И замерла, еле сдерживая смех, ее лицо как-то странно исказилось, а из глаз брызнули слезы. Мы оба смотрели на нее, перегнувшись через спинку дивана, не понимая, почему она давится от смеха. Но когда медленно развернулись к экрану, с секунду помолчав, тоже стали смеяться как ненормальные. Это был любимый канал Ричарда – Animal Planet, а на экране резвились милые пузатенькие носороги, занимаясь любовью. Джонатан смеялся в голос, сложившись в три погибели и почти скатившись с дивана. У меня чуть не пошло носом вино, которое я пыталась пригубить, когда вошла Клер. Но я все-таки смогла его проглотить. – Не буду вам мешать, – задыхаясь от смеха, Клер скрылась в кухне. – Кстати, рогаликов никто не хочет? Намек мамы Натана был понят, и мы опять не смогли сдержаться от смеха. Я думала о том, что у нас сегодня просто мега-супер-пупер-неудачный день, в других обстоятельствах я бы, наверное, злилась на все эти непредвиденные ситуации, которые помешали нам уединиться с Коулом. Но с другой стороны, мы раскрыли карты и признались друг другу во всем, были счастливы, что это взаимно, и нам было все равно, что у нас ничего не получилось. Или почти все равно. Просмеявшись, Джонатан придвинулся ко мне и прошептал на ухо: – Я думаю, наша прелюдия была лучше. – Я посмотрела на него, и он, закусив нижнюю губу, загадочно прищурился. – У нас это выглядело романтичнее, – добавила я и поцеловала его в щеку. У меня вертелась только одна мысль в голове, не касающаяся парня, сидевшего рядом со мной: «А что же думает об этом Клер?» Она, конечно, радовалась за сына, потому что сейчас его глаза искрились, и это было заметно даже в темноте при свете только экрана телевизора, но я не могла не думать о том, что мама Джонатана знала, что я живу с Томом, что приехала к нему и… Я чувствовала себя неловко. Неловко от того, что Клер знала обо мне с Томом, неловко от того, что мы сидели в темноте, от того, что рубашка Джонатана была застегнута только наполовину, от того, что Клер наверняка слышала наш шепот, шорох и все эти звуки, и она так громко кричала из холла только потому, что уже все поняла и… Черт! Как же неудобно. – Я тебя люблю… – услышала я шепот рядом с ухом и маленький чмок. Я повернулась и заглянула ему в глаза, они светились каким-то до этого момента незнакомым для меня светом. Светились, ярко искрясь в свете плазмы, висящей напротив нас. – Носороги… – усмехнулась я. – Надо выпить за носорогов. Натан поддержал, чокаясь с моим бокалом. – О чем ты задумалась? – наморщив лоб, забеспокоился он. Я смутилась: – Забудь. – Настя… Ну вот, начинается. Знаете, самый глупый вопрос, который друг другу задают влюбленные с регулярной постоянностью, это: «О чем ты думаешь?» или «О чем задумалась?». Может, ты просто думаешь о том, что завтра надо покрасить ногти или выложить мясо из холодильника, чтобы приготовить гуляш, о том, что то платье на девушке в Сохо было очень симпатичным, если бы не этот ее поясок, или о том, что на Лиз джинсы из Zara смотрятся лучше, чем на мне. А вот это создание, которое так мило беспокоится рядом, уже напридумывало себе невесть что. – Я думала… – На самом деле хотелось нафантазировать что-то и не говорить правды, но зачем. – Я думала о Клер. Думаю, она меня немного ненавидит. У Джонатана округлились глаза. – И почему ты так решила? – М-м-м… Я девушка Тома. И вот я здесь, с тобой, в темноте. И я была причиной твоей грусти некоторое время и вспыльчивости, насколько я понимаю. Клер знала, что я тебе нравлюсь? – Я развернулась к нему лицом и подложила себе под попу левую ступню. – Мама? Да, мама знает, – смущенно ответил он и взглянул на меня. – Она не держит на тебя зла. Думаю, она рада, что ты здесь. Она привязалась к русской девочке, которая случайно попала под ее машину. – Это действительно вышло случайно, если ты все еще сомневаешься, – заверила я. – Меньше надо было глазеть на дом, где жил известный всем актер, а слушаться надписей на асфальте. – Да уж, пожалуйста, не забывай смотреть сначала направо, а потом налево, потому что… – Потому что в Англии левостороннее движение, Джонатан, я уже… Он не дал мне договорить и просто поцеловал. – И что же она знает? – спросила я, прерывая поцелуй. Меня так смешил Джонатан Коул, маменькин сынок. Маменькин сынок и маньяк-клептоман. Просто чудо! Не могла выбрать кого-то попроще, чтобы влюбиться по уши. – Я… У нас был разговор после того, как ты выбежала тогда из квартиры и бросила мне, что ненавидишь. Я так разозлился на самом деле. – Он взглянул на меня, и я почувствовала то, что он мог почувствовать тогда. Ведь тогда так много всего произошло: ангелочки, танцы в баре, поцелуй, его злость, ревность, обида. – Мама никак не могла понять причин моей злости. Она уговаривала меня побежать за тобой. А я просто сгорал от ревности и от непонимания себя. Я совсем не понимал того, что хочу и что мне нужно. Я был таким придурком. Мне казалось, я так давно хотела услышать эти объяснения, что сейчас мне на самом деле было не важно, что и как получилось. Было важно только то, что он здесь, со мной, что он держит меня за руку и говорит, и я знаю, что любит. Но он продолжал. Он хотел, чтобы между нами не было недосказанности, чтобы мы говорили то, что чувствуем. – Я отказывался бежать, злился на себя, злился на них, на тебя, на Тома. Я знал, что, если хоть кто-то из нас побежит за тобой, ты ни за что не вернешься. – Вообще-то, из тебя плохой психолог, – пригубив вино, возразила я. – Что ты имеешь в виду? – не понимал он, морща лоб, облизывая губы и ожидая ответа. Я прочистила горло. – Знаешь… – Я посмотрела на него и, усмехнувшись самой себе, продолжила: – Я сидела там, на ступеньке у соседней двери, минут десять и все ждала, что за мной кто-нибудь выйдет, обнимет и скажет, что я глупышка, которая все неправильно поняла. Я думала, что ты не так сильно на меня разозлился за то, что я обозвала тебя придурком. И я видела раскаянье в твоих глазах за все, что ты сказал. И я ждала, что ты сейчас что-то скажешь такое, но ты промолчал и сделал вид, что я во всем права, и… Коул прошелся рукой по волосам, потом посмотрел на меня, словно раскаиваясь в каком-то преступлении, и сложил руки на груди. – Настя. Я идиот. – Он действительно переживал. Я придвинулась ближе и обняла его, положив ему на плечо голову. Он вытер ладони, проводя ими по коленям. – Я тогда хотел все выдать тебе, рассказать, что сам не знаю, что со мной происходит. Что ты мне нравишься, что меня грызет червяк ревности из-за вас с Томом, но я не мог, я ничего не мог тебе предложить и не мог поверить в то, что я могу быть тебе небезразличен на самом деле. Не как актер и цель для сенсации, как мимолетное приключение, потому что это не стало бы для нас мимолетным. Но я видел отношение к тебе Тома. Я видел, что между тобой и ним что-то происходило, и меня это ужасно бесило и раздражало. И первое время я не мог понять, почему меня это так мучает, почему меня так колбасит и торкает рядом с тобой. Почему мне все время хочется смотреть на тебя, ловить каждый твой взгляд, касаться тебя легко и незаметно, слышать твой голос. А ты… – А я не помнила даже поцелуя, – выдохнула я. – Я думал, что ты специально играла с нами, с Томом и со мной, проводила отлично время в компании парней, которым нравишься. Изучала нас, не знаю, я сейчас опять наговорю глупостей. Он опять выругался, отвернувшись. Оказывается, Коул был менее сдержан, чем в своих интервью. – Я думал, ты специально это сделала, не знаю, может, чтобы узнать, что я за человек. – Это ты у нас всех проверяешь, Джонатан, – немного с обидой сказала я. – Прости. Я не ожидал, что ты меня поцелуешь. Думал, все останется на грани флирта, легкого и ни к чему не обязывающего. Я даже испугался… Я подняла голову, и Натан повернулся ко мне, наши носы коснулись друг друга, а глаза смотрели в самую глубину. Он был таким смущенным сейчас, словно его заставили признаться в том, что он стащил самую красивую в мире машинку в магазине игрушек и ни за что не хотел ее возвращать. – Чего ты испугался? – нежно спросила я и прикоснулась к его губам своими. Он ответил на поцелуй и снова опустил взгляд на стол. А я смотрела на его профиль, и сердце трепыхалось в груди, мне хотелось просто прижаться к нему и не слушать никаких объяснений. – Испугался самого себя. Того, что ты можешь причинить мне боль, того, что все это не может принести ничего хорошего. – Джонатан… – Он повернулся на мой голос и коснулся губами моих, обхватил мои плечи, и мы, кажется, начинали опять терять контроль над реальностью, заставляя поверить друг друга в то, что все это не так важно сейчас. – У кого-то звонит телефон! – крикнула Клер из кухни. Натан не отпустил меня, но поцелуй мы прервали. – Это наверняка мой, – прошептала я ему в губы. – Постоянно звонит. – Я принесу, – досадливо сказал он и, поцеловав в щеку, поднялся с дивана. Я проводила его спину и уставилась на экран телевизора, размышляя о том, как он открывался для меня и продолжает это делать сейчас. Мне тоже хотелось рассказать о том, как я переживала, что не нравлюсь, что я недостойна и не могу понравиться ему. О том, как мучилась, пытаясь все забыть, как меня грели его сообщения и мучили одновременно. Мне хотелось разделить с ним все, что я чувствовала. Хотелось тысячу раз повторять, что я люблю, и видеть, и слышать это в ответ. А ведь еще утром… Я услышала шаги, и в кресло присела Клер с пустым бокалом в руках. – Стася, не нальешь мне вина? – Да, конечно, – ответила я и опустила глаза, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом. Наверное, она все знала, видела со стороны. Я думала о том, как же она, наверное, ненавидела меня. – Настя? – позвала она, и я несмело подняла глаза, наполняя бокал. – Я не держу зла на тебя. Наоборот, я должна благодарить тебя за то, что… Знаешь, Натан впервые за ту неделю, что он здесь, улыбается и не сидит с гитарой в своей комнате, и мы обе знаем почему. – Клер, я… – Сейчас я не знала, что сказать и ответить. Мне просто хотелось верить, что я на самом деле делаю его счастливым, но я должна была спросить. – Мне неловко, ведь вы знаете про Тома… – Дорогая, – она была так добра ко мне. – Я думаю, вы справитесь с этим. – Надеюсь. – Настя, вот твоя сумка. – Джонатан вернулся, напряженно всматриваясь в свою мать. – Мама. – Я решила выпить с вами вина, и только. – Хорошо, – ответил он, присаживаясь рядом со мной на диван. Он тревожился за меня, ища в моем лице хоть какую-то подсказку того, что тут происходит. Но я просто улыбнулась, давая понять, что все хорошо. – Пойду посмотрю, как там на кухне. – Клер заметила гримасы своего сына. Она была милой и напоминала мою маму. – Мам? – окликнул ее Джонатан. – Настя останется сегодня у нас. Я поперхнулась вином, вытирая капли с лица, и точно покраснела, чувствуя жар на щеках и шее. Это звучало как вызов, как констатация факта и отчасти как защита.