– Ну тогда… до свидания? – Лучше сказать – прощайте! Вряд ли вы ещё когда-то приедете в Бежицы… Владимир Всеволодович содрогнулся, аккуратно приподнял своего хозяина, Стас подхватил его с другой стороны и повёл к выходу. У меня хватило ещё сил их проводить, помочь одеться и запереть за ушедшими дверь. Потом я упала в спальне на кровать и отключилась. * * * Открыла глаза и ничего не поняла поначалу. За окном темно, ну, так сейчас темно в любое время с пяти вечера и до десяти утра. В доме тихо – а кому шуметь? Вроде я должна быть одна, дверь я запирала за… О, чёрт! Вот тут на меня обрушилось всё, что я вспомнила о сегодняшнем дне: визит старого антиквара и его помощника, наш разговор, предмет их интереса… Неужели я в самом деле с ними справилась? Справилась при помощи семейного дара, заставила забыть о желанной добыче, и либерея, что бы она собой ни представляла, останется в своём тайнике. Пока кто-то следующий из нашей семьи не сочтёт подходящим момент для того, чтобы её явить urbi et orbi[8]. Ткнула пальцем в экран телефона, и на экране загорелись цифры 17.25. Всего-то? Получается, я проспала чуть меньше полутора часов. Интересно, удалось ли хоть чуть-чуть восстановиться? Снова закрыв глаза, я потянулась мыслью к ближайшему разумному существу… и внезапно увидела две сияющие золотом точки. Нет, не так. Две где-то совсем рядом, ещё одну чуть в стороне. И ещё что-то странное, несколько совсем мелких голубовато-сиреневых точек внизу, словно в подполе. – Да у меня и подпола-то никакого нет, – пробормотала, забывшись, и тут сообразила. – Мамочки мои, да это ж контрольная сеть! У меня в доме, на моей кухне, сидят два человека, и ещё один – где-то поблизости. На половине Розалии? И кто они? Если вернулись Марк Михайлович и его помощник, второй раз мне с ними не справиться. Не так скоро. У меня здесь даже сковородки нет, чтобы хоть одного врага тюкнуть по голове! «Так, отставить истерику, – сурово сказала мне внутренняя я. – Голубева, ты стала такой паникёршей, что даже противно. Вспомни, ты запирала дверь, над нею воткнут заговорённый Розалией нож, у порога посыпана соль. Чужому всё это не вскрыть, да и своему не просто. Кроме того, есть способ легко узнать, кто там на кухне – встать, открыть дверь и посмотреть! Ладно, для начала подойти и посмотреть в щёлочку». В щёлочку или нет, картинка увиделась несколько сюрреалистическая. На моей кухне сидели и мирно беседовали матушка Евпраксия и Бекетов. Пили чай из моих чашек с кобальтовой сеткой и ели неизвестно откуда взявшиеся конфеты. – Тата, выходи уже! Мы тебя видим, у тебя нос из щёлки торчит, – громко сказал Стас. – Не такой у меня длинный нос, – буркнула я, выползая в кухню. – Вы как вообще сюда попали? Точно помню, что дверь я запирала. – Розалия открыла, – ответила Евпраксия. – Ну-ка, иди и умойся, нечего тут заспанной физиономией светить. И поесть надо, ты силы потратила, восстанавливаться будешь теперь долго. – Не-а, – я мотнула головой. – Уже, кажется, восстановилась. От еды, правда, не откажусь. И от конфет. – Там я тебе ещё мёду принесла, тоже хорошо. Стас, давай-ка, займись делом – поставь сковороду и пожарь всем антрекотов, в холодильнике пакет с ними. Я воззрилась на настоятельницу в немом недоумении. – У вас же пост сейчас? – Ну-у… Плавающие, путешествующие и больные от поста разрешаются. А мы с тобой сегодня прошли немалый путь, Татьяна. Не гляди так, Розалия мясо покупала, мой светлый образ в глазах горожан не запачкался нисколько. Умытая и причёсанная, я почувствовала себя куда лучше. Да и дразнящий запах жареного мяса, долетевший до моего носа, настроение сразу поднял. Вот поем, и можно будет думать, как жить дальше. – Рассказывай, – приказала тётушка, когда мы перешли к чаю. Слушали все внимательно, даже Стас, который был участником событий, пусть и пассивным. – Знаешь, – сказал он, когда я договорила, – больше я никогда на такое не подпишусь. Ты была в соседней комнате, ты сама справлялась с этими уродами, а я не мог выйти и тебя защитить. – Ты ж понимаешь, нужно было, чтобы они раскрылись, – я положила ладонь на его и сжала. – Иначе всё было бы впустую. А теперь то собрание, на которое они охотились, в безопасности… – Ещё нет, – сказала молчавшая до этого момента Розалия. – Не забывай, у них был конкурент. – Каменцев, – кивнула матушка Евпраксия. – Хоть ты и считаешь его своим, близким человеком, «дядей Мишей», но суть от этого не меняется: он точно такой же хищник, и вряд ли остановится, если что-то или кто-то ему помешает. Стас, ты со своей стороны что-то можешь сделать? Бекетов молча помотал головой. – Может быть, я всё же попробую с ним поговорить? – предложила я. – Бабушка ведь ему верила… – Александра в своей жизни полностью доверяла только одному человеку, – перебила меня Евпраксия. – Себе. – Но так же нельзя! – я говорила тихо, почти шепотом, но горло вдруг сдавило, будто я ору. – Так невозможно жить! Я доверяю тебе, Стас, и тебе, тётушка, и вам, матушка Евпраксия. Если бы не это, если бы не вы все, я бы сегодня и не справилась! – Короче, твоё предложение? – ах, как жёстко вопрошала Розалия, как сурово! Я бы поверила, если бы не видела её глаза. Да тётушка издёргалась вся! А ведь лет ей уже ого-го сколько, и случись что, целительской-то магии у меня немного, а умений ещё меньше. Впрочем, и матушка Евпраксия сильно немолода, хоть и выглядит этаким существом вне возраста и времени. Пора заканчивать дискуссию. – Я поговорю с Михаилом Николаевичем при первой возможности, и постараюсь донести до него мою точку зрения. – А если он упрётся? – Стас подался вперёд. – Может, стоит заглянуть в его коробки? – Если упрётся, тогда посмотрим. Не полезу я читать чужую переписку, уволь. Мне доверили две закрытые коробки, вот я их в таком виде и верну. Всё, точка. * * * Долго ждать не пришлось. Михаил Николаевич Каменцев вернулся в Бежицы двадцать девятого декабря. Надеюсь, никто не думает, что четыре дня я пролежала на кровати кверху пузом? Вокруг всё кипело и бурлило так, что я иной раз чувствовала себя варящеейся креветкой, разве что без укропа обходилось. Во-первых, концерт, переназначенный на тридцатое, упал на головы всем, и детям, и учителям. Мы-то все расслабились, думая, что до тринадцатого января ещё уйма времени, а оказалось, что зря. И школа с утра до вечера звенела голосами, взрывалась какофонией настраивающегося оркестра и прорывавшейся иной раз фальшивой нотой. Во-вторых, не было у бабы забот, купила себе порося. В смысле – приехала Эсфирь. Её попытку пожить у меня хотя бы до нового года я жёстко пресекла, но пришлось отговариваться всеми способами, в частности – грядущим замужеством. Снежная королева отправилась в свою казённую квартирку и теперь смотрела на меня с обидой. В-третьих, хотя и перечисленного хватило бы, господин директор решил, что вступительное слово перед концертом буду говорить я. – У тебя лицо свежее, молодое, а наши морщинистые физиономии за столько лет примелькались, надоели и детям, и родителям. – Вон, Эсфирь Литвакова тоже молодая и свежая, – сердите ответила я. – Речь эту ещё написать надо и выучить, не по бумажке же читать! – Ну Та-ата! – Николай Егорович посмотрел с такой укоризной, что сердце моё дрогнуло. – Ладно. Но только аккомпанемент ей тоже не отдавайте! Всегда Розалия Львовна была за роялем, и в этот раз она будет. – Хорошо, договорились! И директор радостно потёр руки. В-четвёртых… Нет, приезд мамы и её жениха я считаю событием радостным. К тому же они остановились в гостинице, что всем было удобно: в моей половине дома спальных мест было ровно полтора, а поселиться на половине Розалии им было бы совсем уж неловко. Почти молодожёны как-никак… Ну и, разумеется, занятия с матушкой Евпраксией и гримуаром тоже никуда не делись. Крутись как хочешь, Татьяна Константиновна, но четыре часа в день на это отдай. Живя в таком ритме, я наловчилась бегать по нечищеным скользким дорожкам со скоростью хорошего спринтера, засыпала, не донеся голову до подушки и похудела на три килограмма, хотя и ела как не в себя. Если вообще вспоминала о том, что надо поесть. Стас поклялся, что, когда всё это закончится, он возьмёт отпуск, увезёт меня в какой-нибудь дом отдыха в лесу и будет кормить пять раз в день… Звонок раздался как раз в тот момент, когда я скакала резвой ланью от монастыря домой, чтобы пообедать. На обед было отведено двадцать минут, потому что через полчаса у меня была назначена примерка в школьной костюмерной. – Слушаю, – сказала я, поскользнулась и села в сугроб. – Ай! – Таточка, это дядя Миша. Что там у тебя случилось, ты в порядке? – В полном. Просто поскользнулась. – Ты что, на улице? Ну а где ещё я могу быть, а? Где можно поскользнуться в городе, где снег расчищают и лёд скалывают только у входа в мэрию? – Да, домой иду. – Вот и славно. Тогда я к тебе загляну через полчасика, – и отключился. Ах, чтоб тебя! Примерку придётся откладывать, неудобно. И я абсолютно, совершенно, чудовищно не готова. Рядом не будет никого – Стас работает, тётушка в школе, Евпраксия в монастыре, там именно сегодня какие-то непрерывные службы. Конечно, позвоню, но толку не будет. Бекетов откликнулся не сразу, и слышно было очень плохо, словно через ватное одеяло. – Татка, я чёрт знает где! Тут в Малых Городищах двое мальчишек пропали, так что мы с самого утра про это. – Сбежали к пиратам? – попыталась я пошутить. – К пиратам теперь не бегают, кому они нужны, сомалийские-то? Ладно, мне надо идти. Вроде что-то мои ребята отыскали, какой-то след. Как вырвусь – приеду, держись!