Ева привстала, поправила неожиданно оказавшийся на её голове венок и зашагала рядом со мной. — А почему не станешь? — спросила она, неотрывно глядя, как я потираю пальцами виски. — Ну… на этом острове я уже вряд ли сыщу себе много читателей… Я присел на берегу. Зачерпнул в ладони холодной воды и ополоснул лицо. Дрожь не спадала. Меня жутко трясло. — А что у тебя с правой рукой? — сказала Ева, всё это время внимательно наблюдая за мной. — Шрам на ладони. Откуда он? Я бросил взгляд на правую руку. — Об этом как раз следующая часть моего рассказа… Затем привстал и двинулся к яме. Ева неуверенно шла рядом. — Что-то ты не весел, Роман… Говорила же тебе, не нужно спать. Эй, ну стой! Надо тебя как-то развеселить. Эй, ну хватит меня игнорировать! Остановись! Да, вот так… Слушай… А ты вот замечал когда-нибудь, что люди в ярком солнечном свете выглядят иначе? Замечал? Они как будто становятся добрее, красивее, возвышеннее. Свет преображает, делая всё таким же светлым, ты знал? — И что? — спросил я и от наивного вида Евы слегка улыбнулся. Она, заметив это, заговорила ещё задорнее. — Давай, Роман, встань и ты под солнечные лучи! Почувствуй их по-настоящему. Давай же! — восклицала она, окрашивая остров ярким смехом. — Они вычищают всё плохое, они лечат. Давай же, прямо сейчас! Нельзя начинать новый день с такого настроения. Не то ты сейчас рассыпешься, как песок! Ева вытолкнула меня чуть вперёд — как бы на воображаемую сцену. Я недовольно поморщился, развёл руками, мол: «Ну и что? Что теперь-то делать?» А она лишь указала пальцем вверх. Я поднял взгляд к солнцу. И сразу прикрыл глаза из-за сильного свечения. На экране век заиграли мерцающие блики, разноцветные пятна. В следующее мгновение я услышал у своего плеча дыхание Евы. Она стояла сбоку, держа меня за левый локоть, словно зверюшку, которая может в любой момент сорваться и убежать. Я сосредоточился на ощущениях. Солнце жарко обливало кожу, нагревало её. Мой нескончаемый озноб приятно контрастировал с этим теплом. Это подобно тому, когда ты замерзший опускаешься в горячую ванну. Вскоре я успокоился и смог расслабиться. Да. Очень хорошо. Мне очень хорошо. И спокойно. Тепло… Уютно… Мне хоро… И вдруг я испуганно вздрогнул. Ева ни с того ни с сего громко запела у самого моего уха: Жги наши глаза, не милуй! Жги всю боль и злобу мира. Солнце, хватит, не томись! Выжигай всю ненависть. Выжигай мои глаза, Выжигай всё без следа. Там, на донышке души Все страдания Земли. И растает корка льда: Правда, ложь — одна вода. И взойдёт росток Любви, Ты его всегда храни! Но без слёз не расцвести И единства не найти. Лишь когда для злобы слеп, Могут слёзы песню петь. Ну и песня, чёрт подери. Однако… слова мне нравились. А вот исполнение оставляло желать лучшего. Но говорить об этом Еве, я был уверен, не имело смысла. Она была так поглощена процессом, что, наверное, ни один смерч не снёс бы её намерения допеть эту странную балладу о Солнце и Страданиях. Она продолжала: Жги наши глаза, не милуй! Жги всю боль и злобу мира. Солнце, хватит, не томись! Выжигай всю ненависть. Пусть растёт Любви росток, Он созреет ровно в срок. Но без слёз не расцвести - Будь готов отдать долги. Стань для злобы вечно слеп, Дай слезам спеть свой припев. Стань для злобы вечно слеп - И узреешь Жизни свет. Я открыл глаза. Ева стояла совсем рядом, устремив своё красивое лицо к солнцу. Веки её были прикрыты. Молодая, полная жизни, с золотыми, сияющими на солнце волосами, развевающимися на редком ветру, она воспевала песнь Солнцу… Ева… Единственная реальная плоть. Единственный кусочек, напоминающий о том мире из моего рассказа. Мире людей. И она — здесь. Со мной. Рядом со мной, несмотря ни на что… Закончив петь, Ева приоткрыла глаза. И заметила, что я пристально на неё гляжу. — Ну? — прошептала она. — Полегчало? — Ещё как, — искренне ответил я, глубоко вздохнув. — Кажется, смысл песни я уловил… Пусть солнце светит — это главное, а весь остальной мир пусть катится к чертям. И злиться на него не стоит — ведь всё равно его здесь нет. Лицо Евы стало озадаченным, но она ничего не сказала. Лишь когда мы дошли до ямы, у которой и сели, произнесла: — Если уж и посылать мир, то не к чертям, а к ангелам. Там у него больше шансов стать лучше. — Что ж, к ангелам, так к ангелам, — ответил я. — Однако, его уже вряд ли что-то изменит… Ни добро, ни ангелы, ни Исаков… — Эй, не говори так! Вселенная не создала бы нас, если бы всё было настолько плохо. — Да откуда ты знаешь? — Да просто знаю и всё. Мы некоторое время сидели молча. Глядели то на море, то на дно ямы. — А что сейчас в твоей голове? — спросила Ева. — И как обычно это у тебя происходит? Твои навязчивые мысли… Я втянул в лёгкие побольше воздуха.