А вот Сэм с удовольствием разжег кальян и вдыхал ароматный запах лучшего местного табака. Потом я открыл бутылку десертного крымского вина, а Фатима принесла нам кофе. И тут я увидел, как мистер Клеменс листает какую-то книгу. Его лицо неожиданно вытянулось от удивления. Я похолодел – это были те самые «Приключения Гекльберри Финна», которые я хотел вернуть канцлеру Тамбовцеву и неосторожно оставил на столике. – Да, – наконец произнес мистер Клеменс, – неплохо написано. Не думал, что я на такое способен… Джордж, не дадите почитать? – Это книга Алекса, – сконфуженно пробормотал я, – точнее, из библиотеки в Долмабахче. Канцлер Тамбовцев при этих словах лишь улыбнулся. – Конечно, Сэм, – сказал он, – берите. Только разве вам не будет скучно ее читать? Сами же написали – или напишете. У нас еще есть, так что можете не возвращать. – А пока у меня к вам есть небольшой разговор. Видите ли, в нашей истории – да, Джордж, Сэм уже знает, откуда мы, – вы были лучшим американским писателем своей эпохи. Кроме того, вы замечательный журналист. Я знаю, что вам заказали написать серию статей про Югороссию. А вот не хотели бы вы после окончания этих статей поработать, так сказать, на новой стезе? – На какой же? – полюбопытствовал мистер Клеменс. – Видите ли, только человек, искренне любивший Юг, мог написать такую книгу, – сказал канцлер Тамбовцев. – Да и вы еще в 1861 году вступили в добровольческий отряд у себя в Миссури. – Да, – ответил мистер Клеменс, – было такое. Но я его быстро покинул, потому что понял, что война – это не мое дело. – Никто вас и не призывает к войне, – канцлер Тамбовцев поспешил успокоить Сэма. – Но вот насколько хорошо вы знаете то, что произошло на Юге после войны? – Вы имеете в виду Реконструкцию? – спросил мистер Клеменс. – Моей Миссури она не коснулась – кроме освобождения рабов, которое я приветствовал, там ничего особо не изменилось. А вот в других штатах, в тех, которые примкнули к Конфедерации, там, если верить прессе, проводилась политика умиротворения, поддержки экономики и предпринимателей, а также бывших рабов. Канцлер Тамбовцев заулыбался еще шире: – А сам-то вы в это верите? – немного ехидно спросил он. – Знаете, другой информации я в газетах не видел, – ответил мистер Клеменс, немного подумав, – но я и читал в последние годы лишь те газеты, что выходят в Нью-Йорке и Новой Англии, а до того – в Калифорнии. А что тут не так? – Скажите, – спросил канцлер Тамбовцев, – а вот почему тогда южане были недовольны существующим положением вещей? – Мы, южане, – ответил мистер Клеменс, – очень не любим, когда другие заставляют нас поступать так, как они считают нужным. Мой югоросский друг отрицательно покачал головой. – Увы, Сэм, – сказал он, – это не единственная причина, и даже не основная. Более того, то, что вы читали в прессе, мало что имеет общего с настоящей картиной Реконструкции. Давайте для начала послушаем Билла Джонсона. Билл, прошу прощения за то, что заставляю вас вспоминать о трагических событиях, которые приключились с вами и вашими близкими. Но не могли бы вы рассказать мистеру Клеменсу про то, что случилось с вашей семьей? Билл начал свой рассказ. Сначала мистер Клеменс смотрел на него недоверчиво – так, впрочем, как и обычно. Но потихоньку его лицо менялось. И вот Билл закончил свой рассказ словами: – Так я оказался в Константинополе. Но мое сердце осталось там, у могилы моей несчастной Александры, и там, где лежат останки моих детей. И тогда Клеменс встал, подошел к Джонсону и обнял его за плечи. Через пару секунд, похоже устыдившись своих эмоций, он вернулся на свое место на диванчике. – И такое происходит в нашей стране?! – воскликнул он. – Хоть я и живу в Коннектикуте, я все-таки южанин, пусть и из Миссури. И сейчас кровь стынет в моих жилах, когда я слышу о том, что там происходило на самом деле. Канцлер Тамбовцев только грустно посмотрел на него. – Сэм, – сказал он, – когда Ли подписывал капитуляцию, ему было обещано прощение для всех южан, кроме тех, которые совершили тяжкие преступления, как, например, комендант Андерсонвилля, и возвращение нормальной жизни в южные штаты, уже, конечно, без рабства. Запомни – политики в Вашингтоне никогда не выполняют своих обещаний, если считают, что им это невыгодно. Так было, так есть и так будет. Вместо обещанного возвращения нормальной жизни у южан отняли практически все права, наделив ими только негров, саквояжников и немногих скалавагов… – А что это такое – скавалаги? – удивленно спросил мистер Клеменс. – Скалаваги, – ответил канцлер Тамбовцев, – это южане, которые поддерживали янки. А саквояжники – северяне, которые пришли на Юг после войны, все имущество которых помещалось в одном саквояже. Теперь многие из них страшно разбогатели, а некоторые даже стали сенаторами, как, например, небезызвестный Паттерсон, сенатор от Южной Каролины. – Но меня с ним знакомили, – ответил мистер Клеменс, – и он произвел на меня неплохое впечатление. – Сэм, – с горечью сказал канцлер Тамбовцев, – а что вы скажете, например, если узнаете, что в тюрьмах Чарльстона и других городов сидит множество людей, чьим единственным преступлением было то, что им принадлежало имущество, которое Паттерсон решил забрать себе? Или, что он снизил зарплаты рабочим на одной из своих железных дорог, а когда люди начали протестовать, то он вызвал людей Пинкертона во главе с ним самим, и несколько человек были убиты и ранены? Кроме того, наша разведка сумела обнаружить еще одно весьма зловонное дело, в которое замешан Паттерсон. Об этом пока нельзя говорить, но поверьте – нет такого преступления, на которое он бы не пошел ради десяти процентов дополнительной прибыли. В ответ на эти слова мистер Клеменс растерянно поежился. – Алекс, – сказал он, – я вот только одного не понимаю – почему южане не восстанут против всего этого? – Ну, – сказал канцлер Тамбовцев, – формально Реконструкция закончилась, войска северян выведены из городов, южане восстановлены в гражданских правах. Но многие города и плантации до сих пор лежат в руинах, промышленность и торговля практически заглохли, да и те, кто совершил преступления против южан, не наказаны и далее творят то, что творили раньше. Так что не удивлюсь, если в ближайшем будущем Юг восстанет вновь. – И я так понимаю, – сказал Сэм, немного подумав, – что то предложение, которое вы хотите мне сделать, напрямую связано с Югом? – Да, Сэм, – сказал канцлер Тамбовцев, – мы бы хотели предложить вам работу главного редактора газеты, которая бы объективно освещала Юг и все то, что там происходило и происходит. Зарплатой вы, наверное, будете довольны. При этом он написал на листке цифру, от которой у мистера Клеменса округлились глаза. – Алекс, – растерянно сказал он, – это слишком много даже для известного литератора. Канцлер Тамбовцев внимательно посмотрел на него. – Скажу сразу, эта работа может быть небезопасной; вы, может, слышали про Франка Ки Хауарда? – Слышал, – ответил мистер Клеменс, – и даже знаю, что он написал книгу про свое пребывание в заточении в начале Гражданской войны. Но его книгу практически никто не читал – ее тираж был почти сразу арестован, равно как и издатель, который посмел ее напечатать. – Сэм, – сказал канцлер Тамбовцев, – я принес вам эту книгу, а также роман «Унесенные ветром», книгу, которая с документальной точностью описывает жизнь одной плантации во время и после Гражданской войны. Вот они, – и, открыв свой портфель, он достал уже знакомые мне книги. Мистер Клеменс взял книги и взвесил их на руках. – Алекс, – сказал он, – позвольте мне взять их почитать. Потом мы можем обсудить ваше предложение. Но скажу сразу: моя Оливия – янки до мозга костей, и вряд ли посмотрит благосклонно на подобную работу. Более того, я уже не столь молод, и мне хотелось бы жить у себя в Хартфорде и писать книги, благо денег у меня пока достаточно. Когда, конечно, Оливию не навещает ее портниха, или она не едет в Нью-Йорк за покупками. На эти слова мистер Тамбовцев лишь развел руками. – Сэм, это ваше право. Но имейте в виду, что предложение мое останется в силе, даже если вы первоначально ответите «нет». И если вы передумаете, пришлите телеграмму вот на этот адрес… – и он написал пару строчек на том же листе бумаги. – Сообщите, что хотели бы обсудить издание ваших книг в Константинополе, и мы сразу все поймем. – Хорошо, Алекс, – кивнул мистер Клеменс, – договорились. – Ну, вот и ладушки, – сказал канцлер Тамбовцев. – А пока давайте насладимся вот этим вином, – и он достал из портфеля две бутылки вина с этикетками на русском языке. – Давайте выпьем за хозяина этого дома. Янис декантировал рубиновое вино, и меня поразило, насколько красив и гармоничен был его букет. Вино оказалось крепленым и сладким, в соответствии с общепринятым вкусом. И должен сказать, что лучше вина я, вероятно, не пил никогда. Сэму вино, похоже, тоже понравилось не меньше. – Что это за чудесный напиток, Алекс? – спросил он. – Это – крымский портвейн от князя Голицына, – улыбнулся канцлер Тамбовцев. – Мне кажется, что подобного не сыщешь и в Португалии. Я посмотрел на него и спросил: – Алекс, а где его можно достать? – В скором времени, – сообщил мне канцлер Тамбовцев, – его будут продавать и в Константинополе, в винном магазине братьев Караманлис. А пока я пришлю вам всем по ящику этого вина. Если хотите, конечно. Взгляды каждого из нас были настолько красноречивы, что канцлер Тамбовцев только усмехнулся. – Ну что ж, – произнес он, – значит, завтра вам его привезут. А пока предлагаю следующий тост – за прекрасных дам! Часть 2. Конец Пинкертона 28 (16) ноября 1877 года. Константинополь. Дворец Долмабахче. Канцлер Югороссии Тамбовцев Александр Васильевич Сегодня мне предстоит побыть цыганкой, которая «золотому, яхонтову, серебряному добру молодцу» нагадает «дорогу дальнюю и большие хлопоты», хотя очень не хочется мне этого делать – сей добрый молодец еще не натешился с молодой женой. Только служба есть служба. И никуда от нее не денешься. Иными словами, сегодня я вызвал к себе уже известного всем подпоручика Игоря Кукушкина. К нему и его супруге Надежде я помимо обычных человеческих симпатий испытываю еще и что-то вроде родственных чувств – ведь я был шафером на их свадьбе. Да и нравится мне эта парочка очень. Познакомились они при трагических обстоятельствах во время погромов, начавшихся сразу же после захвата нашей эскадрой Константинополя. Ну и полюбили они друг друга почти сразу. А сейчас мне придется разрушить их идиллию. Как там в песне поется? «Дан приказ – ему на запад…» Из уютного семейного гнездышка в Константинополе ему и его прелестной спутнице жизни предстоит отправиться на Кубу, где самого Игоря ждет должность коменданта нашей базы в Гуантанамо, а его взвод составит ее гарнизон. Почему именно его? Во время обсуждения этого вопроса с адмиралом Ларионовым мы оба пришли к выводу, что подпоручик – самая подходящая кандидатура, поскольку он имеет боевой опыт, весьма находчив, умеет командовать, прекрасно стреляет и владеет приемами рукопашного боя. Нам нужен на Кубе человек, на которого можно было бы полностью положиться. Немаловажную роль сыграло и то, что он женат на испанке, и в процессе общения со своей супругой научился довольно неплохо разговаривать на языке Сервантеса. Сейчас он усиленно штудирует английский язык. А Наденька, помимо родного испанского, свободно владеет французским, английским, турецким и греческим языками и уже неплохо изъясняется по-русски. Она вполне могла бы быть у него переводчицей. Все эти соображения я и выложил Игорю, когда он прибыл по моему вызову. Скажу честно особого восторга я на его лице не обнаружил. Действительно – человек только-только наладил семейную жизнь, а тут тебе – бац, приказ. Но, как известно, приказы не обсуждают, а выполняют – это любой военный человек знает как таблицу умножения. К тому же я подсластил ему пилюлю, обрадовав приказом о производстве его в поручики, и намекнув, что служба в Гуантанамо может дать командованию еще один повод для очередного повышения его в звании. – Александр Васильевич, – сказал Кукушкин, – Гуантанамо – это то место, где у американцев в нашем времени была секретная тюрьма? – То самое, – ответил я. – Но в этой истории там будет наша, не менее секретная база. Что там и как – ты потом узнаешь из документов, которые тебе вручат на «Адмирале Ушакове» уже в море. Даст Бог, если в Средиземном море и в Атлантике не будет сильно штормить, то у вас с Надеждой будет довольно неплохое свадебное путешествие. Кстати, как там она? – Спасибо, хорошо, Александр Васильевич, – улыбнувшись, сказал Игорь, – правда, она обижается, что вы к нам не заходите. – Извини, Игорь, – сказал я со вздохом, – просто у канцлера Югороссии совсем нет времени. А теперь я даже и не знаю, когда и увидимся. Надеюсь, что годика через два или три тебя сменят, и ты с Наденькой снова вернешься сюда, на берега Босфора. И вернетесь не вдвоем, а с пополнением… Кстати, как там у вас, ничего не намечается по части прибавления в семействе? – Вроде бы нет, – смущенно ответил Кукушкин. – Хотя… Ну, в общем, будем посмотреть. До свидания, Александр Васильевич, всего вам доброго. И не болейте, а то Надюша мне рассказала по секрету – как вы у подполковника Сергачева тайком таблетки стреляете.