– Вот-вот, – говорю я и киваю, когда мы проходим мимо двух мужчин у лестницы, которые готовятся менять лампу на потолке, – и я сказал то же самое, – продолжаю я, – но это ошибка. В этом вся и шутка. Это не красный буль-буль. Не в этот раз. Это брусника на лодке с подвесным мотором. Понимаешь? Ответ каждый раз меняется, так что выиграть невозможно, – я снова слегка пихаю его в плечо, – выиграть просто невозможно. – Эй, – тихо говорит Йорн или Йорген справа, – давай-ка мы все немного успокоимся. Хорошо? Напротив лестницы и мужчин, меняющих лампу, расставлены красные стулья в ряд, а за ними – полуметровая ширма, к которой прикреплены пластиковые цветы. За ней находится огороженная зона, где пациенты и родственники группами сидят за столами. Кто-то читает газету, другие едят или разговаривают по мобильным телефонам. – Да, да, конечно, – отвечаю я, – я только хотел объяснить, как одна и та же загадка… – Да мы поняли, – Йорн или Йорген слева слегка поднимает голос, – выиграть нельзя, потому что ответ каждый раз меняется. – Именно, – смеюсь я и совсем легонько хлопаю его по плечу, – выиграть просто нельзя. Сколько бы раз ты ни пытался. Я снова поворачиваюсь к нему, как будто собираясь ещё раз безобидно пихнуть, но вместо этого всей силой наваливаюсь на него и толкаю в сторону стульев, на которых сидят пациенты с родственниками, так что он заваливается за ширму с пластиковыми цветами и падает между столами с обратной стороны. После этого я швыряю жёлтый пакет с моими сырыми разрезанными вещами прямо в лицо Йорну или Йоргену справа, он отрывается от моего плеча и делает шаг назад, попадая прямо в лестницу, на которую уже начал забираться один из рабочих с новой люминесцентной лампой в руке. Лампа падает и разбивается об пол, когда мужчина пытается ухватиться за лестницу. Сам я хватаю пакет с вещами с пола начинаю бежать. Я сворачиваю влево, огибаю зону отдыха и несусь прочь, следуя за группой людей у входа в аптеку. Они идут по коридору, который, похоже, ведёт к выходу. К сожалению, оказывается, что это не так, и коридор просто ведёт вниз, к коридору поменьше. Я резко разворачиваюсь, собираясь бежать обратно, но Йорн или Йорген, тот, что помоложе, сбивает меня с ног, так что мы оба падаем на пол и сбиваем картонный стенд с рекламными проспектами у аптечной двери. Я карабкаюсь, приподнимаюсь и бросаю бутылку с кремом от загара, продающимся за полцены, прямо в лицо младшему Йорну или Йоргену, когда тот пытается накинуться на меня сверху. Затем я встаю на ноги и бегу к стойке информации, где висит крупная табличка и указатель со стрелкой на выход. Тут я замечаю старшего Йорна или Йоргена. Он стоит посередине между мной и каким-то столбом. Выход прямо за его спиной. Он опёрся руками о бёдра и смотрит на меня бешеными глазами, как раззадоренный бык. Его взгляд заставляет меня замедлить бег, и в моей голове возникают картины поединков из старых вестернов, в которых местные жители, в данном случае – толпа инсультников и больных раком, которые хотят покурить, отчаянно разбегаются во все стороны, пока на пыльной главной улице не остаётся только двое дуэлянтов. Проблема только в том, что ни у кого из нас нет оружия, если только кто-нибудь из нас не отберёт у кого-то из толпы ходунки или возьмёт флакон с кремом от бородавок из аптеки. Я снова начинаю движение, но не в сторону поджидающего меня быка, вместо этого я делаю диагональ вправо, к столам в зоне отдыха, и бегу обратно к коридору, из которого мы вышли. Боковым зрением я вижу, что старший Йорн или Йорген пробивается через толпу, чтобы перерезать мне путь. Я преодолеваю ширму и бегу к лифтам, надеясь, что один из них сейчас откроется и заберёт меня отсюда. Я бросаю взгляд назад и вижу, что и Йорн, и Йорген всего в паре метров от меня. Мне ни за что не успеть закрыть дверь, прежде чем они меня схватят. Я распахиваю стеклянную дверь сбоку от лифта, захлопываю её и держусь за ручку, тяжело дыша. По моему лицу стекает пот. По ту сторону стекла Йорн и Йорген вжались в дверь, тоже пыхтя и задыхаясь. За моей спиной замолкает гул собравшихся за стойкой людей. – Вам помочь? – молодая девушка в белом наклоняется над стойкой. У меня не хватает ни дыхания, ни времени, чтобы ответить. Вместо этого я отпускаю дверь и бегу вдоль короткой стены, а стеклянная дверь за мной распахивается. Я открываю ещё одну такую же дверь в противоположном конце комнаты и возвращаюсь в коридор, только теперь с другой стороны от лифтов. Я снова оббегаю первую стеклянную дверь, но тут её распахивает младший Йорн или Йорген. Я отпрыгиваю в сторону, когда он пытается меня схватить, его пальцы касаются гладкого спандекса на моих спортивных штанах, но я ускользаю. Может быть, поэтому такие штаны столь популярны у рокеров, наркоманов и восточноевропейской молодёжи; схватить человека в таких штанах так же сложно, как на ходу схватить сосиску высотой почти в два метра. – Остановись, чёрт возьми, – шипит старший Йорн или Йорген за моей спиной, а я хватаю покрепче свой пакет с одеждой и несусь дальше, в сторону выхода. Холодный воздух бьёт в лицо будто лопатой и продувает свитер насквозь, но я не сбавляю ход. Справа от меня у обочины стоят такси, три машины в ряд. С закрытой стройплощадки, где полным ходом идут работы, раздается гул техники. И тут я вижу нужную машину. Я плюю, пытаясь избавиться от крови во рту. Диафрагма и щеки горят, но я не останавливаюсь ни на секунду, потому что слышу, как за моей спиной распахивается дверь. Даже поворачиваться не нужно, чтобы понять, что это двое санитаров бегут за мной по пятам, твердо решив продемонстрировать присутствующим такие зрелищные приёмы, как подножки, удар сзади, захват головы, удушение и заломы рук. – Подожди, чёрт побери! – кричат они хором, пока я бегу мимо такси к старенькому «Форду Мондео», который стоит заведённый. – Поехали, Лиз! – кричу я, распахнув дверь и забравшись внутрь. – Ч… что? – изумляется сестра и напряжённо смотрит на меня. Её лицо белое, на лбу и волосах на верхней губе проступили крупные капли пота, как будто это она сейчас бежала, спасая свою жизнь. – Езжай же, черт! – повторяю я и захлопываю дверь, а Лиз до упора давит на газ. Глава 52 Машина мчится по тоннелю Трумсёйсюн, он проходит через район Брейвика на острове Трумсё и ведёт дальше, к большой земле, в район Тумасъюрда. – Я так за тебя боялась, – чуть не плачет Лиз, вцепившись в руль. Она настолько вытянулась вперёд, что её дыхание оседает паром на лобовом стекле, – я почти не спала с тех пор, как мы в последний раз с тобой говорили. Я думала, что ты… – Сестрёнка, не думай об этом. Она поворачивается ко мне. – Что случилось? – она окидывает взглядом мой жуткий наряд, – почему ты так странно одет? – Я упал в море, – отвечаю я, достаю свой мобильный телефон из пакета с одеждой и подключаю его к проводу для зарядки, который торчит из прикуривателя. – Мою одежду порезали на куски в отделении экстренной помощи. – Н… но… – Просто веди машину. Лиз обнажает свои неровные жёлтые зубы с больными дёснами. – Я не понимаю… – Тут нечего понимать, Лиз. Всякое бывает. Так ведь? И не всегда хочется об этом говорить. Лиз обиженно замолкает и больше не задаёт вопросов. Она уже усвоила, когда лучше просто промолчать. Раболепный инстинкт выживания в таких ситуациях срабатывает у Лиз на автомате, благодаря урокам насилия, которые все эти годы преподавал ей муж, конченая мразь. – Почему мы так спешим? – кротко спрашивает она, когда наконец решается снова открыть рот. – У тебя опять проблемы? – Нет, – отвечаю я и вздыхаю, – у меня просто нет времени ехать туда, куда они хотели меня отвезти. – Я вспоминаю отца, – вдруг Лиз улыбается, когда мы выезжаем с другой стороны подводного тоннеля, – когда они пришли с ним домой, ещё в нашем детстве. – Ты о чём? – После того, как его забрали в больницу. Это было за пару лет до того, как они с матерью разошлись. Ты был таким маленьким, наверняка не помнишь. – Нет, – кисло отвечаю я. У меня всё ещё кружится голова, и меня лихорадит после этой гонки, тело дрожит, оно требует покоя, нормальной еды и противотревожных препаратов. – Уверен? – хихикает она, – ты разве не помнишь, как… – Ты не слышала, что я сказал? – я вдруг начинаю кричать в приступе ярости, которая делает жжение кожи лица невыносимым. – Я сказал, что не помню! – Нет, нет, нет! – вскрикивает Лиз, – не помнишь, не помнишь, хорошо. Испугавшись моей злости, она дергает руль. Машину уводит в сторону, но в итоге она снова берёт её под контроль, как и себя саму. – Извини, Торкильд. Извини. Она обхватывает руль плотнее и слегка наклоняется вперёд, чтобы показать, что теперь, уж теперь-то она взаправду возьмёт дело в свои руки, и докажет мне и всему миру, что и Элизабет умеет водить машину, а не только есть торты и жалеть себя. Я хорошо помню, когда они пришли домой вместе с отцом после того, как он ушёл, чтобы прийти в себя из-за проблем в отношениях с нами. Обычно они усаживали его в кресло у кухонного стола, где он часами сидел и пустым взглядом смотрел на дождь и океан. Выглядело так, как будто он только что вернулся с другой планеты, и ему нужно было время на акклиматизацию. В конце концов, я смирился с тем, что внутри у него была трещина, из-за которой отец гнил. Эта трещина разрушила всё, чем он мог бы стать, и подменила его существом землистого цвета, которое бегало по холмам, горюя об Исландии, о полосках мха или о клеще, живущем под камнем в реке около вулкана. – Куда мы едем? – спрашивает Лиз, наконец успокоившись. – Мне нужно обратно в Шельвик. Закончить пару дел и забрать автомобиль, прежде чем поеду завтра на допрос. – Допрос? Опять? – Гюннар Уре в городе. – Гюннар? Что он здесь делает? – Пока точно не знаю, – холодно отвечаю я, а Лиз кончиком языка обводит свои пышные губы. Небо почти безоблачное, воздух стал холоднее, а илистые лужи на обочинах покрылись тонким слоем льда. Я проверяю, достаточно ли в мобильном зарядки, чтобы можно было звонить. Затем я набираю номер и вызываю Анникен Моритцен. – Где ты? – спрашивает она. – Всё ещё в северной Норвегии. – Они хотят, чтобы мы приехали на него посмотреть. Я выезжаю завтра утром, – она слегка колеблется, прежде чем продолжить, – ты не мог бы меня встретить, когда я приеду и… пойду на опознание? Я смотрю на очертания своего лица в боковом стекле. Рука инстинктивно тянется к неровностям на коже, кончики пальцев скользят по припухлостям и шраму и в итоге нащупывают ключевую точку. Я силой давлю на воспалённую кожу щеки. – Что такое, Торкильд? – спрашивает Анникен, не услышав ответа. – Расмуса убили, – шепчу я. – Ч… Что?