Я покачала головой. – Мы лучше других знаем, как легко соблазниться тайнами прошлого. – Не слишком соблазняйся ими, Энн. Иногда лучше не знать, что ждет нас в будущем. Я подумала о том, как выжила Рейчел, как погибли ее родители, как умер Патрик. Было легко понять, почему она не хотела знать, что может ждать ее в будущем, почему было легче верить, будто Патрик каким-то образом все еще присутствует здесь, среди этих цветов. Мы подошли к краю сада, сели на низкую каменную стену, ограждавшую его, и стали наблюдать за движением людей, возникновением и распадом групп – социальным клеточным делением. Наши фужеры с шампанским нагрелись. Мы чувствовали себя, словно дальние родственники на семейной свадьбе, которых легко не заметить, но которые почему-то все равно должны присутствовать. Через несколько минут, когда последние лучи послеполуденного солнца согрели нашу кожу, Рейчел сказала: – Я так рада, что ты оказалась здесь этим летом… – Я тоже. – По крайней мере, нам хоть что-то осталось от всего этого. В августе солнце садилось уже несколько раньше, и в некоторые дни ветер был холодноватым. Все вокруг нас остывало, и, возможно, я тоже. – Если захочешь, ты могла бы поехать со мной в Кембридж. Может, найдешь работу в Фогге? Мы не говорили о том, что будет, когда закончится месяц, хотя в моем почтовом ящике уже появилось сообщение из кафе, где я работала, с вопросом, вернусь ли я в сентябре. От одного только вида этого названия у меня сжалась грудь, паника заполнила легкие. – Может быть, – сказала я, потягивая свое выдохшееся шампанское. – Я бы хотела остаться здесь. Рейчел кивнула. – Ты всегда можешь спросить Аруну, не знает ли она о каких-нибудь доступных вакансиях в Бейнеке. Мы планировали написать статью, в которой рассказывалось бы об обнаружении карт и полном переводе документов, переписанных Линграфом. Статью, которая раскрыла бы первоначальное, оккультное происхождение Таро, подтвердила бы интерес эпохи Возрождения к разгадыванию судьбы, к знанию будущего. Можно было не сомневаться, что после публикации мы обе сможем выбирать, куда пойти. Награда за риск, на который я решилась тем летом. Рейчел помахала рукой куратору музея Моргана. – Я, пожалуй, пойду поздороваюсь. Хочешь познакомиться? – Нет. Не надо. Оставалось только переждать до окончания мероприятия. Я слезла с каменной стены и направилась в галереи, надеясь, что смогу забыться среди картин и скульптур. Я была рада тишине. Дойдя до своего любимого экспоната в коллекции – большой фрески со львом, – села на скамейку и стала прослеживать глазами изгибы его хвоста. После той ночи мы с Лео так и не поговорили, а несколько текстовых сообщений, которыми мы обменялись, оставили у меня больше вопросов, чем ответов. И дело было не в том, что мы не пытались; после смерти Патрика Рейчел нуждалась в поддержке больше, чем обычно. – Сбежала? – Это был Лео. – Взяла перерыв, – отозвалась я, повернувшись к нему лицом. – Ты не намерена превращать убийство в возможность занять следующую должность? Рад за тебя. – Это нечестно. – Правда? Ты видела, что происходит в садах? – А что еще делать людям? – спросила я. – Надо же как-то собраться вместе. Лео подошел к окну в галерее – узкой готической арке из толстого листового стекла. Подсвеченный сзади, он выглядел лишь темным силуэтом, его черты были в тени. – И мы наряжаемся в самую лучшую одежду и хвалим себя за это, в то время как место, где лежал убитый человек, находится всего в нескольких шагах от нас… – Лео! – Что несет тебе его смерть, Энн? Ты на самом деле спрашивала себя об этом? Спрашивала, даже если не могла смириться с ответами. – Я могу спросить тебя о том же, – тихо отозвалась я. – Ты знаешь, почему я это сделал, – сказал Лео, проведя рукой с черными от земли ногтями по своему затылку. – Он попросил меня об этом. – Его голос был едва слышен. Он выглядел усталым, загорелая кожа его лица натянулась на скулах. – Энн, поверь себе. Есть причина, почему ты здесь, а не там. Но моя интуиция не работала так, как у Лео – цепко и быстро, будучи такой же его частью, как его кожа; добраться до моей интуиции было сложнее. Я начала полагаться на то, что карты направят меня, отточат мою интуицию. Но Лео всегда умел посмотреть на происходящее со стороны – не потому что он действительно отстранялся или боялся, а потому что ему нравилось оценивать вещи, оценивать людей. Он был расчетлив. – Все скорбят по-разному. – Не оправдывай ее. – Я оправдываю себя, – ответила я. И мои слова были искренними. – Тогда не делай этого для Рейчел. Она этого не заслуживает. – Мы же подруги. Он засмеялся. – Разве ты не заметила, что у Рейчел нет друзей? Только поклонники. Ты бывала на домашних вечеринках, где было полно людей, которых я считаю друзьями; но ты когда-нибудь встречала кого-то, кого Рейчел называла бы другом? Я уставилась на него, негодуя на то, что в каком-то смысле он был прав. Что мир, в который я тщательно встраивалась, начал давать трещины. – Не встречала, верно? Теперь, раз уж ты об этом задумалась, с кем она тебя знакомила? Ни с кем, верно? – Какое это имеет значение? – Такое, – сказал Лео, широко расставив руки, – что кто-то сделал это. Кто-то здесь убил его. Кто-то, кто сейчас ходит по музею. Ты, я, Рейчел, Мойра. И ты отказываешься это видеть. Это была реальность, с которой я не была готова столкнуться, потому что это означало бы только одно: еще более тяжелую утрату. И поэтому я рационализировала ситуацию. Обособляла. По крайней мере, до этого момента я не была готова рассматривать смерть Патрика как убийство. Даже несмотря на допросы и улики, я продолжала верить, что есть другая альтернатива, другая судьба, которая постигла Патрика. Я поднялась со скамейки и подошла к тому месту, где стоял Лео. – Я должна справиться с этим, – тихо сказала я. – Я не могу уйти. Не сейчас. Он протянул руку и тронул прядь моих волос, мозолистые костяшки его пальцев коснулись моей шеи. Я подняла на него глаза, желая, чтобы он наклонился и поцеловал меня. Я хотела найти в нем утешение, хоть что-то, что казалось стабильным в окружающем меня мире, который постоянно менялся. В мире, который – Лео был прав – я не могла воспринимать так полно, как мне хотелось бы. – Энн, – проговорил он. – Надеюсь, ты достаточно умна, чтобы пережить это. Позади нас скрипнула дверь в галерею. Я услышала ее шаги, прежде чем прозвучал ее голос. – Нам пора идти, – сказала Рейчел. – Энн? – Мы с Энн как раз обсуждали идею пойти поужинать. Правда? Я кивнула. Мое лицо все еще было обращено к Лео, я стояла спиной к Рейчел. Тишина была напряженной, и я перекатывала во рту слова, которые хотела высказать, пока не почувствовала уверенности в них. – Пожалуй, я проведу эту ночь с Лео, – сказала я, все еще глядя на него. – Что? Я повернулась лицом к Рейчел. Она выглядела хрупкой и истощенной. Ее платье, как я впервые заметила, нелепо сидело на самых костистых частях ее тела – плечах и ключицах, выступающих бедренных костях. Так выглядело для меня горе. Я не знала, когда она стала еще худее, но я заметила это тогда, увидев ее между деревянных статуй Жанны д’Арк и Святой Урсулы. – Я собираюсь поужинать с Лео, – повторила я. – Если ты не возражаешь. – Конечно, не возражаю. – Ее руки были скрещены на груди. – Все мы принимаем решения самостоятельно. На миг я усомнилась в том, что делаю, и спросила: – Ты хочешь, чтобы я поехала… – Нет, – заявила Рейчел, прежде чем я успела закончить. – Не хочу. Она повернулась, чтобы уйти, но когда дошла до двери, которая вела в клуатр Боннефон, к солнцу, только что севшему за горизонт, то обернулась и сказала: – Осторожно, Энн. Вершина колеса – страшное место. Дверь за ней закрылась. – Что она имела в виду? – спросил Лео. – Ничего, – ответила я. Но пока мы шли по галереям, я не могла не бросить последний взгляд на Колесо Фортуны и фигурки, выбитые на нем. Слова Рейчел пылали в моем сознании. Глава 19