«Милая… Вчера был четверг, вероятно, самый невезучий четверг в моей жизни». Прикрыв глаза, я фыркнула, вспоминая прошедший день. «Надеюсь, все остальные будут более удачливыми в этом плане. Ведь теперь у меня есть ты». Сердце сжалось и тут же бешено застучало в ритм с часами на стене. «Я приготовил небольшой сюрприз». Я ненавижу сюрпризы после Тома. Но ладно… Этот же от Джонатана! «Ты должна выполнить все, что тебе скажет Лиззи. Прости». Только не это. Я надула губы, понимая, что предстоит битва с его неугомонной и всегда все знающей сестрой. «Мы скоро увидимся. Надеюсь, ты ни о чем не сожалеешь?» Прижав указательный палец к губам, я задумалась. Нет, конечно, нет. Я ни о чем не жалела. «Люблю тебя. Твой гребаный британец до мозга костей». Я потянулась, вытягивая в руках листок перед собой и видя только последнюю строчку, прошептала в пустоту: – Я тоже тебя люблю. Вскочив, я стала прыгать на кровати как ненормальная, пока не услышала, что открылась в холле входная дверь и заводной вихрь по имени Лиззи зазвенел, приветствуя Клер. Тогда мне ничего не оставалось, как быстрее схватить полотенце и спрятаться в туалетной комнате, оттягивая встречу со своей дорогой любимой английской подружкой. Посвежевшая и повеселевшая, я спустилась позавтракать в кухню, где Клер и Лиззи улыбались, переглядываясь друг с другом, словно они скрывали какую-то тайну, которую мне никогда не узнать, интриганки. Мне нравилось то, как они себя вели и выглядели, потому что невыносимо было думать, что я причиняю боль этой замечательной семье. Да и вообще, сегодня не хотелось думать ни о чем плохом, а хотелось быстрее узнать о том, что там приготовил для меня Джонатан, которого я так и не обнаружила в доме. Но пока Клер суетилась с завтраком, а Лиззи болтала о чем-то отвлеченном, я не могла понять, что они скрывают. И никто не говорил, где прячется «мой прекрасный принц». На мой мысленный вопрос ответила Лиззи, наконец решившая рассказать о сюрпризе: – Натан просил меня посадить тебя на электричку до Суррея. Это пригород Лондона. Там ты будешь примерно через три часа. Он встретит тебя на вокзале. Она вела себя так нервно, словно это ее ждала какая-то поездка, и я подумала о том, что ее Брендон не так часто балует всякими романтичными штучками, хотя я сама еще не знала, что меня может ожидать в конце пути. – Вот тебе телефон. – И Лиззи мне подмигнула, протягивая новый телефон, простая трубка «Nokia», ничего особенного. – Он позвонит на него, чтобы вы не потерялись на вокзале. Хотя, возможно, он захочет связаться с тобой раньше. Она хитро подмигнула мне и улыбнулась матери, которая получала от всей этой затеи не меньше удовольствия, чем я или Лиззи. Раньше, когда я жила со своим бывшим русским парнем, его мать была против меня, всегда распускала дрянные сплетни по нашему маленькому городку, хотя тогда я была сама благодетель. А сейчас эта женщина знала, что я живу с другим и… Я уважала ее, но считала, что я недостойна того, чтобы меня так хорошо здесь принимали. – Настя, – заговорила она со мной, поймав мой взгляд. – Я… Мы обе чувствовали неловкость, все же я понимала это. Она потерла переносицу и сморщила лоб. – Я знаю, что ты можешь сделать его счастливым. Он слишком долго отталкивал от себя людей, девушек. Когда-нибудь Натан поделится и расскажет все. – Мама… – Лиззи пыталась ее остановить. – Нет, дочка, – запротестовала она. – Стася должна это знать, потому что я вижу все, что с вами происходит. Я мать. И Джонатан, он заслужил быть счастливым. «А разве он не был?» – хотелось спросить мне, но я деликатно промолчала, стараясь прожевать рогалик и не подавиться. Лиззи еще что-то говорила о том, что она тоже чувствовала, что мы созданы друг для друга, на что я только закатывала глаза. Всезнающая сестра Коула доказывала это даже в те моменты, когда все было совсем не в нашу пользу, но об этом она молчала как заправский разведчик. Клер тоже что-то говорила о том, что ее дочь всегда все знает лучше всех, но намеков о несчастном сыне больше не делала, а меня начинало распирать от любопытства, которое, я предполагала, удовлетворю еще не скоро. Картинки за окном скоростной электрички сменялись, словно кадры какого-то очень счастливого и реально сумасшедшего фильма. Я сидела одна в мягком купе и отправляла Натану сообщения с ответами на его вопросы о том, что я вижу за окном и как мне пейзаж. Мне нравились картинки за стеклом, природа Англии постоянно менялась – от лугов, сверкающих на солнце зеленью травы, до красивых маленьких городков или средневековых развалин церквей с крестами по краям. Иногда это были маленькие домики с красными крышами, коровы, табун лошадей, которые притягивали мой взгляд. Он писал в ответ что-нибудь смешное и романтичное, не давая мне скучать в дороге. Расписывал прогулку на лошадях, которую бы мы непременно совершили, хотя ему не очень нравились такие поездки, потому что однажды на съемках его чуть не скинула с себя строптивая кобыла. И в такие моменты я не знала, смеяться мне или ревновать. Суррей встретил меня прекрасной погодой, не жаркой и не пасмурной. Светило солнце, и я вспомнила слова Джонатана: «My sunny girl». Как только я спустилась на перрон, раздался телефонный звонок: – Выходи через вокзал и смотри налево, – загадочно хриплым голосом проговорил в трубку Коул и отключился. Вот интриган! Я прошла через небольшое чистое помещение вокзала со сводчатым потолком и очень красивой стеклярусной люстрой и направилась к выходу. Вдоль дороги слева стояла припаркованная машина, возле которой, опираясь на капот, стоял высокий парень в сером, как средневековый рыцарь, только лучше. Да и вместо щита и копья в руках у него был огромный букет ромашек… Кепка скрывала его глаза, да и все лицо, плечи казались напряженными, поэтому я поспешила быстрее подойти к нему, размышляя о том, что жизнь публичного человека не только беспечна, но еще и ужасно грустна. Конечно, с таким количеством фанатов по всему миру Коул старался не привлекать внимания в частных поездках, он боялся людей, боялся ситуаций, боялся сказать и сделать лишнее, боялся доверять и любить. Теперь я понимала, на что намекала Клер, и я хотела сделать так, как они просила. Хотела сделать этого парня счастливым. – Привет, sunny, – смущенно сказал он и протянул мне букет. – В цветочной лавке мне сказали, что это самый русский цветок. Я улыбнулась так, что у меня свело скулы. – Привет, гребаный британец. Маскировка – зачет. Он глухо рассмеялся и притянул меня к себе. – Я соскучился, – шепнул он в ухо, когда обнимал меня, и вскользь поцеловал в щеку. – Я тоже скучала, – ответила я, когда он под локоть провожал меня до двери автомобиля. Это был маленький «Fiat», он наверняка взял его напрокат. По таким маленьким городкам приятно ездить именно на такой машине, хотя мне казалось, что места для его длинных ног здесь должно быть маловато, но нет, мой рыцарь убирался в нее полностью. Джонатан закрыл за мной дверь и через несколько секунд уже усаживался на место водителя. Он завел двигатель и сделал громкость проигрывателя чуть тише. – Не боишься? – Нет, – ответила я. – Намекаешь на то, что ты никчемный водитель? – Нет. Думаю, с управлением этой малышкой я справлюсь. Мы легко тронулись, и машина плавно двинулась вперед. – Мы тронулись, о май гад… – ехидно заметила я, скрывая за улыбкой нервное напряжение. – В любом случае я могу рассчитывать на тебя, ты же уже прошла вводный инструктаж на своих водительских курсах, – он лукаво подмигнул мне, отвлекаясь от дороги. – Хорошо, ты меня сделал, – сдалась я, поднимая руки. Не успели мы отъехать от вокзала, как природа вокруг завладела моим вниманием, мимо пролетали еще более прекрасные пейзажи, чем я наблюдала из окна поезда. Я пыталась не смотреть на Джонатана, который тоже постоянно бросал на меня пылкие взгляды, но не могла отвести глаз от его сосредоточенного на вождении лица. По радио запела Селин Дион, и я прибавила громкость: Я, наверное, лишилась рассудка, Скорее всего, я унеслась в облака, Но когда думаю о тебе, Я должна чувствовать твое прикосновение, Шептать тебе на ушко слова… Натан повернулся ко мне, и наши глаза встретились. Наверное, не нужно было произносить в эту минуту никаких слов, потому что Селин все говорила за нас. Он протянул мне руку, и я вложила свою в его. А из колонок звучало: Я люблю тебя, прошу, скажи, Ты же любишь меня, три этих слова Поменяли бы нашу жизнь навсегда… Я пропела слова вместе с певицей, и Джонатан, улыбнувшись, нагнулся и поцеловал меня. – Damn, – сказал он, возвращаясь к процессу вождения и выравнивая машину. – Так можно разбиться или врезаться в кого-нибудь. – Пока мы едем по этому шоссе, – усмехнулась я, – нам не встретилась еще ни одна машина. И знаешь, это меня пугает больше, чем то, что мы можем разбиться.