– Дошли нормально, по дороге дезертировали двадцать два человека. Как вы и приказали, препятствий не чинили. Не нравятся Нефедову такие приказы, сразу видно. Сейчас не понимает, позже поймет. – Размещаться продолжаем – работы еще много. Минимум на неделю, а больных и истощенных половина состава. Им бы мяса и витаминов. – Все, что могли, кроме консервов, отдали. Сам с утра пустой пшенкой завтракал. Уже после обеда будет дополнительное продовольствие. Вы подготовили списки личного состава по званиям и военно-учетным специальностям? – Не успел. Точнее, списки есть, но они по отрядам и не отсортированы. – Время до вечера. Да, пусть уточнят по знанию немецкого языка. Очень нужны люди с языком, ну вы поняли. – Понял. Будет сделано. – Что с оружием? – Вооружено более девяноста процентов личного состава. Практически всем ходячим оружия хватило, но вот с патронами и гранатами плохо. Если раздать стрелкам патроны по норме, то останемся без поддержки пулеметов. Патроны нужны. – Капитан, а чего вам не надо? Ну чего у вас в достатке? – Даже так сразу и не отвечу. – Вот именно. У нас всего не хватает. Еды, оружия, боеприпасов, инструмента, что смешно, людей тоже не хватает. Вот скажите – людей достаточно? – Если бы все смогли работать и воевать в полную силу… – Ну, что замолчали? И если бы еще батальончик с артиллерией, танками и авиацией, да? Вы бы немцам задали. – Не совсем так, но… – Так вот, капитан, ничего этого не будет. Вы, наверно, уже начали учиться воевать в условиях цейтнота, теперь у нас цейтнот не только по времени, но и по любому другому ресурсу. Вы чем командовали? – Дивизионом полковых семидесятишестимиллиметровых пушек. – О чем вы в основном думали тогда? – Как выполнить боевую задачу. – Это хорошо. Теперь вы будете думать не только, как ее выполнить, но и чем, где и когда. А боевую задачу я ставлю вам прямо сейчас – победить в войне. Сложная задача? Сложная, но вы ее получили, вот и думайте. Все остальное – частности. Вас старший сержант ввел в обстановку? – Нет, времени не было, пока размещаемся только. – Товарищ старший сержант, введите товарища капитана в обстановку. В тактическую, оперативную, стратегическую… Расскажите ему все, что он захочет знать, и особенно то, чего он знать не хочет. Пусть впрягается по полной. – А вы, товарищ капитан, начинайте действовать, а не плыть по течению, только, пожалуйста, первое время, при действиях во внешней среде, советуйтесь предварительно со старшим сержантом. Партизанство дело тонкое, здесь недостаточно военного профессионализма. Во многом это политика, хотя я и ненавижу это дело, но придется измазаться всем. Нефедов стоял слегка обалдевший, но возражать, похоже, не собирался. – Немцев пленных довели или кончили где по дороге? – Как можно. Даже покормили. – Хорошо. Есть время или отрываю от важных дел? – Время есть. – Тогда пойдемте с пленными поговорим. Немцы сидели под сосной со связанными руками и ногами, заодно привязанные к этому же дереву. Оба были рядовые, ну да и ладно. – Ты, фамилия, должность. – Шутце Клоц, охранник. – Ты? – Шутце Нотбек, повар. – В каком лагере вы несли службу? Почему такая большая охрана и инженерное обеспечение? – Штатлаг номер триста четыре, создан как транзитный лагерь для крупных партий пленных. – Куда дальше отправляют пленных и каким порядком? – Куда, не знаем, а отправляют либо пешими колоннами, либо автотранспортом, но к нам вообще поступало мало контингента. – Когда должна прибыть следующая партия? – Я не знаю. – А повар? Должны же производиться поставки продовольствия. – Я тоже не знаю, еду для пленных привозили без расписания. – Бесполезно, капитан, они ничего не знают. Можете отправлять их в расход. – Но так не положено… Это не значит, что я оспариваю ваш приказ… – Вот и не оспаривайте. Можете подать на меня рапорт, хоть сейчас, хоть после войны. Да, патроны берегите. Жду вас через час у себя. Мало он, видать, в лагере посидел. Чистоплюйствует. Это пройдет. Хреново, конечно, таким образом человека ломать, может в последующем сказаться, но без этого как бы не оказаться без последующего. Дорога до основного лагеря, хотя это теперь спорно – какой из лагерей считать основным, заняла почти час. Напрямую было бы меньше, но болото надежно прикрывало нам фланги, ну и тыл с фронтом, конечно, так что пришлось месить кругаля. Зато, пока идешь по лесу, можно и подумать. Думы были не то чтобы радостные, но явно и не заупокойные – жизнь-то налаживается. Новому пополнению, конечно, еще отъедаться надо, да и учебу для действий в незнакомой обстановке устраивать, ну так и старое у меня не жирное и не ученое нормально. Можно, конечно, и откормить, и подготовкой замордовать, только тогда война, боюсь, без нас кончится, чисто естественным ходом событий. Короче, пора выходить на Большую Дорогу. Немцы не дураки и давно должны догадываться, что кто-то им тут гадит, а после лагеря у них точно сомнения отпали. Так что скрываться теперь только темп терять. Информация какая по расположению оккупантов у меня есть, и ничего страшнее комендантской роты в Полоцке я пока не вижу. Могут, конечно, какую проходящую часть тормознуть и на нас бросить, но это небось кучу согласований требует. Значит, что? Значит, скоро в окрестные деревни зачастят подпольщики и окруженцы, мечтающие влиться в ряды, и все такое. Блин, надо еще один лагерь построить, что ли? Нужен чекист, очень нужен. Ау, чекист! Нет ответа. Да пошло оно все… Будем решать проблемы по мере их поступления. Так, а это что за шум? Никак лесопилка опять заработала? Точно, она, вон и Степан распоряжается. Достал манок на утку, Степаном же и презентованный, и дважды крякнул. Глухов глянул в мою сторону и крякнул в ответ, что примечательно, без манка, а фиг отличишь. Можно выходить. – Здорово, Леший. – И тебе не болеть! Пожал протянутую руку, заодно угостив собеседника трофейной сигаретой. – Окурок только не забудь изничтожить. Вас что, опять старшина припахал? – Не совсем. Немцы. За каждый куб обрезной доски десять марок дают. Много это или мало? – Вообще-то много, но с вами скорее всего рублями по курсу десять к одному будут рассчитываться. – Сотка за куб это очень прилично. – Дело в том, что рубль цену здорово потеряет. За червонец до войны почти пять рейхсмарок давали. Вот и считай. – То есть реально двадцадку получим. Ну да ладно. Зато у нас твердая отмазка будет – работаем на немца, все сдаем. Заодно и вам чего подкинем, теперь вам оно здорово нужно будет. – Да, народу слегка добавилось. Рабочая сила нужна. – Тут сами справимся, да и мало ли кто понаедет, а вот схроны под продукты в лесу понадобятся. Подсобишь? – А куда я денусь? – Ну и лады, тогда я старшине говорю, что ты добро дал. – А он что у вас? – В деревню пошел. Фельдфебельские погоны ему к лицу, – хохотнул Степан, растирая в пыль окурок. – Как увижу, чего передать? – Пусть в лагерь возвращается. Хозяйство, видишь, у нас теперь выросло, даже не знаю, когда теперь разберемся. Видно, немцу отдых вышел. – Это правильно, после такой бучи затихариться надо бы. – Лады, прощевай. Почему слил дезу Степану, сам не понял. Похоже, прогрессирует профессиональная болезнь шпионов и подпольщиков, да и преступников тоже. Скоро всем врать начну и всех подозревать. В старом лагере, ого – он теперь уже старый, стоял шорох, только тихий, по сравнению с новостройкой. На огромном куске брезента, даже не знаю откуда именно это уперли, были разложены последние трофеи – пулеметы, автоматы, винтовки. Что-то было уже раскидано по частям и проходило процесс чистки, что-то лежало целым – либо ждало своей очереди, либо уже отдыхало после процедуры. Четверо бойцов усиленно надраивали средства производства. – Полищук, ты здесь старший? – Да, тащ командир. – Как обновки?