– Вы считаете Рейчел своей близкой подругой? – спросила детектив Мёрфи. – Да, – подтвердила я. – Мне так кажется. – И она никогда не говорила с вами о Патрике? – Нет. – Хорошо. – Детектив Мёрфи сделала пометку. – А что насчет вас? Были ли у вас с Патриком какие-либо отношения вне музея? Я подумала о том дне, когда мы ездили в антикварный магазин Кетча, о том, как Патрик стоял надо мной, заглядывая мне через плечо – так же, как это делал отец, когда проверял мои работы. Но я покачала головой и ответила: – Нет. – А что вы знаете о белладонне? – продолжал детектив Мёрфи. – Что она ядовита. И что в Клойстерсе ее выращивают с момента открытия в тридцатых годах двадцатого века. – Вам известно, что корень – самая ядовитая часть растения? – Нет. – На данный момент, – сообщила детектив Мёрфи, постукивая карандашом по столу перед собой, – мы считаем, что Патрику дали сильную дозу корня белладонны, скорее всего, измельченного до мелкой консистенции. Что-то, что без труда можно было добавить в напиток или еду. Вкус очень слабый, так что Патрик легко мог его не заметить. Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-либо приносил ему еду? Замечали, чтобы кто-нибудь на рабочей кухне вел себя подозрительно? Я задалась вопросом, действительно ли это произошло на кухне, или Патрик просто решил дополнительно выпить той настойки, которую мы все приняли. Вдруг, пока Лео опекал меня, Патрик принял еще одну дозу? Хотя мы не говорили об этом, мы все – Рейчел, Лео и я – знали, что не должны рассказывать о событиях той ночи полиции. Поэтому вместо этого я ответила: – Это общая кухня. Мы пользуемся этим помещением все вместе. Как и в любом офисе, люди постоянно что-то путают – случайно едят чужой обед, пьют чужой кофе… На память мне пришел ломоть торта, который Лео положил передо мной в тот вечер. Теперь мне стало интересно, чей он. – Вы хотите сказать, что, возможно, предполагаемой жертвой был кто-то другой? Я подумала о том, как легко в жизни все сходит с рельсов, как просто совершаются ошибки, происходят несчастные случаи. Мое увольнение, смерть отца – мы все жили на лезвии ножа, и судьба так легко толкала нас в ту или иную сторону, к успеху или неудаче, к жизни или смерти… Это были капризы, которые древние римляне пытались рационализировать с помощью своих философий и богов, но в глубине души они знали правду: судьба была столь же жестокой, сколь и предначертанной. – Я просто объясняю, какая у нас кухня, – сказала я. – А что насчет вас? – спросил мужчина-детектив. – Вовлечены ли вы в какие-либо личные отношения в музее? – Интимные отношения, – уточнила детектив Мёрфи. – Какое отношение это имеет к расследованию? – Мы просто пытаемся составить четкую картину рабочей обстановки, – сказал мужчина-детектив. – Ну, мы с Рейчел подруги. И я встречаюсь с Лео, но я не назвала бы это чем-то более серьезным, чем случайная связь. Они оба сделали заметки. – А что насчет Рейчел? Каково ваше впечатление о ней, – детектив помахала рукой, – в целом? – В целом она была очень доброжелательна и профессиональна. Не думаю, что она способна на что-то подобное, если честно. – И вы уверены, что, будучи новичком, знаете ее достаточно хорошо, чтобы дать такую оценку? – Я знаю ее настолько хорошо, насколько вообще знаю кого-либо, – сказала я. Не было необходимости делиться тем, что мы теперь живем вместе и проводим все время вдвоем. Я хотела как можно тщательнее отгородиться от того, что произошло; инстинкт самосохранения был для меня естественным. – Хорошо, – сказала детектив Мёрфи, вставая и провожая меня к двери. – У нас могут возникнуть вопросы в будущем. Пожалуйста, когда вернетесь в Клойстерс, попросите Рейчел дать нам знать, когда она будет готова воспользоваться нашей машиной. Они предложили подвезти и меня, но я хотела пройтись пешком. Я направилась по извилистым бетонным дорожкам в сторону музея, мимо групп людей, расположившихся на одеялах для пикника, мимо девушек, которые читали книги, лежа на спине и забросив ногу на ногу. Городская пастораль. И в эту минуту мне захотелось увидеть себя среди них – сандалия свисает со ступни, мысли витают где-то далеко… Думать о том, не забрались ли муравьи в сэндвичи из гастронома на Западной Двадцать четвертой улице. Не беспокоиться о смерти Патрика, о моей возможной роли в ней. Возможно, это был несчастный случай; возможно, он принял неправильную дозу после ухода Лео; возможно, коронер что-то упустил, когда искал причину смерти в яде? Я знала, почему решила не рассказывать детективу Мёрфи все, что мне было известно. Наша с Рейчел находка была такой редкостью, что стоило рискнуть; стоило сделать тот выбор, который мы сделали. Разве не этому учил нас город? Что твоя задача – подняться на вершину, вкалывать, рисковать… Когда я приехала в Нью-Йорк, мне очень хотелось забыть себя, стать кем-то новым, человеком, который верит в мистику Таро. Кем-то, кто с радостью втянулся в жуткий и темный мир Клойстерса. В мир, где многое могло сойти с рук. И Рейчел помогла мне стать таким человеком. В Клойстерсе я поднялась по дороге вдоль задней стены и прошла через металлические ворота, ощутив под кончиками пальцев холод железа, прежде чем отпустить створку и позволить ей закрыться за мной. Я обнаружила Рейчел сидящей за нашим столом в библиотеке; она склонила голову над книгой, лежащей перед ней. Я села напротив. Мои щеки пылали от ходьбы вверх по склону, а мышцы были напряжены из-за тревоги по поводу допроса. Наши взгляды встретились поверх стопок книг и обрывков заметок. Я произнесла лишь: – Я ничего им не сказала. – Я знала, что ты не скажешь, – отозвалась она. Глава 18 Панихида по Патрику состоялась в пасмурный субботний день, через час после того, как двери Клойстерса закрылись для посетителей. Я не знала, кто организовал это мероприятие, но присутствовали все: не только сотрудники Клойстерса, но и куратор музея Моргана, работники музея Фрика, преподаватели из университетов Колумбии, Йеля, Принстона и Пенсильвании. На столах красовались изысканные закуски и бокалы с шампанским, под тенью айвовых деревьев были расставлены дополнительные стулья. Я услышала, как Мойра сказала, что они планировали церемонию до того, как узнали, что смерть Патрика была убийством, – информация, которая до сих пор была доступна только избранным: попечители музея Метрополитен успешно скрывали ее от прессы. По крайней мере, пока. Гости бродили по садам или брали свои фужеры с шампанским в галереи, чтобы укрыться от послеполуденного солнца, которое наконец-то решило показаться из-за туч. Я удивилась, что рядом не было охранников, никто не напоминал гостям, чтобы они не проливали вино на фрески или алтари, не оставляли закуски на подоконниках. Позже, проходя по галереям, я подбирала бумажные салфетки с недоеденными ломтиками закусок и относила их в мусорное ведро на кухне для персонала. Рейчел была одета в черное платье, на шее у нее поблескивала длинная золотая цепочка, которая заканчивалась расписным эмалевым кулоном, зелено-красного цвета. Я одолжила у нее скромное и подходящее к случаю платье, но по виду присутствующих было понятно, что я могла бы выбрать что-то более выразительное. Все щеголяли в одеждах самых разных цветов и фактур. Мы переоделись в кабинете Патрика. Сняли одежду, в которой пришли на работу, и вместе влезли в платья, как если бы находились в школьной раздевалке, а не на том месте, где почти две недели назад лежало тело Патрика. – Я не хочу этого делать, – сказала Рейчел, повернувшись так, чтобы я могла застегнуть ей «молнию». – Никто из нас не хочет. – Я все еще ожидаю увидеть его здесь. – Знаю. – Я на самом деле имею в виду именно это. Как будто он так и не ушел никуда. Осталось только его тело. Она крепко сжала мою руку, а потом мы сложили одежду в сумки и вышли на угасающий солнечный свет лета. Глядя на поминки Патрика, я поняла, что Клойстерс и, вероятно, даже Рейчел, дали мне одну вещь – они подарили мне возможность начать все сначала, вдали от Уолла-Уолла, от воспоминаний о поминках по отцу, от прежних проблем, с которыми я столкнулась за последний год. И в этом я находила некоторое утешение. Я заметила Лео, стоящего под одним из архитравов в дальнем конце клуатра Боннефон; верхняя половина его тела была в тени, нижняя – на солнце. Поношенные джинсы были испещрены яркими зелеными пятнами, лицо скрыто шляпой. Он не потрудился переодеться для этого мероприятия. Я хотела подойти и встать рядом с ним, на периферии всего этого, но когда сделала шаг в ту сторону, Рейчел схватила меня за руку, другой рукой прикрывая глаза от солнца. – Не оставляй меня, – прошептала она. И так мы с Рейчел стояли вдвоем, плечом к плечу, рядом с зарослями цветущего тысячелистника, слушая речь Мишель де Форте, а затем куратора музея Моргана. Аруна рассказывала о Патрике; ее глаза почти все время были прикованы к нам с Рейчел. Когда последний оратор закончил речь, струнный квартет, расположившийся под лоджией, начал играть, и я впервые осознала, насколько прекрасная в Клойстерсе акустика, даже снаружи. Перед началом поминок Мишель сказала нам, что Патрика заменят к концу августа – до этого оставалась всего неделя. И пока я наблюдала за движением фигур по дорожкам сада, мне было интересно, кто из них уже строит планы: где устроить свой первый попечительский обед из местных продуктов, как разработать улучшенную систему указателей в галереях, когда начать предлагать свои собственные экспозиции. Конечно, после того как они узнают, можно ли отменить взятые Патриком гранты и использовать наши исследования в других целях. Я была уверена, что интерес к роли куратора в Клойстерсе не иссякнет. Аруна присоединилась к нам с фужером шампанского в руке. – «Бог поддерживает порядок во всем», – процитировала она. – Боэций, – отозвалась я. – Патрик счел бы это уместным. – «Моя судьба кружится в колесе перемен, как бледный лик луны, которая не может остановиться». Хедлам, – сказала Рейчел в ответ. – Я думаю, судьба Патрика больше не кружится в колесе, Рейчел. Он сорвался. – Но наша все еще кружится, – ответила она, глядя мимо Аруны на группу кураторов, столпившихся вокруг грядки с травами, среди которых были белена и мандрагора. – Мы все одержимы своей судьбой, – задумчиво произнесла Аруна. – Ведь это единственное, что мы не можем контролировать. Единственное, чего не можем увидеть. Разве ты не согласна, Рейчел? Я посмотрела на Рейчел, которая перенесла все свое внимание на Аруну. – Есть способы увидеть, – возразила я. Аруна подняла бровь. – Как ты думаешь, Рейчел, есть ли способы узнать, как повернется колесо фортуны? – Она покрутила оливку, погруженную в ее бокал, и наклонила голову. – Может быть, ты уже нашла некоторые из них? – Я не знаю, что ты имеешь в виду, Аруна. – Конечно, тебе следует быть осторожнее с тем, во что ты веришь, – продолжила та. – У людей есть склонность легко соблазняться обещанием знаний. – Аруна не стала дожидаться моего ответа, а подняла руку в знак приветствия и произнесла: – Простите, я должна кое с кем поздороваться. – Она покинула нашу группу и пошла дальше. – Она так старается выставить себя этакой хранительницей тайн, – сказала Рейчел. Но меня впервые осенило, что Аруна была не хранительницей тайн, а оракулом. В конце концов, кто такие оракулы, если не женщины, охраняющие храмы знаний?