовом плане. – Третий случай тогда? – Это дело закончилось принудительным психиатрическим лечением. Но приговор уже обжалован и должен находиться на рассмотрении в высшей инстанции. Осужденный пока выпущен под залог. – Но не сам же Йозеф бегает по улицам и восстанавливает справедливость? – А зачем, боже праведный, он должен это делать, – сказал его добрый друг. – Он же отдает миллиард в год, я говорю о шведских кронах, тем, кто с удовольствием занимается подобным бесплатно. И всегда готов заплатить, лишь бы получить имя и адрес. И часто даже речь идет о людях, которые сами не подвергались домогательствам. – Вот, значит, как, – сказал Юханссон. – Кроме того, время на его стороне. Шведские демократы вытащили этот вопрос на передний план перед осенними выборами. О том, что нам необходимо такое же законодательство, как и в США, когда все данные о людях, осужденных за сексуальные преступления, и педофилах находятся в открытом доступе и каждый может познакомиться с ними. В Польше такой порядок действует уже с прошлого года. В десятке других стран, членов ЕС, в Дании в том числе, готовят похожее законодательство. – Я услышал тебя. «И что мне сейчас делать с этим?» – подумал он. – Извини меня за любопытство, – сказал его добрый друг. – Мне трудно поверить, что ты имеешь хоть какое-то отношение к убийству его дочери, но все-таки немного любопытно. Неужели дело обстоит столь плохо, что ты и твои коллеги решили тайком выяснить, кто это сделал? Изнасиловал и убил малышку Жасмин? – Нет, – ответил Юханссон. – Просто ее дело случайно попалось мне на глаза, в связи с истечением по нему срока давности. – Приятно слышать, – сказал его товарищ по охоте. – Приятно слышать, – повторил он. – Ведь Йозеф отдал бы правую руку, лишь бы узнать это. Ты смог бы стать таким же богатым, как твой старший брат, просто сообщив ему имя убийцы. А не получив его, он бы взыскал с лихвой, будучи убежден, что ты утаиваешь информацию. – Бог с ним, – буркнул Юханссон. – Мы увидимся на охоте. «Чертовы придурки, – подумал он, закончив разговор. – Они готовы порвать любого из-за всякой ерунды. Ничего себе, убить президента США. Кем они себя возомнили? Неужели, по их мнению, они могут осуществлять любую свою прихоть по той простой причине, что им случайно повезло раздобыть немного деньжат? И какая чертовщина происходит у меня в голове? Почему я так возмущаюсь по этому поводу?» 57