Его улыбка опять, как тогда в пабе, закрутилась в лукавую спираль. – И наслаждаться тем временем, что у нас есть. Его руки блуждали по моему телу, а голос звучал так уверенно и спокойно, что мне тоже хотелось забыть все. Все, что так легко могло нас разлучить. Поэтому я обхватила его за шею и, притянув к себе, поцеловала. В этот раз Коул не был со мной нежным, скорее, напористым и страстным, заставляя забыть о хозяевах дома, о Томе, о сплетнях, обо всем, что не касалось мужчины, который меня любил. Хотя та ночь никак не выходила из головы… * * * …он нависает надо мной, приближает лицо, желая поцеловать, и тут… я узнаю… в нем… ТОМА! – Нет! – прокричала я и проснулась. Выпутавшись из простыни, села на кровати и привела мысли в порядок, потирая лицо. Я искала свидетельства прошедшей ночи, точнее отсутствие каких-либо свидетельств, но пока не понимала, что должна найти и как понять, что произошло. Чувство, что тебя использовали, обволакивало тонкой паутиной и сознание, и тело, хотелось заплакать, но жалеть очередной раз себя, свою глупость и то, что меня так легко обвести вокруг пальца, я считала глупостью. В голове копошилось множество вопросов от «Почему ты так сделала? Что это было?» до «Зачем все это? Что со мной произошло?». Я задавала вопросы, но ответов получить не могла, потому что в квартире находилась одна. Обойдя квартиру, я села опять на кровать и еще раз прокрутила все события. В кровати я лежала одна, одетая только в кружевные трусики, но все же. До этого был прием и шампанское, но я не понимала, чувствовала себя нормально. Не то это количество спиртного, от которого может совсем все отключиться, хотя кто я, чтобы так рассуждать, ведь однажды сама не могла вспомнить поцелуй. Взглянув на часы, я поняла, что проспала почти половину дня. Стрелки показывали четверть первого. Нет, определенно, решила я, что это не просто шампанское было в том последнем бокале, что принес Том. Голова кружилась, еще этот поцелуй, вспышки, фото. Надо было позвонить Джонатану, да и просто включить телефон, который, скорее всего, разрывался от звонков. Так-так, спокойно. Зазвонил домофон, выводя из транса от нерадостных мыслей. Я подбежала и нажала на кнопку. – Настя, ты дома? – услышала я голос Лиззи и с облегчением выдохнула. – Да, поднимайся. Пока она поднималась, я натянула джинсы и футболку, лежавшие аккуратно сложенными на стуле возле кровати. Никогда не видела хмурую Лиззи, но сегодня ее лицо не предвещало ничего утешительного. Она твердым шагом прошла в гостиную и плюхнулась на диван, сложив руки на груди. Я решила, что она знает про фото, или произошло что-то еще похуже этого. – Что происходит? – вполне спокойно спросила она и смерила меня тяжелым взглядом. – Где твой телефон? – Лиззи, – всплеснув руками, заговорила я. – Помоги мне. Отвези меня к Клер, пожалуйста. Я не могу больше здесь оставаться. Я боюсь. Из глаз брызнули слезы, я присела с ней рядом на диван и взяла за руку. – Пожалуйста. В ту же секунду Лиз озабоченно обхватила меня руками и прижала к себе, поглаживая по спине. – Что случилось, Настя? – Она отстранила меня, чтобы взглянуть в глаза, а потом, прижав к себе, опять стала поглаживать. – Ты дрожишь. – Я боюсь, – сквозь слезы проговорила я. – Я боюсь Тома, боюсь того, что он может сделать. И я действительно боялась этого. Боялась того, что он будет ежедневно что-то подсыпать мне в еду, в питье, и я буду жить здесь у него как наложница, как и предсказывала мама, напоминая про арабские страны. Но это была Англия и, черт побери, не какой-нибудь спальный район. И потом, мне хотелось сбежать от всего этого. От всего того, что могло произойти ночью, словно мой побег мог просто все стереть из жизни. – Боже мой, Настя. Он обидел тебя? Ударил? – Она, опять отстранив меня от себя, стала рассматривать, ища следы побоев. – Нет-нет, – заверила я Лиззи. – Просто… Почему-то сейчас язык не поворачивался рассказать о том, что меня беспокоило, о том, что должна была рассказать в первую очередь. О ночи, о сне и о том, что, возможно, Том… Но мне стало так страшно, что из-за всего этого Джонатан может оттолкнуть, может… Я даже боялась подумать, что он решит и сделает. – Что? – Она трясла меня за плечи. – Что он с тобой сделал? Вытирая слезы, я проглотила свой стыд, потому что потом я вряд ли смогла бы смотреть им всем в глаза. – Я думаю, он пытался… Меня… В общем… – Я не знала, как это все сказать. – Он подсыпал что-то мне в шампанское вчера. И потом он поцеловал меня, и нас сфотографировали эти люди. И потом я ничего не помнила утром. – Какие люди? – Папарацци! – Настя… – Она крепче прижала меня к себе и гладила по спине, успокаивая мои рыдания. Спустя час Лиз помогла мне перебраться к Клер, которая не выказывала особой радости, но считала, что мне необходимо было сразу в этот приезд поселиться у них. Мои щеки пылали, потому что все вокруг выглядели правыми, кроме меня, тем более я не могла знать и вспомнить о том, что произошло ночью после такси. Закрывшись в комнате, где обычно я оставалась у Коулов, я набрала Страуду, но смогла услышать лишь то, что абонент недоступен и находится вне зоны действия Сети. Мне не хотелось знать, где он может быть, но сказать о том, какой он нехороший человек, очень сильно хотелось. Джонатана я набрала сразу после прихода Лиззи, так как мое молчание по телефону просто свело его с ума, но он боялся звонить чаще, поэтому доставал маму и Лиз, которые, в свою очередь, пытались разыскать меня. Я чувствовала стук сердца в висках, когда рассказывала ему про неудавшийся разговор, про просьбу Тома, про попытки все ему объяснить, про вечер, про отсутствие телефона, про бокал шампанского, про поцелуй, про фотографов, только про темное пятно в памяти сказать не смогла. Но и этого было достаточно, чтобы услышать в ответ: – Я бы не хотел, чтобы ты оставалась у него в доме. – Я… – Мне хотелось сказать, правда, хотелось. – Что? – спросил он. – Ничего, ты прав, – ответила я. Мне хотелось сначала самой выяснить, что же произошло на самом деле, но Том соизволил позвонить только поздно вечером: – Привет, детка. Мне захотелось сделать харакири телефону, так как Страуда не было под рукой. – Привет, – сухо ответила я. – Не рада меня слышать? – ехидничал он. – Где ты? Настроена я была воинственно, готовая сказать все здесь и сейчас, чтобы потом больше никогда не видеть его не то что во сне, но и в жизни. Сев на краешек кровати в комнате, я пыталась совладать с ненавистью, которая вдруг за весь день переполнила меня настолько, что хотелось ругаться по-русски. – Я в Нью-Йорке, дорогая, – снисходительно ответил он, будто это само собой разумеющийся факт. – Что?! – Я выругалась, не находя более подходящих эпитетов. – Мы должны были поговорить. – Успеем. – Он явно смеялся надо мной. – Надеюсь, ты не сильно злишься, что «Лабутены» и «Гуччи» пришлось вернуть? Я брал их напрокат. – Мне наплевать на них, мне плевать на тебя, твой Нью-Йорк и… Что ты мне подсыпал? – А ты догадлива, – сказал он вдруг и замолчал. – Что было ночью, Том? Я встала и подошла к окну, разглядывая между бусинами, как ветер треплет листья деревьев. – Ты целовалась со мной, – самодовольно произнес он. – И это было потрясающе. Глаза предательски увлажнились, я предчувствовала все самое худшее. Почему-то казалось теперь, что я всего лишь какая-то игрушка в руках умелого кукловода. – Дальше, – хрипло произнесла я. – Потом ты попросила меня… – Он молчал, явно ожидая моего последующего вопроса. – О чем? – настороженно спросила я. Руки дрожали, слеза скатилась по щеке. – Как о чем? Я же говорил, что ты будешь просить об этом сама… Я, кажется, даже представляла себе его лицо, когда он говорил это. Ехидная улыбка, безжалостный взгляд. Не успев сдержать всхлип, я попыталась спросить: