Неуловимым движением «Ролекс» оказался у меня за спиной, я не успела и глазом моргнуть, как к подбородку прижалось что-то холодное и неприятно острое. Больше всего я боялась, что Стас не выдержит и вмешается, а ведь я ещё не всё услышала и узнала! – Ах, Танечка, – укоризненно покачал головой Марк Михайлович. – Ну зачем же вы так? Грубите пожилому человеку, выгоняете гостей… Нехорошо. Давайте начнём с начала. – Ладно, – ответила я, стараясь не шевелить нижней челюстью. – Начнём с начала. Тогда скажите вашему лакею, чтобы меня отпустил. Просто смешно: двое здоровых сильных мужчин нападают с ножом на слабую женщину. Фи! «Ролекс» отреагировал на «лакея» ожидаемо – чуть посильнее нажал на лезвие, после чего прошептал мне на ухо: – Жди, я до тебя доберусь. И оттолкнул. Я вернулась на свой стул и села, вытянув вперёд ноги и сунув руки в карманы. – Так ещё раз. Чего вы хотите? Балалайка вам не нужна, денег у меня нет. Давайте будем реалистичнее. Марк Михайлович хохотнул. – Так-то лучше. Итак… В твоём наследстве, девочка, помимо этой глупой тренделки, – он толкнул указательным пальцем инструмент, – есть и ещё кое-что. Если ты в состоянии слушать и не грубить… – Я молчу, как куча дров. – Хорошо. Итак, в одна тысяча триста девяносто четвёртом году… – Глубоко копаете, – не удержалась я. Марк Михайлович сверкнул глазами и продолжил. – В одна тысяча триста девяносто четвёртом году епископом Арсением был основан Свято-Успенский монастырь на левом берегу речки Тьмаки при въезде в Тверь со стороны Старицы. История монастыря нас интересует мало, важны два момента: во-первых, епископ был знатным книжником, и ему принадлежала либерея, по различным сведениям, числом от сорока до пятидесяти четырёх книг, на латыни и греческом языках. – А я считала, что слово «либерея» применяется исключительно к мифической библиотеке Ивана Грозного, – заметила я. – А мне нравится именно такое название! – Марк Михайлович отпил глоток остывшего кофе и поморщился. – Итак, книжное собрание епископа Арсения хранилось в Жёлтиковом монастыре вплоть до одна тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда монастырь был закрыт. Тогдашний архиепископ Пётр был взят заложником местной ЧК, а позднее выслан на Соловки, книги же по его приказу успели вывезти. Сюда, в Бежицы. Вывезти и спрятать. – Прекрасная романтическая история, – я взглянула на настенные часы. – Мне уходить через двадцать минут, напоминаю. – Обойдёшься, – непримиримо сообщил Владимир Всеволодович. – Всё равно это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Не знаю, зачем вы мне всё это рассказываете. – Помалкивай, и поймёшь, – Лобанский тоже съехал на «ты». – Итак, возвращаемся к твоему семейству. Доступ к арсениевой либерее унаследовала твоя прапрабабка Анастасия, а от неё твоя бабка. В сорок девятом году было решено пару книг из собрания продать, потому что жить было не на что. Это было сложно в то время, очень сложно, и в продаже участвовали пять человек. Одним из них был Василий Голубев, который женился на Александре. – Концессионеры, – хмыкнула я. – Привет от Остапа Бендера. Только вот вы никак не могли участвовать в этом противозаконном деянии, поскольку вряд ли вам в сорок девятом году было больше пяти лет. – А я и не участвовал. Ты унаследовала эту историю от бабки, я – от отца. Вашим паролем была балалайка-пикколо, его – свирель. Вот только мой отец не смог получить свою долю по независящим от него причинам. Я поморщилась. – Хорошо, предположим, всё это правда, я даже не прошу доказательств. Хотя, конечно, вот этот ваш «пепел Клааса стучит в моём сердце» выглядит несколько… из третьеразрядного мексиканского сериала. Но вы всё ещё не сказали, чего хотите от меня? Даже если у кого-то из моих предков был, чисто гипотетически, доступ к некоему собранию старинных книг, я-то тут при чём? Мужчина осклабился, и я снова испугалась. Исчез куда-то цивилизованный вальяжный жулик, остались уголовник и его подручный. – У тебя, деточка, даже есть выбор. Ты можешь забрать из монастыря ещё пару книг, я даже не прошу все, мне такой кусок не проглотить! Или отдать мне другую часть твоего наследства, гримуар с записями. С трудом справившись с челюстью, я только пальцем возле виска покрутила. – Гримуар? Серьёзно? А волшебную палочку не хотите? Или уздечку для розового пони? – Я буду добр к тебе, Танечка, – Марк Михайлович наклонился вперёд и снова улыбнулся. – У тебя есть время подумать, целых… – он тоже взглянул на настенные часы. – Целых десять минут. Потом ты отправишься в монастырь к своей родственнице и заберёшь оттуда гримуар, потому что я-то знаю, к нему у тебя доступ есть, а к хранилищу – нету. – Хммм… И что помешает мне по дороге завернуть в участок и написать заявление? – Не что, а кто. Я помешаю, – раздался за моей спиной голос «Ролекса». – Я тебя провожу до ворот монастыря, а там уж за тобой присмотрят. – Угу… Ну, в принципе я так и думала, что вы прикупили себе кого-то из монахинь. Значит, десять минут? – Уже восемь. – Ладно… А теперь последний этап. То, ради чего сегодня матушка Евпраксия отложила все свои дела и вместе со мной изучала, повторяла и оттачивала технику точечного воздействия на собеседника. Взгляд в глаза Владимиру Всеволодовичу, и глаза эти помутнели, закатились, словно их обладатель стал смотреть внутрь себя. Теперь его хозяин… Зрачки Марка Михайловича расплылись, стали огромными, я знала, что теперь он видел и слышал только меня. Тихим монотонным голосом я задала первый вопрос. – На кого работали Горгадзе и Красникова? – На Каменцева. – Что хочет получить Каменцев? – Доступ к либерее. – Как он узнал о ней? – Был помощником Василия Голубева. – Почему Горгадзе и Красникову убили? – Они выяснили, где хранится либерея, и как туда попасть. – Кто вам сказал об этом? – Сестра Клавдия, помощница игуменьи по хозяйству. – А она сама это узнать не сумела? – Нет. – Горгадзе перед смертью рассказал, как искать книги епископа Арсения? – Нет, не успел. – Зачем вам гримуар? – Обменять у Евпраксии на книгу из либереи. – Какую? – «Historiarum» Цицерона. Я почувствовала, что его сознание начинает ускользать, и задала последний вопрос: – Где искать Тайсона? – Не знаю… Тут мужчина задёргался, побелел, дыхание стало поверхностным… – Вы приезжали, чтобы купить балалайку-пикколо, но не заинтересовались. Вы никогда не слышали о либерее епископа Арсения и о гримуаре моей семьи. Вы никогда больше не вспомните о городе Бежицы. Всё. Обморок. Не у меня, хотя я и сама на грани, но должна ещё ликвидировать следы своего жестокого, прямо скажем, очень жестокого опыта. Да чтоб я ещё хоть раз в жизни!.. Очень медленно я встала, подошла к приоткрытой двери в спальню и сказала полушёпотом: – Стас, помоги мне с ними справиться. В ответ нежный возлюбленный так сжал челюсти, что мне показалось, они сейчас хрустнут, выматерился еле слышно и следом за мной вышел на кухню. Я вернулась к столу, вылила остывший кофе из чашек, оставив лишь гущу на донышке. Потом легкими прикосновениями к эмоциональному фону разбудила гостей. Марк Михайлович выглядел плохо, сразу постарел— полчаса назад ему едва можно было дать лет пятьдесят, а сейчас тянуло на семьдесят с большим хвостом; образовались мешки под глазами, кожа обвисла и посерела. Его помощник взглянул с тревогой на босса, на меня… – По-моему, у него начинался сердечный приступ, – шепнула я. – Не знаю, поможет ли лекарство, он у нас с вами чуть в обморок не упал. Может, скорую вызвать? – Нет-нет, не нужно! Мы же всё согласовали? – Конечно! – ответила я уверенно.