Лефевр стоял у Мадлен за спиной. Она поняла: разговоры закончились, а она еще не успела подготовиться. Лефевр накинул ей на голову тряпку, мешавшую смотреть и дышать. Капюшон, как у висельника. Грубая ткань царапала ей щеки. – Пожалуйста… – попыталась произнести Мадлен. Капюшон терся о ее губы, мешая говорить. Она почувствовала, как он затягивается. Лефевр набросил ей на шею веревку. И тогда Мадлен закричала: – А ну, прочь от меня! Я хочу жить! Сражаясь с Лефевром, борясь за право жить, она вдруг поняла, что готова цепляться за жизнь зубами и ногтями. Она хотела любить и быть любимой, хотела плакать, смеяться, горевать. Она знала, что способна на проявление чувств, она заслуживала того, чтобы жить дальше. Она не позволит Лефевру ее одолеть. Мадлен пронзила догадка: чтобы выжить, нужно притвориться мертвой. И перестала сопротивляться, изобразив, что ее тело обмякло. Лефевр отпустил веревку. И тогда Мадлен стремительно подалась назад, ударив его головой в лицо. Голову пронзила обжигающая боль, но у Лефевра хрустнул сломанный хрящ, а сам он закричал от неожиданности. А затем снаружи послышался громкий звук. Не с улицы. Шаги внутри дома. Они становились громче. Мужской голос что-то крикнул, дверь с шумом распахнулась. Лефевр взвыл почти как зверь. – Такое невозможно! – закричал он. – Изыди! Отойди от меня! Мадлен сбросила капюшон и приподнялась на локтях… Этого просто не могло быть, однако она видела это собственными глазами. Заводная кукла в серебристом платье больше не сидела за письменным столом, запертая в Версале. Она шла по комнате, направляясь к Лефевру. Глава 28 Лефевр вдавился спиной в книжный шкаф. Из носа лилась кровь – красный ручеек на смертельно бледном лице. – Кто это устроил?! Кто смеет издеваться надо мной? Уверяю вас: вы дорого заплатите! Ему никто не ответил, а потом кукла очень медленными шагами направилась к нему. Ее движения были неестественными и неуклюжими, однако каждый шаг приближал ее к Лефевру, который дрожал, как испуганный ребенок. – Не подходи ко мне! – Лефевр схватил банку с препаратом и швырнул в куклу, но промахнулся. Банка ударилась о пол и разбилась, выплеснув содержимое на ковер. – Кто это сделал? Это и в самом деле был Рейнхарт? Как, черт побери, у него это получилось?! Мадлен тоже дрожала. У нее стучали зубы. Кукла подошла к ней. Зеленые стеклянные глаза стали ужасающе настоящими, фарфор стал очень похож на кожу. Не это ли имел в виду Рейнхарт, говоря, что Вероника продолжает жить? Неужели он каким-то непостижимым образом превратил заводную куклу в живое существо, способное ходить? – Если ты настолько умна, отвечай: это сделал Рейнхарт? – почти выкрикнул Лефевр. – Он тебя воскресил? Кукла остановилась в каком-то метре от него. Затем раздался голос: ниже, чем голос Вероники, медленнее, но настоящий человеческий голос: – Я воскресла… при незначительной помощи извне. Я восстала там, где вы меня переехали, и сумела залатать свое тело. Мадлен ощутила на своей руке чью-то руку. Она едва не вскрикнула, но рядом стоял Жозеф, совершенно настоящий, и с тревогой смотрел на нее. Перочинным ножом он стал перерезать веревки на ее запястьях и лодыжках. – Не беспокойся, Мадлен, – тихо сказал он. – Потом мы освободим Эмиля. Мадлен очумело смотрела на него: – Я не понимаю. Что происходит? Как кукла оказалась здесь? Жозеф нежно коснулся ее лица: – Посмотри на нее, Мадлен. Посмотри на нее. Мадлен посмотрела, и ей показалось, что реальность накренилась. Она перенеслась в Зеркальную галерею Версаля и смотрела, как кукла пишет; сама, без вмешательства Рейнхарта. Она слышала пение, и это был тот же голос, что говорил сейчас с Лефевром. Потом Мадлен вспомнила требование Рейнхарта, чтобы никто не трогал пьедестал и не пытался перемещать куклу. Последним из воспоминаний был день, когда они с хозяйкой лежали на полу в луврских апартаментах и Вероника говорила, что у нее получится. И тогда до Мадлен дошло. Внутри куклы находилась Вероника. С самого первого дня появления в Версале. Глава 29 Вероника Она стояла рядом с Лефевром настолько близко, что видела тонкие кровеносные сосуды, пронизывающие белки его глаз, и щетину на подбородке. Этот человек, глубоко одержимый поисками смысла жизни и смерти, относился к другим как к человеческому мусору. А когда она разгадала направленность его опытов, этот человек решил уничтожить и ее. – Ваша работа не служит прогрессу. Ваша работа отвратительна. Вы издевались над самыми беспомощными – над детьми. За это вы будете гореть в аду. – Я делал то, что велел мне сам король. Король – наместник Бога на земле! Ах да, Бог, к которому всегда можно воззвать, когда требуется оправдать бесчеловечные деяния. Не тот ли Бог велел сестре Сесиль подвергать ее учениц жестоким испытаниям? Не тот ли Бог объявил, что душа Клементины была недостаточно стойкой? Но это не ее Бог. Ее Бог такого бы не сделал и не потворствовал бы королю, чьи вполне человеческие руки пытались ее лапать. – Король – всего лишь человек, как и все вы, – сказала Лефевру Вероника, продолжая безотрывно смотреть на него. – Это касается прогресса человечества. Неужели тебе не понятно? – вкрадчиво спросил Лефевр, говоря непривычно высоким голосом. – Чтобы человечество продвигалось вперед, приходится жертвовать чьими-то жизнями! Вероника смотрела в его глаза, налитые кровью: – И вы сумели убедить себя в этом? В вашем праве умерщвлять обездоленных ради поиска способов продлить жизнь богачей? Лефевр молчал. Да и что он мог ответить? Он лишь смотрел, и в его зрачках отражалась тьма. – Мадемуазель, подойдите ко мне. Голос ее горничной, которая шпионила за всем домом. Вероника имела все основания ненавидеть Мадлен. – Не приставай ко мне! – огрызнулась Вероника. – Прошу вас, мадемуазель, отойдите в сторону. Мадлен шла к ней. Лицо горничной было окровавлено. Обернувшись, Вероника увидела, как у нее над головой блеснуло лезвие ножа. Ее обдало ветром, мимо промелькнуло что-то темное. Послышался крик, сменившийся воплем. Лефевр медленно оседал на пол, задевая спиной и сбрасывая с полок стеклянные пузырьки и керамические горшочки. Какое-то время Вероника лишь молча следила за бьющимся в судорогах Лефевром. Он безуспешно пытался зажать рану в груди. Лужа крови под ним становилась все шире. Краешком глаза Вероника увидела Жозефа, подошедшего к Мадлен. Лязгнуло что-то металлическое, брошенное на пол. Снаружи послышался топот солдатских сапог и крики: – Именем короля! Открывайте! Но солдат послал не Людовик. Их послала мадам де Помпадур. Глава 30 Вероника – Понимаешь, я решила, что мне будет легче оказаться мертвой, чем живой. Вероника сидела напротив Мадлен. Их разговор происходил в мастерской луврских апартаментов отца, среди вороха бумаг и валяющихся частей недоделанных устройств. Снаружи иногда доносились оружейные залпы. Где-то вдалеке били барабаны. Из помещений наверху слышались приглушенные голоса, прерываемые чьим-то возгласом. Рейнхарта вызволили из Шатле, но пока никто не знал, останется ли он жить. Она смотрела на осунувшееся, немытое лицо Мадлен. Как же ей хотелось снова увидеть это лицо, невзирая на все, что она узнала о горничной! – Я догадалась, что ты связана с полицией, и потому мне пришлось таиться даже от тебя. Мадлен зажмурилась. Кожа вокруг глаз была воспалена. – Я боялась, что вы догадаетесь. В свое оправдание могу лишь сказать: я считала, что так избегну худшего. Это был мой способ спасти Эмиля. – Она нервно шевелила пальцами. – А потом, когда я пожалела о своем согласии, мне уже не дали выбраться. Я попала в ловушку. И об этом Вероника догадалась уже давно, увидев след от ожога. Она знала: Мадлен принуждают шпионить. Это объясняло очень многое в поведении горничной: скрытность, настороженность, недоговоренности. Потом Вероника нашла в камине обгоревшую записку с требованием немедленно отправляться в Шатле. Зачем еще горничную стали бы вызывать в полицейскую контору? – Ты мне лгала? Всем нам. – Да. – Притворялась моей подругой.