И еще одна история, связанная с Висбаденом, в свое время захватила воображение Славы – история дочери Пушкина. Когда Пушкина убили на дуэли, крошке Наташе, самой младшей дочери Пушкина, исполнилось всего восемь месяцев. Она была похожа и на мать, и на отца. Выросла своенравной, с бунтарским характером, как отец, но внешне – красавица, вылитая мать. Она вышла замуж за Михаила Леонтьевича Дубельта. Худшую партию сложно было найти. Ее отговаривали все. Может, потому и вышла. Из духа противоречия. Она быстро поняла ошибку, которую совершила, но дело было сделано. Пришлось мириться с мужем – гулякой и картежником. А гулял Дубельт не только на свои. Довольно быстро он проиграл и приданое жены, двадцать восемь тысяч рублей. Кто такой картежник? Это в первую очередь больной и зависимый человек. Неврастеник и изверг. От него страдают все члены семьи. К тому же он должен вымещать на ком-то свои неудачи. Муж Натали был именно таким. Она долго скрывала, что он начал ее избивать (стыдно было признаться в своей непростительной недальновидности), но слухами земля полнится. Про недостойное поведение узнал император Александр Второй, и Дубельта отчислили из полка. Натали уже не верила в нормальную жизнь. Она переезжала из города в город, бежала от тирана-мужа. Тут уже не до себя, нужно была спасать детей. Ее поддерживали мать и тетушка, но тогда в свете осуждали в первую очередь женщину. Она была совершенно бесправна. Мужняя жена. Но при этом не переставали восхищаться необычайной красотой дочери великого поэта. И все-таки нашелся смельчак, который наплевал на условности и предложил Натали руку и сердце. Это был прусский наследный принц Николай Вильгельм Нассауский. Как-то они уже встречались в России, на коронации Александра Второго, и даже танцевали вместе. Натали этот танец не запомнила, а вот принц с тех самых пор был влюблен и мечтал о встрече. Его не остановило ничто. Разведенная женщина с тремя детьми, российская подданная, практически без средств к существованию покорила его сердце раз и навсегда. Первого июля 1867 года в Лондоне они обвенчались. Ради своей любви принц отказался от прав на престол, а Натали стала графиней Меренберг. Большая семья поселилась в Висбадене. Их дом стал гостеприимным салоном, где хозяйкой блистала Натали. Известные художники, писатели и музыканты всегда были здесь желанными гостями. Натали родила мужу сына и двух дочерей. Новый брак стал для нее долгим и счастливым, полным любви и понимания с обеих сторон. * * * Слава попыталась пересказать эту историю Майеру. Он слушал с интересом. – Какая романтическая история. Я что-то слышал о скандале по поводу переписки Пушкина и его жены. Вроде как одна из дочерей передала письма Тургеневу, а тот их опубликовал. Потом родственники пытались вызвать писателя на дуэль. – Ого! Про что вы знаете! – Почему нет? Мне нравится Толстой, а Толстой дружил с Тургеневым. Слава не стала вдаваться в подробности: то дружил, то не дружил. – И это была та самая Наталья! Это известный факт! Писатель почел за честь заняться изданием пушкинского наследия. Иван Сергеевич искренне и сердечно благодарил графиню Меренберг за поступок, на «который она, конечно, решилась не без некоторого колебания», и выразил надежду, что «ту же благодарность почувствует и окажет ей общественное мнение». Но когда в первых номерах «Вестника Европы» за 1878 год появились эти письма, на дочь поэта обрушилась не всеобщая любовь, а ненависть. Она коснулась даже родных братьев Натали. Как же – оскорбление чести семьи! Александр и Григорий собирались вызвать Тургенева на дуэль. Мораль девятнадцатого века была совсем не такой, как сейчас. Да, мы не мыслим истории без пушкинских писем… Но тогда гласность вызвала всеобщее неприятие. На этот раз Майер посмотрел на Славу теми самыми добрыми воловьими глазами, которые прожигали ее душу. Потому что она все-таки не была законченным неучем? Или все-таки Слава нравилась этому импозантному господину? – Вы любите русскую литературу? – Конечно. Уже дома Слава нашла цитату Тургенева: «Это один из почетнейших фактов моей литературной карьеры. В этих письмах так и бьет струей светлый и мужественный ум Пушкина, поражает прямота и верность его взглядов, меткость и невольная красивость выражения. Писанные со всей откровенностью семейных отношений, без поправок, оговорок и утаек, они тем яснее передают нам нравственный облик поэта». Тяжела жизнь творческого человека. Можно и умереть за правду. Глава 27 Слава улыбалась Майеру, решала рабочие проблемы и даже не представляла, что в это время ее муж перевозит мебель к маме, и увидятся они теперь с Саввой и, естественно, с Татьяной Львовной только через полгода, в зале суда. * * * Их развели сразу. Детей у пары не было, имущество совместное делить было не нужно, жили они в квартире Славы. Вопросов у судьи было немного. Усталой женщине, которая больше смотрела в свои бумаги и бесконечно писала, все сразу стало ясно, как только, отталкивая Славу, на все вопросы за Савву вызвалась отвечать Татьяна Львовна. – Понимаете, это когда нет жизни. Просто жизни нет. Ну он же не привык так? Ему сложно. Да не машите на меня руками! Он сам вам никогда такого не скажет! Ему же все время неудобно, он же из приличной семьи, отсюда все его проблемы. Слава, сжав зубы, стояла рядом. Судья с жалостью смотрела на нее поверх толстых стекол очков. Тихо спросила: – Карелина, вы не против? – Нет. – Да нет, вы не понимаете, здесь же речь идет о принципах! Не делайте из моего сына монстра! – опять вступила Татьяна Львовна. Судья наконец не выдержала, резко сняла очки и стукнула ими о стол. – Да не волнуйтесь вы так! Ваше мнение мы услышали, и я бы попросила вас выйти из зала суда. – Да если я выйду, он вам ничего не скажет. – Так ведь он же разводится, не вы! Мы все равно не можем с первого раза развести вашего сына без его согласия, поймите вы это. Или несите справку о его умственной неполноценности. Татьяна Львовна стала красная как рак. Она просверлила сына глазами и выскочила из зала. – Ну так что, является ли ваше желание развестись обоюдным? Слава до сих пор помнила то жуткое чувство стыда, которое тогда испытала. Это страшно, когда от тебя отказывается человек, с которым прожиты годы; мгновенно пронеслись перед глазами поездка в Ярославль, прогулки по ночной Москве, дождливый осенний Петербург. А ведь было что вспомнить. А Савва? Неужели ему не вспоминалось? Похоже, что нет. Он суетился, смотрел куда-то вбок, повторял каждую фразу по два раза. * * * Татьяна Львовна ждала их под дверью. Она с силой схватила сына за руку. – Ну?! – Мама! И они понеслись, не оглядываясь на Славу. Вот и все. Как Слава могла так жить? Общаться с этими людьми столько лет, искренне считая их своей семьей? И Татьяна Львовна ей поначалу улыбалась и рассказывала про своих тайных любовников. И Слава с ней была предельно откровенна, хорошо, что любовников у нее никогда не было, рассказывать особо было нечего. Но тем не менее Татьяна Львовна находила за что уцепиться и чем ее колоть в последнее время. Главной темой, конечно же, было: – Нет, ну как я могла увидеть в тебе еврейку? Я же не ошибаюсь! И кто бы мог подумать, что еврейская мама уже подобрала ей замену? * * * Слава смотрела на мелькающие за окном поля и аккуратные домики. Поезд шел быстро, но удивительно ровно, никакой качки, никаких неприятных ощущений. Она хотела думать про Майера. Ей казалось, что Савву она и вообще из головы выбросила, но вот поди ж ты. Да и что, собственно, думать? Та история закончилась, практически не начавшись, наложились две неприятности одна на другую. Тогда ей казалось, что Майер ей послан богом, чтобы пережить уход Саввы. И практически сразу она увидела нестыковку в своих мироощущениях. Глава 28 Восемь лет назад На следующий день после возвращения в офис, где работала Слава, служба доставки принесла роскошный букет цветов. «Для фрау Карелиной», – стояло на сопроводительном письме. И все, больше ни одной буквы. Слава в этот день с утра была у клиентов, подъехала к обеду и сначала никак не могла понять, почему сотрудники ей весело подмигивают. На ее столе стояли невероятной красоты розы. Сердце екнуло, она сразу подумала про Савву. – Что это? – Для фрау Карелиной. Из Германщины. Бог мой, вот это да. – Ну рассказывай, что там у тебя случилось, что тебе такие букеты наши партнеры шлют? – Вопрос был задан руководителем их отдела, Никитой. – Дела… Даже и не соображу. Может, Майер? Он не смог проводить меня в аэропорт, а ты же знаешь, я образцы везла, сумка тяжелая, даже ручки оборвались. Я ему уже перед вылетом рассказала эту душещипательную историю по телефону. Там же сначала поезд, потом самолет. Чемодан под двадцать кило. И вот. Ну, я так думаю. Наверное, от него. – Это да, Норберт Майер. Он такой, тонкой душевной организации человек. Люблю с ним общаться. И на ресторанах не экономит, всегда водит в самые дорогие. – Никита понимающе кивнул и пошел работать. – Точно… Слава набрала номер Майера. – У меня на столе стоит фантастической красоты букет, господин Майер. – О! От кого бы это могло быть? – Майер раскатисто расхохотался. – Я рад, что сюрприз удался. Если вы позволите, фрау Карелина, я позвоню вам вечером. Вы сможете свободно поговорить? – Более чем, я теперь проживаю одна. – Слава прикрыла трубку рукой, чтобы не услышали коллеги. На другом конце провода повисла небольшая пауза. – Ок, у меня сейчас переговоры. Тогда до вечера. Chus!