Я отдаляюсь всё дальше. Валерия уже не вижу. Туман повсюду. В руках — оба конверта. Вдруг, сам того не понимая, я срываюсь с места. Позади с грохотом падает стул. Кто-то кричит в мою сторону. Это Валерий. Но слов не разобрать. Слова вязнут в тяжёлом и невыносимом пространстве-времени. Всё вязнет в нём и однажды умирает. Навечно. Ты предала меня! Ты оставила меня. Оставила навсегда. Я собирался увидеть тебя, обнять, простить… Но ты… просто взяла и умерла? Да как ты посмела умереть?! Как ты только посмела это сделать? Я тебя ненавижу, тварь! Я уже собирался тебя простить, слышишь? Я был готов это сделать! Всё, всё, что тебе было нужно — это всего лишь жить. Жить! Всё остальное я сделал бы сам. Как ты посмела уйти? Как ты посмела оставить меня?! Я ненавижу тебя! Теперь — по-настоящему! НЕНАВИЖУ!!! * Выскакиваю из кафе и врезаюсь в какого-то парня с девушкой. В ответ получаю сильный толчок. Падаю на землю, слышу грозный мат. Быстро поднимаюсь и срываюсь на бег. Дальше. Подальше отсюда. Толпы людей, говор, бессмыслица! Куда все эти черви ползут?! Уроды! Всюду уроды! Чтоб вы все сдохли, твари! Мир шатается. Трясётся. Ноги подкашиваются. Земля носится по дуге. Несколько раз я снова чуть не падаю. Ничего не вижу. В голове только одна мысль. О легенде про Верхнегорский мост. Мне нужно туда. Срочно! Добегаю до остановки. Нужный мне автобус как раз трогается с места. Я что-то кричу ему изо всех сил. Он останавливается. Вбегаю в его салон. Быстро прохожу в заднюю часть, где сидит какая-то деваха. Падаю на кресло. Та городская легенда… Мне нужно туда, к мосту… Скорее! Из правой ладони хлещет кровь. Но вроде бы никто не обращает внимания. Да и никого нет. Только эта, что пялится на меня. Ну и пусть. Мне, пожалуйста, к мосту — и побыстрее! Плачу вдвойне! Теперь уже нет смысла экономить. Теперь уже всё иначе. Один диалог с человеком — и такой крутой поворот собы… Что? что такое? — Извините… С вами всё в порядке? У вас кровь… …Ведь наверняка же по мне видно, что я сейчас не в духе. Наверняка же понятно, что лучше меня сейчас не трогать. Но ИМЕННО В ЭТОТ МОМЕНТ ЭТОЙ ДУРЕ ПРИСПИЧИЛО КО МНЕ ПОДОЙТИ! Я бросаю на неё злобный взгляд. Если бы он мог её убить, испепелить, раскромсать на миллиард кусочков, то я был бы этому несказанно рад. Девушка продолжает стоять рядом. Озабоченное лицо. Встревоженные глаза. Быстро поправляет выбившуюся прядь тёмных волос… И чего же тебе не сидится молча, овца темноволосая?! — Вы куда едете, милочка? — спрашиваю я её хрипом. — Я?.. — робко отвечает она. — На автовокзал… — ВОТ И ВАЛИТЕ В ВАШ АВТОВОКЗАЛ! — взрываюсь я криком. Она в страхе падает назад, на соседнее кресло. — Вон, как раз следующая!! — Как?.. Как следующая? — бормочет она. — Уже? — Следующая-следующая! — Я делаю нервный жест в сторону выхода. Автобус в этот момент как раз тормозит у остановки. Девушка, схватив большую дорожную сумку, вскакивает и быстро несётся к передним дверям. Там впопыхах расплачивается за проезд. Когда она выбегает из салона и двери за ней закрываются, я вдруг понимаю, что ошибся. Дал ей ложную информацию. Автовокзал будет на следующей, а не на этой остановке. «А! Ну и чёрт с ней. Сама разберётся. Нечего садиться в автобус, если не знаешь остановок, дура проклятая!» — делаю я молча отмашку кровоточащей рукой и поворачиваю голову к окну. И в следующий миг сердце моё останавливается. Та самая девушка, растерянно оглядываясь и перебегая дорогу, попадает в эпицентр какого-то сиюсекундного переполоха. Вереница густого напряжения быстро прокатывается по воздуху. Раздвигая все остальные звуки мира, выстреливает пронзительный визг тормозов и… раздаётся чёткий звук плотного удара. Синий седан, проехав ещё несколько метров, останавливается. На его лобовом стекле — глубокая вмятина и тёмно-алые разводы. Казалось, я умер. Но нет. Не умер. Продолжаю сидеть в автобусе и ехать дальше. Жизнь продолжает идти своим чередом, и даже лежащее на асфальте тело девушки не может её остановить. Автобус вскоре поворачивает — и место душераздирающего происшествия скрывается из виду. Я хватаюсь за грудь. Начинаю с болью откашливаться. Всё это время, оказывается, абсолютно не дышал. Теперь же, бешено стараясь компенсировать отсутствие воздуха в лёгких, чуть не задыхаюсь. Боль в груди такая, хоть глотку себе перерезай. И стук внутри такой, словно кто-то изо всех сил долбится в дверь твоей комнаты, предварительно выключив в ней свет. У нас так в детдомовском туалете часто шутили. Но сейчас всё это были не шутки. Что же я, чёрт подери, наделал… Глава 10 Под большими валунами открывалась глубокая пещера. Настоящая пропасть. Там, где-то на её дне шумела подземная речка, которая затем под силой своего бешеного течения извергалась в широкую Верхнегорскую реку. По слухам, именно в этой пещере разлагались трупы всех пропавших здесь людей. Я же сомневался, что такое быстрое течение позволило бы хоть чему-то уйти ко дну. Оно бы тут же подхватило и потащило всякого бедолагу через эти тёмные подземные скалистые тоннели, чтобы затем выплюнуть в Верхнегорскую. Эта быстротечная речка в пещере была похожа на жизнь. Неслась так же стремительно, неуклюже, свирепо, тревожно и опасно. Я, в принципе, понимал теперь, что двигало людьми, решившимися пойти ко дну этого зловещего места… Там на глубине имелось какое-то особое притяжение. Казалось, можно сигануть туда вниз головой — и ничего с тобой не будет. Как будто этот полный энергии поток и должен подхватить тебя, чтобы унести куда-то подальше отсюда. Куда-то к новой жизни. К жизни, намного отличающейся от твоей нынешней. Да. Эта пещера виделась спасением от всех бед. Эдакая кроличья нора для самых смелых «Алис», не боящихся встретиться с говорящими кроликами, танцующими чайниками и… со смертью. …За городом всё было иначе. Другие запахи, другие пейзажи. И нет людей. Лишь я. Недалеко от заброшенного моста, что пролегал над Верхнегорской рекой. Словно подбитый какой-то болезнью, он был весь покрыт ржавой сыпью и, казалось, вот-вот не выдержит и рухнет. Дорога, на которой он пролегал, уже давно не использовалась. Построили другую: в объезд. По ней я и приехал сюда. Неподалёку от моста как раз находились эти самые огромные камни. Под ними, на глубине метров десяти, нёсся поток безымянной речки. Эта пещера — особое место. Именно здесь, по легенде, пропало больше сотни людей. Поговаривали даже, что некие учёные изучали данный феномен. А может, это всё лишь городские байки, каковых огромное множество, чтобы запугивать ночами детские умы. Особенно — детдомовские, когда объявлен отбой, а спать никому не хочется. Но, так или иначе, я здесь. Меня сильно рвало. Склонившись над опасной дырой в пещеру, я опустил голову в тёмную пропасть. Всхлипнул. Затем не выдержал и заплакал. Через мгновение, откинувшись на спину, стал биться в слезах. Перед глазами не исчезал образ девушки… Той самой — распростёртой на асфальте. Жуткая вмятина на лобовом стекле… Визг тормозов, до сих пор звенящий в ушах… Я не мог оторваться от этих мыслей! Автовокзал был через одну остановку, а не на следующей. Через одну! И о чём я только думал, когда отвечал ей!.. Но в том-то и дело, что в ту минуту я ни о чём думать не мог. В голове кричала только одна мысль — это место. Вот эта самая пещера, уходящая в черноту, где клокотала речка. Спрыгнуть бы сейчас туда — и дело с концом. Так и планировал. Но… дорожный инцидент не отпускал меня. Он плотно схватился сзади за мои плечи ледяными пальцами и, прислонившись к самому уху, шептал: «Ты не смеешь! Не смеешь уйти сейчас, пока не узнаешь о судьбе той бедняжки. Ты виновен в аварии. С твоих слов она вышла не на той остановке. Так что это только твоя вина. Твоя!» Меня снова вырвало. И я опять склонился над дырой. Ещё не переваренная гречневая каша слизью сползала в бездну, куда планировал я сам, но пока, словно на разведку, отправлял только часть себя — свои рвотные излияния. Дрожь крепко обтянула тело. Руки бешено тряслись. Голову резала острая боль. В ушах отчётливо слышался всё тот же невыносимо громкий визг тормозов, которые всё равно не смогут предотвратить страшной беды… Чёрт! Как невыносимо! Да… Я не могу… Никак не могу сейчас осуществить то, ради чего приехал… Нужно вернуться обратно. И узнать, что с ней сталось. Быть может, и правда жива и здорова?.. Хотя что за ересь. После такого металлического удара по хрупкому телу здоровым уже, как ни пытайся, всё равно не останешься… Когда приступ рвоты отступил, я отодвинулся от дыры. И вспомнил о двух конвертах, что торчали из левого кармана джинсов. Присел. Ноющей, но уже с запекшейся кровью рукой вынул их. Её письмо отложил в сторону. Сейчас не время. А во втором нашёл пятьдесят тысяч рублей. Валерий… Как благородно с его стороны. Я держал в руке купюры и смотрел, как ветер теребит их кончики. Смотрел и думал, что я сейчас — точно как один из этих кончиков. Трепыхаюсь под воздействием могучей внешней силы. И так же — на самом деле — ничего не стою. Всего лишь — придуманная концепция для организации человечества. И так же — однажды кончусь. Буду истрачен. Или жизнь разменяет меня на других людей. Но сегодня… сегодня, выходит, я сам разменял свою жизнь жизнью незнакомой мне девушки? Бред… Что за абсурд в моей больной голове?.. Или всё-таки я чего-нибудь да стою? Но вот только как это понять? Наверное, только по тому, способен ли я довести до конца самое главное… Ведь так бывает, что в момент сильной эмоциональной встряски, поднявшейся злобы или ненависти к кому-то, ты наполняешься чрезвычайной решимостью действовать. Действовать, чтобы непременно изменить эту напряжённую ситуацию. Пусть даже не сейчас — из-за отсутствия возможностей, — а в будущем. Наполняешься такой решимостью, что свято клянёшься себе в эти импульсивные секунды, что никогда не забудешь этого чувства. И того, кто его вызвал. Клянёшься, что оно непременно сохранится в тебе до конца. Но проходит время — час, день, — и эмоциональное топливо испаряется. И как бы ты ни старался воскресить чувство решительной бойкости, само по себе оно уже мертво. Это начинает раздражать. Ведь энергии для конкретных шагов уже попросту нет. Неоткуда брать. И весь тот пыл, то обещание самому себе бесследно исчезает. И становится невыносимо обидно. Начинаешь чувствовать себя слабаком, ничтожеством, не способным даже удержать до конца свои чувства в силе. Не способным поддерживать огонь страсти, чтобы, как себе поклялся, непременно что-то сделать, изменить. Именно поэтому я закопал конверт с письмом в землю. Неподалёку от пещеры. Чтобы обязательно вернуться и завершить начатое. Чтобы намерение, с которым я сюда прибыл, не рассеялось, а цепко держалось за это письмо. Оно станет последним, что я прочту на этом свете. Я убрал конверт с деньгами в карман. И снова подошёл к дыре. Взглянул ещё раз в чёрную глубокую пещеру. Затем, шатаясь, двинулся обратно к дороге… * Повсюду сновали люди в белых халатах. Повсюду тот самый отвратительный запах, который пробивает носоглотку до сморщивания и напоминает о не самых приятных мгновениях детства. Напоминает стоматолога и его маленькое сверлящее устройство, грозно надвигающееся к твоему рту. Напоминает предчувствие яркой и пронзительной боли. Напоминает бездушные лица, у которых видны одни лишь глаза сквозь стёклышки очков, отражающих холодный свет люминесцентных ламп. Ощущение, будто находишься в экспериментальной лаборатории пришельцев, где тебя подвергают насильственному изучению. Противно, страшно, холодно, хочется скорее дать дёру — а запах всё держит и продолжает пропитывать изнутри. Продолжает выворачивать наизнанку все самые отвратительные мысли и чувства… Мимо пронеслись носилки на колёсах. Два медработника спешно кого-то везли. Я, затаив дыхание, вскочил. Нет, не она… И снова опустился на скамью. Не знаю, сколько я так просидел. Но когда проснулся, на противоположной скамейке кто-то сидел. Она заметила, что я открыл глаза. И тут же спрятала взгляд, будто совершила что-то противозаконное. — Который час? — спросил я, массируя затёкшую шею рукой. Она повернула голову влево, к висевшим на стене часам. — Шесть часов.