Кристина встречалась в Акюрейри с мужчиной в возрасте, который потерял свою жену. Года полтора назад у Ари был серьезный конфликт с одним человеком в Сиглуфьордюре, подходившим под это описание. Он был намного старше Кристины, его тогдашняя гражданская жена умерла, а сам он, насколько знал Ари, переехал в Акюрейри. Этот человек с легкостью подчинял себе женщин, был одновременно обаятельным и психопатом, в высшей степени опасная смесь. Вне всякого сомнения, этому человеку было за что мстить Ари. Его практически изгнали из Сиглуфьордюра после того, как в СМИ появились новости, основанные на обвинениях Ари. Мог ли он решить отомстить, завязав отношения с Кристиной? Ари прошиб холодный пот. Кристина, возможно, в большой опасности, даже в смертельной. – Какого черта ты делаешь? – закричал Томас, редко выходивший из себя. – Я должен здесь выйти. Объясню все позже. – Ты что совсем с катушек слетел? Мы на дежурстве, черт возьми! – в ярости прошипел Томас. – Я должен выйти! – закричал Ари, никогда раньше не позволявший себе ничего подобного. Открыв дверь, он выскочил из машины и побежал. Он впервые видел Томаса в гневе, но в эту минуту ему было все равно. 23 К вечеру в Сиглуфьордюре небо наконец прояснилось. День в городе выдался пасмурным, и, хотя облака рассеялись, солнце пряталось за высокими горами. Йонатан сидел на маленькой табуретке во дворе и наслаждался летним вечером. Ему позвонил этот парень из полиции, Ари, и спросил, на каком хуторе жили его родители. Разговор был недолгим, Ари очень волновался. Йонатан честно ему ответил и только собрался было полюбопытствовать, зачем полиции эта информация, как Ари уже повесил трубку. Должно быть, эти расспросы как-то связаны с убийством Элиаса, но как? Неужели полиция докопалась до ужасов, происходивших на хуторе в свое время? Наверное, выплыло на свет насилие, которому подвергались мальчики: сам Йонатан, Элиас да и почти все, кому не повезло оказаться летом на хуторе у родителей Йонатана. Йонатан не мог объяснить, что стало причиной этого ужасного насилия. Откуда такой садизм, такая потребность причинять боль другим? Сам он никогда не испытывал подобных желаний. Надеялся, что это не передалось ему по наследству. Наверное, пришло время все рассказать. Элиаса убили, и какой бы ни была причина, ему уже не поможешь, но, вероятно, для других жертв еще можно что-то сделать. Не исключено, что смерть Элиаса каким-то образом связана с темными призраками прошлого. Вне всякого сомнения, признание запятнает честь семьи. Братья и сестры явно не скажут ему спасибо. Его объявят жертвой, сыном чудовища. Его ждет чрезмерное сочувствие и внимание. Йонатана охватила дрожь. Он не хотел никакого внимания. Он хотел, чтобы его оставили в покое, но в некоторых случаях следует поступать правильно независимо от последствий. Йонатан встал и поплелся в гостиную, палка была где-то далеко; сел у телефона и набрал номер, с которого ему звонил Ари. Запыхавшимся голосом тот сказал, что разговаривать не может, и дал телефон Томаса. Йонатан позвонил. – Томас, – раздался резкий голос. Дорожные звуки в трубке указывали на то, что он за рулем, вероятно в полицейской машине на пути в Скагафьордюр, туда, где прошло детство Йонатана. – Здравствуйте, Томас, – ответил Йонатан и представился, затем продолжил: – Ари расспрашивал меня о хуторе в Скагафьордюре. – Я за рулем и не могу говорить, – отрезал Томас, прежде чем Йонатан успел перейти к сути. Сейчас или никогда. Он должен рассказать правду. – У меня к вам разговор на несколько минут. Это важно. – Йонатан старался произносить слова ясно и четко. – Хорошо. – Томас был явно недоволен тем, что его отвлекают от дороги. – Почему вы хотите узнать, где находится наш хутор? – осторожно спросил Йонатан. Повисла пауза, и Йонатан слышал лишь звук мотора. – Мы разыскиваем человека… женщину, – наконец ответил Томас. – Считаем, что она может находиться там, поскольку Элиасу эти места были хорошо знакомы. Йонатана охватило неприятное чувство. На мгновение у него даже почернело в глазах, сердце забилось сильнее. Неужели Элиас убил какую-то женщину и спрятал тело на хуторе? По правде сказать, он мог в это поверить и даже знал, где самое подходящее место. – Вполне возможно, – произнес Йонатан. – Что вы имеете в виду? – спросил Томас, по-прежнему резко. – В свое время там происходило много такого, что не терпит дневного света, – ответил Йонатан, стараясь аккуратно подбирать слова. – Элли пришлось разное пережить, что… что в дальнейшем наверняка оказало на него влияние. – Разное пережить?.. – удивленно переспросил Томас. – Жизнь мальчиков в этом месте – в том числе и мою – счастливой не назовешь. – Йонатан говорил медленно, слова давались ему с трудом. – Подождите, вы намекаете, что к ним применялось насилие? – Да. – Черт возьми. Какого рода? Сексуальное? – Нет… по счастью, нет, – ответил Йонатан, запинаясь. – Насилие иного рода, моральное и физическое. – А почему, черт возьми, вы не рассказывали об этом раньше? – гневно спросил Томас. – Я… я… Йонатан почувствовал, как подступает ком к горлу. Повзрослев, он никогда не плакал, но этот разговор оказался труднее, чем он ожидал. – Я не мог ничего рассказывать, пока были живы родители, а потом решил, что все уже в прошлом. И если все это разворошить, никому пользы не будет. – Так Элиас тоже подвергался насилию? – Да, и очень жестоко. Йонатан перевел дыхание. Сделал короткую паузу, чтобы собраться с силами и продолжить рассказ. – Он приехал к нам на следующее лето после того, как родители устроили летний лагерь, как они это называли. – Йонатан грустно засмеялся. – Это был ад. В первое лето мальчиков, троих или четверых, заставляли работать от восхода до заката, иногда били и запирали в хранилище для картофеля, чтобы добиться от них послушания. А еще от них угрозами добивались, чтобы они никому не рассказывали, и, как я слышал, от некоторых требовали приехать на следующее лето, иначе с их братьями и сестрами или родителями что-то случится. Так было в случае Элли, поэтому он через год вернулся. – Били и запирали? – У Элли был сильный характер, – продолжал Йонатан отрешенно. – Поначалу с ним нелегко было совладать. Но у него было слабое место – он боялся нашу собаку. Видимо, его когда-то укусила собака. В первую ночь его уложили спать в отдельной комнате, в моей комнате. Мне велели спать в спальном мешке, в гараже вместе с остальными ребятами. Я некоторое время упрямился и помню, как сидел в темноте на лестнице, не хотел спускаться. Вот поэтому я и знаю, что тогда случилось. Йонатан помолчал, а затем продолжил: – Элли в ту ночь заперли вместе с собакой. Он всю ночь кричал от страха, хотя пес был добрым и ласковым. Заснуть никому не удалось, крики разносились по всему дому. На следующее утро Элли вел себя совсем иначе. Покорный и послушный. Но этого было недостаточно. Мы должны были во всем соблюдать правила – неписаные правила. Но не нарушить их было невозможно. Невозможно! – Йонатан почти кричал в телефон. – А что происходило, если кто-то нарушал правила, его били? – спросил Томас. – Да, иногда, но хуже всего, когда запирали в хранилище. Я просидел там немало ночей. Дверь была крепкой, и никакой возможности выбраться. Но внизу была щель, и через нее поступал кислород. А также немного света, летом ведь белые ночи, но все равно было темно. С тех пор я не переношу белых ночей, они будят плохие воспоминания. Меня никогда не запирали в хранилище зимой, тогда было слишком холодно. Это практиковалось только летом, когда приезжали гости с юга. – Он вздохнул. – Это ужасно, – сказал Томас. – Совершенно ужасно. А почему ваша мать ничего не сделала, чтобы это остановить? Бог знает, какой вред причинил детям ваш отец… Йонатан тяжело дышал. – Нет, послушайте… Вы меня неправильно поняли. Простите, я недостаточно ясно выразился. За насилием стоял не папа. Это была мама. 24 Ари знал, в каком доме жила Кристина, однажды проезжал мимо него, когда был по делам в Акюрейри. Он легко доберется туда пешком. Только бы не опоздать. Он отчетливо понимал, что Кристине грозит опасность. Убийство Элиаса для него отодвинулось на задний план. Его не волновала и судьба запертой где-то женщины, скорее всего уже мертвой.