Я выждал, пока моя хозяйка как-то переварит полученную информацию. Я чувствовал, что она всеми силами сопротивляется – и мне, и подобным представлениям о Реальной Действительности (как вы, люди, это называете), и понятию «Девять Миров». «Все это полное дерьмо! – изрекла она в итоге. – Плод моего чересчур развитого воображения. Ну скажи: с какой стати какой-то бог вдруг выберет меня? И почему именно Локи? Локи – плохой парень, это всем известно!» – Просто меня всегда неправильно понимали! – возмутился я. – Когда-нибудь я расскажу тебе свою историю с самого начала. Но сейчас о том, как я падал, а ты меня спасла. Должно быть, какая-то часть твоей души откликнулась на мою беду, и ты, так сказать, протянула мне руку спасения. Ты наверняка почувствовала некую связь с… «Но почему именно ты, а не…» – Кто? «Неважно. Никто! – отрезала она. – Господи, теперь я еще и сама с собой спорю! Вот чем кончается бесконечное чтение. Ей-богу, лучше б я в волейбол играла! Ничего, – уговаривала она себя, – надо просто закрыть глаза, и он тут же исчезнет. Поймет, что ты его раскусила. Он же не настоящий; он просто часть тебя самой, плод твоего подсознания. И никакого особого вреда он тебе причинить не может, ты уже сама себе куда больший вред причинила. Так что просто закрой глаза и считай до десяти. Один. Два. Три…» Я ждал. Времени у меня было сколько угодно. Наконец я почувствовал, что ее сопротивление начинает ослабевать, а неверие и паника медленно отступают. Затем она мысленно спросила: «Ты все еще здесь?» – Боюсь, что да. «А когда собираешься уходить?» Это было, по крайней мере, невежливо и совсем уж негостеприимно; я был, пожалуй, даже уязвлен и обиженным тоном заметил: – А ведь некоторые, знаешь ли, сочли бы за честь и огромную привилегию принимать у себя одного из богов Асгарда! Она не ответила, но я почувствовал, что она как бы мысленно пожала плечами. А потом сказала: «Не обижайся, но у меня и без древнескандинавского божества, которому вздумалось у меня в башке поселиться, личных проблем хватает. И потом, откуда мне знать, что ты действительно Локи? Вообще-то, по-моему, выражаешься ты совсем не так, как должен был бы настоящий Локи». Я снова почувствовал обиду: – Что ты, собственно, имеешь в виду? «Ну, Локи ведь жил давным-давно. И тебе, наверное, следовало бы выражаться примерно так: «О, брат мой! Поднимись же в Валхаллу со мною вместе, станем там пировать с нашими предками…» Разве я не права?» Я изобразил полнейшее отчаяние и даже на мгновение лицо руками закрыл. – И где только ты подобной чепухи набралась? «Да из фильмов, из книг, из игр… Отовсюду понемногу». – Ох, довольно, пожалуйста… – Я чувствовал, что мне, наверное, с этой особой так просто не сладить. – Сколько тебе лет-то, девять? Последовала бурная вспышка негодования, и моя «квартирная хозяйка» презрительно заявила: «Не говори глупостей! Мне уже семнадцать!» – Не может быть! – искренне удивился я. «Ну по крайней мере, я не выдаю себя за одного из героев каких-то дурацких допотопных сказок! И вообще, если б я знала, какой ты козел, я бы эти сказки никогда и читать-то не стала». Я вздохнул. – О, боги… Неужели тебе действительно семнадцать? Извини… э-э-э… запамятовал, как тебя зовут? Она фыркнула. «Все зовут меня Попрыгуньей». – Ладно, извини меня, Попрыгунья. Я не хотел тебя обидеть. Как-то неправильно мы с тобой этот разговор повели. Может, начнем все сначала? Понимаешь, это ведь очень нелегко – сперва ты умираешь, потом тебя несколько столетий подвергают всевозможным пыткам, а потом ты вдруг оказываешься в теле человека, который твоего там присутствия вовсе не желает. Вот, собственно, только это я и хотел тебе сказать. Пожалуйста, дай мне немного времени, чтобы в себя прийти. Считай меня… – Я не сразу сумел найти подходящее слово, чтобы она все поняла. – Ну, скажем, беженцем, что ли. Или дезертиром. Неужели ты могла бы сказать человеку, с невероятным трудом спасшемуся от ужасов войны, «убирайся»? Зная, через что ему пришлось пройти? Некоторое время она сердито молчала, затем мысленно пообещала: «Ладно, я постараюсь. А знаешь, мне эти легенды об асах очень даже нравились». – Ну что ж, уже неплохо – для начала. Должен признаться, истории о нас рассказывают и впрямь впечатляющие, хотя я лично в них представлен далеко не в лучшем виде. Придется, видно, внести кое-какие поправки – надо же наконец восстановить истину. Напомни как-нибудь, чтобы я непременно этим занялся. Однако если я и впрямь твой любимый герой, то в этих историях явно должно было быть и кое-что правдивое, не так ли? «С чего ты взял, что ты мой любимый герой? Я этого никогда не говорила», – усмехнулась Попрыгунья. – Как? «А так. Ты, похоже, в целом ничего, но моим любимым героем точно никогда не был». – Но как же… Увы! Но я действительно был задет. Я ведь полагал, что оказался в ее теле именно потому, что между мной и ею, хозяйкой этого тела, существует некая особая связь. Однако теперь она хладнокровно объяснила мне, что я в ее душе занимаю далеко не первое место. Как же так? Совершенно инстинктивно, пытаясь отыскать ответ на этот вопрос, я стал рыться в мыслях Попрыгуньи, и у меня сразу же возникло ощущение, будто я попал в некий чрезвычайно сложный архив и с огромным трудом пытаюсь разобраться в переплетении многочисленных коридоров и переходов, по пути заглядывая в разнообразные адресные книги и справочники, содержащие в высшей степени удивительную информацию: воспоминания и факты, словарный запас родного и иностранных языков, всевозможные чувства и фантазии. Я уже понимал, что до определенных вещей мне будет очень трудно добраться – то и дело встречались запертые двери, ведущие в некие неосвещенные пространства, – но пока мне хватало и таких помещений, которые были вполне доступны и хорошо освещены, и я легко сумел найти то, что искал. Там, например, была целая галерея, посвященная богам Асгарда – комиксы, книги, постеры, компьютерные игры. Да уж, Попрыгунья действительно оказалась настоящим фэном, хотя ее версия восприятия богов Асгарда была, на мой взгляд, весьма далека от истины и почти абсурдна. Обдумывая это, я вдруг понял, почему мне показалось, что портреты на стенах ее комнаты кого-то смутно мне напоминают. Я был настолько потрясен этим открытием, что даже сел. – Тор? Ты хочешь сказать, что твой любимый герой – Тор? Моя хозяйка растерянно пожала плечами. «Ну, понимаешь…» – Именно он? Это грубое животное? Этот жестокий тип, которому доставляло удовольствие таскать меня за волосы? Этот мерзкий обжора, любимым развлечением которого было набить брюхо на пиру, потом выпить четырнадцать бочек меда, а потом всех гостей перебить? Этот тупица, который столь чудовищно несведущ, что однажды – клянусь! – принял Мирового Змея за кошку? «Сейчас ты, может, и находишься у меня в голове, – холодно заметила Попрыгунья, – но впредь имей в виду: это ни в коем случае не дает тебе права указывать мне, что именно я должна о ком-то думать». – Хорошо, хорошо. Ты хозяйка – как скажешь, так и будет. Последовала затяжная пауза, и в тишине стало слышно, как бурчит от голода мой несчастный живот. – Вообще-то мое брюхо явно намекает, что неплохо бы позавтракать, – осторожно заметил я. – Уж об этом-то мы спорить не будем? Но Попрыгунья лишь снова пожала плечами и заявила: «Я не голодна». – Ты что, с ума сошла? Я, можно сказать, умираю от голода! – возопил я. Меня даже дрожь пробрала от столь категорического отказа; я чувствовал, что объяснение этому спрятано где-то глубоко, за одной из запертых дверей ее памяти. И все же ее реакция показалась мне довольно странной и неприятной; в своей предыдущей инкарнации я всегда с удовольствием воспринимал любые разновидности физических удовольствий, даже совсем незнакомых. Впрочем, куда важнее было то, что вот уже несколько столетий у меня во рту не было ни крошки хлеба. Я бы сейчас и на сухую корку согласился, не говоря уж о тартинках с джемом или о доброй чаше вина. – Последуй же за мной в Валхаллу, о Попрыгунья! И вместе с нашими предками мы попируем на славу в этой священной обители. – Я очень старался соответствовать той роли, которую она мне пыталась навязать. «Нет, мы не можем…» – начала было она, но я не дал ей договорить: – Да ладно тебе! Давай, идем скорее! Тебе не вредно и полной жизнью немного пожить! И я, повинуясь тому же инстинкту, который заставил меня рыться в памяти моей юной хозяйки, совершил следующий шаг: взял ее тело под свой контроль. Глава седьмая Ощущение было такое, словно я, перехватив поводья, сам стал править бешено мчавшейся колесницей. Несколько мгновений Попрыгунья бурно протестовала, но я немного поднажал, воздействуя на ее мысли изнутри, и сопротивление постепенно угасло. И мне осталось лишь следовать инстинктам (как своим собственным, так и Попрыгуньи). Миновав спальню и пройдя по коридору, мы оказались в кухне перед каким-то большим белым ящиком с дверцей, за которой обнаружилось такое количество самого разнообразного съестного, что я просто в восторг пришел. «Это холодильник», – снова мысленно пояснила Попрыгунья. Ее голос, казалось, доносился откуда-то издалека, но мне в данный момент было, честно говоря, не до этого. В этом ящике, называвшемся холодильник, имелись и пухлая жареная курочка, и сыр, и хлеб, и молоко, и какие-то неизвестные (но поистине восхитительные) кушанья из мяса; впрочем, приятней всего было то, что там нашлось даже пиво, хотя и в каких-то странных и очень холодных металлических цилиндрах. Правда, я не сразу догадался, как такой цилиндр открывается, но с помощью моего «внутреннего гида» («Потяни за колечко», – посоветовала мне Попрыгунья) все же нашел путь к вожделенному пенному напитку. Видимо, я совершенно распоясался и, возможно, даже несколько перегнул палку, хотя время от времени все же слышал голос Попрыгуньи, тщетно пытавшейся меня остановить и возмущенно твердившей: «Калории! Эта еда слишком жирная! А пиво я вообще никогда не пью!» Если честно, я на ее негодующие вопли практически не обращал внимания, ибо был страшно занят, перемещаясь от холодильника в кладовую и обратно. Обследовав несколько ящиков и консервных банок, я обнаружил какие-то странные коричневые плитки, которые неожиданно оказались удивительно вкусными. «Шоколад! О нет, только не это!» – простонала Попрыгунья, предприняв очередную отчаянную попытку восстановить контроль над собственным телом. – Ай! – невольно вскрикнул я, когда дверь кладовой, резко захлопнувшись, довольно-таки больно ударила меня по руке. И от этой боли – самой настоящей телесной боли, столь непохожей на ту, что терзала всех нас в Нифльхейме, – я внезапно пришел в себя; мою голову точно сунули в ведро со льдом. – Какого черта? Ты зачем меня ударила? – возмутился я. Ведь она и сама наверняка точно так же почувствовала эту боль, ибо мое присутствие ничуть подобным ощущениям не препятствовало. И тут я с некоторым удивлением, но вполне отчетливо понял, что на боль ей плевать, а в отчаяние она пришла в основном потому, что я съел слишком много шоколада, который – как я узнал, второпях заглянув в ее мысленную директорию, именуемую ПИЩА, – считался здесь, видимо, некой разновидностью яда и должен был столь пагубно подействовать на мою внешность, что вскоре я стал бы похож на мерзкого жирного тролля. Я взглянул на свое отражение в кухонном окне, но никаких особых перемен пока не обнаружил. По всей вероятности, мой организм достаточно легко справился даже с таким количеством шоколада. Однако теперь передо мной стояла куда более сложная задача: как справиться с разбушевавшейся Попрыгуньей, если мы с ней вынуждены существовать в одном теле? «Ты совершенно не умеешь держать себя в руках! – сердито выговаривала она мне. – Почему ты меня не слушаешься? Мне пришлось чуть ли не силой тебя останавливать! Боже мой! Что скажут мои родители, когда увидят, что ты натворил…» Я намекнул ей, что взывать к другому богу, когда у тебя в гостях древнее божество, – это в высшей степени дурной тон. – И потом, мне просто хотелось есть! Да и тебе, по-моему, тоже. Она только рассмеялась. «Мне всегда хочется есть. Ну и что? Это вовсе не означает, что я стану за обе щеки уплетать пончики и сыр, как только у меня пробудится аппетит!» – А почему бы и нет? – искренне удивился я. «Потому что… – начала было она и тут же оборвала себя. – Ох, да какой смысл тебе объяснять? Ты же мужчина. Что ты понимаешь?» Но мне почему-то показалось, что она все же очень хотела бы мне все это объяснить, и я решил снова заглянуть в ее память – в тот раздел, что был помечен табличкой ГОЛОД, – и оттуда так и посыпались самые различные образы: например, некая блондинка, в определенной степени напоминающая Фрейю, которая стояла на пляже в лучах заходящего солнца. Затем мне попалась еще какая-то красотка, наготу которой скрывала всего лишь пара довольно неубедительных крыльев; затем весьма странная запертая шкатулка с какими-то цифрами на крышке и еще некие воспоминания о недавнем детстве Попрыгуньи, в которых звучала странная песенка о каком-то сухопутном ките: