Солнце по-прежнему припекало, как раскалённая банная печь. Небо — чистейшей ясности. Я спустился к воде, желая искупнуться. Но вспомнив, что Ева находится сзади и, вероятно, смотрит на меня, передумал — раздеваться догола у неё на глазах как-то не хотелось. Во всяком случае, не сейчас. Поэтому я лишь наклонился и ополоснул лицо и шею холодной водой. — И вообще! — недовольно бренчал за спиной голос Евы. — Как бездушно ты поступил по отношению к Анжеле! Она тебе помогла, а ты!.. Мне её жалко как девушку. Ты ей понравился, и она сама дала тебе это понять. А ты, нахал, взял и ушёл. Представляешь, каково ей было? — Если ты уже сейчас жалеешь кого-то, то не знаю, стоит ли рассказывать дальше. — А что… дальше будет ещё хуже? — сбавив голос и как бы немного притаившись, спросила Ева. Я промолчал. И, взглянув в далёкую небесно-морскую синеву, выпрямился и закрыл глаза. — Намного… — прошептал я сам себе. Да. Теперь события стали вырисовываться гораздо чётче. Теперь в голове имелась более целостная картинка не происходящего, но произошедшего в недавнем прошлом. — Я готова! — Ева решительно приподняла подбородок, когда я повернулся к ней и зашагал обратно. — Готова терпеть и слушать тебя! Хоть ты и нахал, но рассказываешь превосходно. — Я хотел бы вздремнуть. Клонит в сон. — Эй! Не вздумай дрыхнуть! — Почему? Ева вдруг замерла. Губы её дрогнули. Она резко повернулась к яме и сказала: — А рыть-то кто будет? — Ничего, подождёт. Для отдыха уже вполне неплохо получилось. — Не стоит думать только о себе. Ты ведь здесь не один. — Прости, но мы вряд ли поместимся вдвоём. Там ещё тесновато. — Да я не о себе, балда! Взгляни на цветы и траву. Здесь жарко, земля сохнет. Поухаживай за ней. — Полить, что ли? — Почему бы и не полить? — Ева всплеснула руками. — Понатаскай водички. — В чём? В ладонях? Ева, вдруг поникнув, замолчала. И лишь через несколько мгновений тихо и задумчиво произнесла: — Впрочем, скоро всё равно дождь… — Дождь? — удивился я. И посмотрел на невинно-голубое небо, думая, не ослышался ли. — Угу, — произнесла она. — И что будет, когда пойдёт дождь? Ева взглянула куда-то в сторону горизонта. — Для нас — ничего хорошего, — еле слышно, с печалью в голосе выговорила она. — Поэтому тебе лучше не затягивать свою историю. И подошла к краю ямы. Вот снова. Снова вошла в другой режим. Где у неё находится этот рычаг переключения настроений?.. Я, озадаченный, стоял возле неё, не сводя глаз с её напряжённого лица. Что она имела в виду, когда говорила о дожде?.. — И всё-таки, Роман, могилка у тебя знатная! — вдруг совершенно беззаботным тоном произнесла Ева. Взгляд её в одно мгновение посветлел. Она сняла свой ромашковый венок и метнула его в яму. Я проследил взглядом траекторию полёта цветочного круга. Тот шмякнулся о земляное дно, но не рассыпался. Когда я вновь поднял глаза на Еву, чтобы спросить, зачем она это сделала… её уже не было. Лишь пустынный островок. Я растерянно огляделся. Снова зачем-то побрёл к берегу. Ни души. Исчезла так же внезапно, как и появилась. В полном замешательстве, я вернулся к яме. Спустился в неё. Взял венок, отряхнул его и надел себе на голову. Кажется, в самый раз. Затем лёг на спину. И сразу же почувствовал прохладу. С этого положения солнца видно не было. Даже его горячие лучи сюда не попадали, оставаясь на верхней части земляной стенки бледно-золотой полосой. «Раз она исчезла, может, искупаться?» — подумал я. Но вставать и снова идти к воде было лень. Я лежал и отчётливо ощущал каждую выпуклость под собой — это вызывало лёгкое неудобство. Нужно будет поработать над ровностью дна, сделал я себе пометку на будущее. Но при всем при том уже сейчас был бесконечно благодарен своему тенистому убежищу. Тем временем меня начинал заволакивать сон. Основательный, желанный и, кажется, неизбежный. И правда, что-то утомился, пока рассказывал. Будто проживал всё заново. Очень уж это энергозатратное дело — откровенно рассказывать о своей жизни. Я повернулся на бок. И принялся медленно водить ладонью по бугристой почве. В этом укромном месте я чувствовал себя в абсолютной безопасности. Поэтому мне хотелось передать это благостное состояние земле. С помощью прикосновений поблагодарить её. Наверное, я это делал, уже будучи спящим. Или в полуосознанной дремоте, когда фрагменты сна начинают врываться в действительность и сопровождаться внезапными движениями конечностей. Да и действительность ли это вообще?.. — Спасибо, — прошептал я с закрытыми глазами. Рука продолжала поглаживать землю. Внезапно мои губы потянулись вниз. Лицо оказалось вблизи от прохладной поверхности. — Спокойной ночи, — прошептал я ещё тише. И коснулся земли губами. Я поцеловал её. И уснул. * Дома бывают разные. У меня за всю мою непродолжительную жизнь было аж четыре дома. Первый, второй, третий — в реальности; четвёртый — в душе. Первые три, конечно, назвать домом можно только с большой натяжкой. Дом ребёнка, детдом и дурдом. Последние два — настолько созвучны по звуку и духу, что хоть смейся, хоть плачь. А четвёртым был тот, о котором я мечтал. Тот, который представлял я силой своей отчаянной фантазии. И это дом, в котором было что-то очень дорогое. Родное. То, что, пожалуй, и не выговорить словами. Разве что — слезами. Это тепло. Человеческое. Обнимающее. Всё понимающее. И… любящее. И я искал такой дом. Дом, которого у меня никогда не было в реальности. Я безумно мечтал о нём. Представлял его во всех мельчайших деталях. И всегда видел её в нём. Её — родную, красивую, улыбающуюся. Её — протягивающую мне свои нежные руки. Её — ради которой стоит жить. Бежать. Искать. Падать. Снова вставать. И снова бежать. М а м а. Чтобы быть вместе с ней, я готов был на всё… Нередко мне снился такой дом. И во сне обычно я оказываюсь перед его высокой дверью. Рука моя, маленькая, тонкая и бледная, как у младенца, поднимается и нервно стучит по жёсткому, истёртому дереву. Мамочка, милая, открой! Я пришёл! Наконец, я пришел. Теперь мы будем вместе. Всегда! Вот же я. Открой, мамочка. Пожалуйста. Почему не подходишь к двери?.. Ведь ты там! Я знаю, ты там. Ты слышишь меня. Пожалуйста, открой же скорее! Мне страшно здесь одному! Мамочка! Мне очень страшно. Забери меня отсюда. Слышишь, мама?.. Не оставляй меня здесь! Прошу, мама! МАМААААА!.. * — Доброе… время! — жизнерадостно воскликнул голос. Я неохотно повернулся и лёг на спину. Ева сидела на корточках у ямы и внимательно смотрела сверху на меня. Подол сарафана, который уже изрядно пригрязнился, обнажал её белые сандалики и кончики пальцев. — Ты уже тут… — пробормотал я, приподнимаясь и протирая ладонью лицо. Чувствовал я себя вовсе не отдохнувшим, а наоборот. Будто долгое время усердно бился обо что-то твёрдое. Сильно трещала голова. Венок сполз назад и шлепнулся на землю. Я взял его — и заметил слабые вмятины в земле. На том самом месте, где во время сна лежала правая рука. — Я вся заинтригована и жду продолжения истории! — оживлённо заговорила Ева. — Такая завязка, такой сюжет! Ты прям отменный рассказчик. — Я раньше хотел… писателем стать, — проговорил я бессвязно, вылезая из ямы. Возвратив Еве венок, я сразу же направился к воде ополоснуть лицо. Может, хоть это вернёт мне дееспособное состояние.