Я слышала голоса и ждала в гостиной. Первым вошел Натан, сердце остановилось, потому что он выглядел подавленным, расстроенным и злым, о чем говорили сжатая в кулак правая рука и напряженные скулы. На секунду наши глаза встретились, и он улыбнулся, но улыбка тут же угасла, уступая место усталости. Он не присел со мной рядом, плюхнулся в кресло и, расставив ноги и сложив руки в замок, уставился в пол. Вошедший за ним Том вел себя более энергично и весело, он был в своем репертуаре. Перекинулся парой слов с Лиззи, чем-то пытался ее рассмешить и попросил сварить кофе. Я занервничала, понимая, что там произошло что-то серьезное, что может изменить все между нами. – Поговорили? – встревоженно поинтересовалась я, пока Том и Лиззи решали, какой он будет пить кофе, а Джонатан молча сверлил взглядом ковер. Он поднял голову, услышав вопрос, кивнул и стащил с головы шапку. – И что? – запинаясь, выговорила я. Мне хотелось кричать на всех, вытрясти из них правду, хотелось знать, что происходит, но все вели себя так спокойно и так отстраненно, что я готова была просто взорваться от напряжения, как перегоревшая лампочка. – Да ничего, – ехидно заметил Том, вальяжно усаживаясь на диван рядом со мной. Я отодвинулась ближе к подлокотнику, на что он криво усмехнулся. Мой взгляд метнулся к Коулу, а потом я нерешительно взглянула на Страуда, который все еще расплывался в ехидной улыбочке. – Мы хотели… То есть Натан хотел сначала прояснить один момент, – наконец сказал он, пристально смотря мне в глаза. – Какой момент? – Я повернулась к Джонатану. Он откинулся на спинку кресла, но ничего не говорил, предоставляя право излагать свою версию Страуду. – Спроси ее, – бросил снисходительно Том. – О чем? – встревожилась я, хотя и так сидела как на иголках. Где-то на кухне что-то брякнуло, я вздрогнула, но продолжала смотреть на Джонатана, который словно решал, что сказать или не говорить сегодня совсем. Он сжал подлокотник кресла, на лице заходили желваки, его глаза встретились с моими, и у меня по спине пробежал холодок. – Что случилось после благотворительного вечера? – гулко спросил он. Я сглотнула подступающий ком в горле и метнула взгляд на Тома, который счищал невидимую грязь с колена, делая вид, что он здесь ни при чем. У меня вдруг опять пересохло в горле, а слезы подступили так близко, что я не знала, смогу ли с ними справиться. Повернувшись к Коулу, я попыталась улыбнуться, но не смогла. – Я все тебе рассказала… – осторожно проговорила я. – Ты все знаешь. – Оказалось, не все, – холодно возразил Джонатан и сложил руки на груди. От серьезности и внутренних переживаний у него на лбу проступила жилка, которая пульсировала в такт сердцебиению, часто и нервно. – Я… – Хватит ломаться, Настя. Расскажи о том, что мы занимались сексом той ночью, – грубо бросил Том. Было заметно, как Коул вжался в кресло. – Секс? – повторила я. Мне захотелось провалиться сквозь землю от этого абсурдного заявления. Я смотрела на Тома как в тумане. – Но ведь ты же сказал, что ничего не было? – слова давались с трудом. Том улыбался, получая удовольствие от того, что теперь он растаптывал то, что мы пытались создать с Джонатаном. Он наслаждался своей местью, словно десертом с вишенкой. – А что я должен был сказать? – Я… Нат?.. – Просто расскажи, что произошло, – так же сухо повторил Коул. – Я выпила много шампанского, потому что чувствовала себя не в своей тарелке на этом приеме. Потом в последнем бокале, наверное, было снотворное? – Я обратилась к Тому. Он пожал плечами. – Как? Ты же… Это ты мне его принес. Я развернулась к Тому и взглянула на Лиззи, которая ставила поднос с кофе на столик. Она покачала головой, предупреждая меня взглядом. Но я лишь хотела сказать, что ни в чем не виновата. – И потом… Потом этот поцелуй, который напечатали в журналах. И потом я уснула в такси… Это все, что я помню. По щеке вдруг скатилась слеза, но я вытерла ее и другую тоже, поднимая глаза к потолку, чтобы остановить поток моей слабости. Голос дрожал, я подтянула к себе колени, ища опоры, и продолжила: – Я уснула в такси, и мне снился Джонатан. Он поежился и сложил руки в замок. – Мне снилось, что ты меня несешь на руках, и мы… Я думала… Это просто сон. Ведь это сон? Я посмотрела на Тома, но он только усмехнулся. – Натан? Он поднял на меня глаза, но тут же опустил взгляд, разглядывая руки. – Прости… Я ничего не помню… Я думала, это просто сон… там был ты… и… – Ладно, – Том хлопнул себя по коленям. – Цирк окончен. Конферансье покидает вас. Он встал и направился к двери, но потом остановился, повернулся и с победной улыбкой произнес: – Желаю счастья, голубки. Довольный, он вышел из комнаты, открывая дверь квартиры, она хлопнула, и наступила тишина. Я, кажется, даже перестала дышать, потому что то, что сделал Том, меня просто убило. Он не то что засунул свою грязную кроссовку, он просто там растер все ею. – Я, пожалуй, пойду в спальню. Мне там кое-что надо сделать, – быстро заговорила Лиз. – А вы тут… И она молниеносно скрылась, прикрыв за собой дверь. Мы остались в гостиной одни. Джонатан рассматривал что-то на полу так же, как предыдущие минут пятнадцать, а я рассматривала Джонатана, пытаясь понять, почему все это происходит с нами. Почему мы, еще не успев побыть счастливыми, пытаемся разгребать какую-то грязь вокруг? Внезапно его глаза нашли мои, и я испугалась того, что там увидела: жалость, разочарование, укор. Я заморгала и отвернулась, пытаясь собраться и не броситься к ногам Коула, умолять его простить и не смотреть так. «Все кончено, – думала я. – Разве можно такое простить?» Я же сама уговорила его и решила пожить и поговорить с Томом, что он мог еще сказать Джонатану, что я не собиралась никого из них терять? Что собиралась сидеть на двух стульях? – Я, пожалуй, тоже пойду, – вдруг встав, сказал Натан. – Мне надо подумать и подышать. – Да, конечно… – пробормотала я, глупо моргая и пытаясь сообразить, что происходит. Кажется, я тоже встала, надела пальто, сапоги, схватила шарф и выбежала за ним следом, но такси, в которое он сел, лишь махнуло мне черным боком и скрылось за поворотом. Сумерки медленно затягивали город в свои сети, ветер, как всегда, пронизывал до костей, а я стояла и смотрела вслед машине, в которой уезжал тот, о ком я мечтала так долго. Вспомнив Злыдню Петровну, я почувствовала себя той самой женщиной, обманывающей двух мужчин сразу. Я почувствовала себя дрянью. Как же так? Я всегда старалась быть хорошей девочкой, не лазать по деревьям, слушаться маму, учиться на «хорошо», и что? В итоге это все не помогло? В итоге я все равно плохая? Плохая, никому не нужная, запутавшаяся в своей жизни и желаниях девчонка? Я стояла на улице возле дома Лиз и в ужасе представляла себе то, что буду делать дальше, если он не вернется. Что я буду делать? А если он вернется, как смотреть в его глаза? Оказавшись в квартире на Кенсингтон, я закрыла уши от тишины, которая пыталась меня раздавить. Возле двери валялась сумка Джонатана, но его самого не было нигде. Звонить я не решилась, даже боялась, а вдруг сразу сейчас же услышу, что все кончено? И все же пришлось рассмотреть все варианты и подумать о том, как буду жить дальше здесь одна. О том, смогу ли я хоть как-то объясниться или загладить вину, или… Но я понимала, что сама себя тогда стану ненавидеть, саму себя буду грызть за то, что не подхожу такому человеку. А я должна была быть достойной, поэтому мои мысли не раз возвращались к предложению Райли. Нет, не деньги меня привлекали, а то, что я могла спасти репутацию Джонатана, чтобы хоть так оставить положительные воспоминания о наших отношениях у парня. Переодевшись, я забралась на кровать, часы на телефоне показывали половину первого ночи, но Джонатана все еще не было, и сообщений от него тоже. На кровати лежала футболка, оставленная Коулом, которую он, наверное, скинул, когда приехал из аэропорта утром. Я взяла ее в руки и свернулась калачиком с ней в руках. День оказался настолько длинным и тяжелым, что я не заметила, как провалилась в сон. Меня разбудил солнечный луч, падающий на лицо через окно. Солнце в октябре в Лондоне светило так ярко, обещая хороший день, что я не сразу вспомнила, что ничего хорошего лично мне он принести не может. В квартире стоял запах кофе и геля для душа. Я вскочила с кровати, но квартира, как и вчера, оказалась пуста, и теперь еще и сумка исчезла. Уехал. Чего я еще ждала? Все сама испортила. Могла бы и по телефону сказать Страуду, что не хочу к нему возвращаться, могла бы просто забрать вещи и уехать, не дожидаясь того, как он в очередной раз будет манипулировать мной. Могла бы… как часто задним числом мы начинаем думать, что бы можно было сделать или сказать, но дело в том, что прошлое всегда остается в прошлом, и изменить его, к сожалению, нельзя. Я вернулась к кровати, заметив листок на подушке, но долго не решалась взять его в руки и прочитать. Он лежал на голубой наволочке – белый как смерть, которая приходит внезапно. И вот теперь она ждала меня. Нет, не реальная, конечно, но душа точно приготовилась умирать. Сверху написано: «Nastia» Не «Sunny», а просто мое имя, даже не Стася. Руки задрожали, но я все же взяла его, открыла и стала читать: «Прости. Я не знаю, что сказать. Поэтому и не разбудил тебя. Я вернулся около трех и не мог уснуть. Мне надо подумать. Подумать о том, что важнее. И важен ли я. Прости. Может быть, я не так идеален, как ты себе представляла. Мне не хочется сейчас выяснять отношения. Надеюсь, что ты поймешь меня. Джонатан» Слез не было, они кончились еще вчера. Я сложила листок и смотрела на то, как он планирует из моих рук на пол. Вот так, значит, выглядит настоящая боль. Вот так прощаются с фанатками зве́зды. Вспыхнув, тут же гаснут и забирают чужой свет с собой. Телефон лежал на тумбочке, тот, наш. Нашла единственный номер, что был сохранен в памяти, и я нажала на вызов, но в ответ услышала только: «Абонент не отвечает или временно недоступен…» Вдруг мне пришла в голову спасительная идея, и я бросилась искать свой постоянный телефон. Нашла, набрала номер… – Клер?!