– Ради бога, Гюннар, – я швыряю окровавленный лист бумаги на стол между нами, – ты же знаешь, что она не может иметь детей! – Что?! – Гюннар Уре в шаге от того, чтобы снова вскочить, сжав кулаки, но, уже приподнявшись, меняет решение и снова опускается на стул. – О чём ты, чёрт возьми, говоришь? – устало цедит он. – Врачи обнаружили кисты в её яичниках. Почти пятнадцать лет назад. Поэтому она и посылает вырезки, чтобы показать, что я, не желающий иметь детей, забрал у неё, когда она всё ещё могла их завести. Чёрт возьми, мужик, – говорю я и плюю, а Гюннар Уре, застывший, сидит передо мной. – Им пришлось удалить всё, из-за риска развития рака. Яичники, матка и лимфоузлы, всё, чтобы предотвратить распространение. Откуда, по-твоему, взялся шрам на её животе? – Она поранилась, – вдруг шёпотом говорит Гюннар, не глядя на меня, – там снизу, ножницами, в тот вечер, когда я пришёл домой и рассказал про тебя и ту разбившуюся в автомобиле девчонку в Саннесе. Пьяный кандидат на статью за вождение в нетрезвом виде насмерть сбивает девушку полицейского, дело которого он должен был рассматривать. Ты хоть представляешь, какой цирк бы поднялся в прессе, если бы мы не были достаточно быстры? – Гюннар снова ударяет ладонями по столу и трясёт головой. – Вся эта работа, которую мы должны были сделать, чтобы бладхаунды не нашли твоего дерьма. Так, конечно, нехорошо говорить, но, может быть, было бы лучше, если бы вы оба… Раздаётся стук в дверь, и из-за неё выглядывает полицейский с двумя дымящимися чашками кофе в руках. – Э-э, вы просили кофе, – неуверенно обращается он к Гюннару, а я поднимаюсь на стуле и забираю свою чашку. – Мне не надо, – Гюннар трёт костяшки большими пальцами, – воды, пожалуйста. – У нас нет воды в бутылках, только из-под крана… – Один чёрт, дружище. Большой бокал, холодная вода. За дело. Полицейский кивает: – Две секунды. – Раз-два! – командует Гюннар, не отводя взгляда от своих пальцев. Полицейский бросает взгляд на меня, затем на пальцы Гюннара. После этого он разворачивается и уходит. – Вы правда думаете, что я замешан в пропаже шерифа с сержантом? – спрашиваю я и дую на кофе. – Разумеется, нет, – отвечает Гюннар, – или, вообще-то, откуда мне знать. Я здесь проездом. Буду проводить занятия для офицеров из местных вооруженных сил на следующей неделе. Просто должен был заглянуть, чтобы проверить, действительно ли речь о тебе, – он смеётся, – и вот он ты. – А ты со мной, – отвечаю я. – Для полного счастья не хватает только сосисок на вертеле и какао. Полицейский возвращается с водой со льдом в большом графине, который он ставит на стол. Гюннар делает крупный глоток, а потом отставляет стакан в сторону и поднимается: – И, слушай, – он грозит мне пальцем, как будто шпагой, – не звони, хорошо? – Договорились. Он разворачивается, собираясь уходить, а потом останавливается около полицейского, который стоит по стойке смирно, вытянув руки вдоль туловища и разглядывая окровавленные бумаги из своей папки. Гюннар снова поворачивается ко мне. – И ещё: не пиши и не звони Анн-Мари, не заходи в мой офис в Грёнланне, не присылай открытки из отпуска, никаких эмейлов, никаких запросов дружбы в Фейсбуке и неловких приветствий с другой стороны улицы. Ничего. И держись подальше от наших коллег в Бергене. Заползи обратно в обломки автомобиля, пропади в душевой, мне вообще всё равно. Исчезни. Тебя больше нет, Торкильд Аске, это понятно? – Понятно. – И ещё одно: отсюда тоже убирайся. Из этого дела, как бы оно ни развивалось. Тебе здесь делать нечего. – Скоро, – отвечаю я. – Не скоро, а сейчас же! – Адьё, Гюннар. – Иди к чёрту! Гюннар скрывается за дверью, а две секунды спустя снова появляется Свердрюп и заглядывает внутрь, как испуганная собака. Убедившись в том, что обстановка безопасна, он проскальзывает внутрь и запирает за собой дверь. Оба мужчины садятся, сержант достаёт новый листок из стопки бумаги, аккуратно вытащив его из кучи скомканных и испачканных кровью листов на столе, хватает ручку и начинает писать. – Хорошо, – говорит Свердрюп и складывает ладони в благоговейном жесте, который должен продемонстрировать спокойствие и бдительность, – наконец-то это закончилось, – причмокивает он на псевдо-северо-норвежском, постукивая кончиками пальцев друг о друга. – Давайте начнём всё сначала. Твоими собственными словами. После того как мы закончили и меня попросили держаться подальше от проблем, но и не уезжать слишком далеко, пока поиски всё ещё идут, я еду в торговый центр, в котором был, когда впервые приехал в город. Сначала я захожу в аптеку и покупаю дюфалак, а потом заглядываю в парфюмерный и покупаю такой же флакон парфюма у той же самой продавщицы, как и в прошлый раз. Она не улыбается, просто старается сохранять спокойствие, будто во время вооружённого грабежа, пока не пройдёт транзакция. На улице перед торговым центром я бросаю взгляд на морскую пену, которая омывает причал для быстроходных судов. Я сажусь в автомобиль и выезжаю из города в северном направлении, сквозь темноту, мимо тяжёлых горных хребтов, заржавелых сушилок и разрушенных крыш сараев, которые ветер сдул на землю. Я еду мимо обломков деревьев, столбов и выброшенных на берег водорослей, и ветром выносит рваные грозовые облака из-за линии горизонта. Глава 31 Когда я наконец возвращаюсь в социальный центр Шельвика, на часах уже пять. Ветер стих. Вертолёт и поисковая лодка пропали, фьорд – бурлящая сине-чёрная стихия, она беспокойно гудит в вечерней тьме. Я достаю мобильный и звоню Харви. – Yes, – легкомысленно отвечает Харви, – Mr. Aske, is it not[18]? – The very one[19], – отвечаю я, и Харви громко смеётся. Я представляю, как он поднимает за моё здоровье чашку кофе с горячительным, сидя у кухонного окна. – Они нашли лодку, – серьёзно произносит он. – Что? Ты уверен? – Да. Юханнес только что мне рассказал. Он услышал по рации. Маломерное судно обнаружило их сегодня утром выброшенными на берег на острове Рейнёй. Кстати, я сегодня видел полицейскую лодку у маяка. Выглядело так, как будто они там что-то расследовали. На всех были белые костюмы, оттуда они и поехали дальше. – Мрази, – шепчу я. – Что? – Забудь. Просто встретил сегодня старого знакомого в Трумсё. – В Трумсё? – Я только что с допроса. – Вот как. И они ничего не сказали? – Нет. – Почему? – Полицейская тактика, – отвечаю я и всем весом облокачиваюсь о прокатный автомобиль, – нет никакого смысла рассказывать свидетелю или возможному подозреваемому о том, что знаешь, только если это не тактический ход. Я снова перебираю в голове наш разговор с Гюннаром Уре и Свердрюпом пару часов назад. Мало того что Гюннар случайно оказался тут как раз в момент, когда пропадают двое полицейских, которые должны были встретиться со мной на маяке. Они уже начали сочинять сценарий. В этом сценарии я – участник пропажи Бьёрканга и Арнта. – Вот дьявол, – стону я и наклоняюсь вперёд, когда мне скручивает диафрагму. – Звучит не очень, Торкильд, – говорит Харви. – Да вообще кошмар, – я продолжаю стонать и снова поднимаюсь, – скажи мне, где находится Рейнёй? – На юге, по дороге в Трумсё. Свяжись с Юханнесом, он наверняка знает рыбака, который нашёл лодку. Мне нужно обратно на ферму, пока не наступила ночь. – Бьёрканг и Арнт взяли с собой водолазные костюмы, когда ночью вышли в море. – Откуда ты знаешь? – В полиции сказали. – Не похоже на то, чем Бьёрканг стал бы заниматься, – возражает Харви, – в такую погоду он бы никогда не стал погружаться, и я уже не говорю о том, что он не особенно-то и любитель. – Они могли быть связаны с криминалом? – Почему ты спрашиваешь? – Потому что, – объясняю я, – тот, кто в тот вечер прибыл на маяк, был в костюме аквалангиста, и полиция спросила меня именно о том, была ли у Бьёрканга и Арнта причина брать с собой водолазные костюмы, отправляясь в тот вечер в дорогу. И последнее, но не менее важное: никто, кроме них двоих, не знал, что я нашёл труп. Единственный логический вывод из этого – они как-то связаны с умершей и не хотят, чтобы кто-нибудь о ней узнал. Разве не так? – И почему они всё ещё не вернулись? – спрашивает Харви. – Да, из-за этого ничего и не складывается, – стону я. – Какого чёрта они всё ещё не вернулись? Проблема в том, что если они скоро не появятся, то тогда я в беде. В чёртовой куче дерьма, понимаешь? – Потому что?.. – У меня ощущение, что полиция вот-вот примет версию, в которой двое полицейских прибыли на маяк в тот вечер, когда там был я, а потом пропали. Я последний человек на земле, которому стоит оказываться поблизости, когда пропадают двое полицейских. Я тяжело вдыхаю. Боль в животе снова усиливается, и мне снова приходится наклониться, пока боль не уймётся. – Ты в порядке? – Живот, – сквозь сжатые зубы отвечаю я. Я уже принял три полные мерные чашки дюфалака по дороге из Трумсё, а внизу у меня ничего не изменилось.