«Где я?» Айникки проснулась внезапно, словно ее окликнули. Тяжелое оцепенение прошло, голова была ясная и свежая. Она почувствовала, что улежит на спине на чем-то твердом. Ногам было холодно. Девушка приоткрыла глаза. Над головой чернел низкий потолок. Пахло травами и горячей водой. «Я лежу на столе, – сообразила она. – Кто снял с меня юбку?!» Айникки резко подняла голову – и увидела Локку. Знахарка стояла прямо напротив нее, держа в руке нечто вроде железной ложки на длинной черенке. И этой ложкой явно собиралась залезть ей между ног! Так вот как она вытравляет бабам нежеланный плод! К счастью, полагаясь на сонное зелье, Локка не догадалась ее связать. Как только их глаза встретились, Айникки изо всех сил лягнула старуху пяткой в нос. Локка охнула и упала, зловещая ложка с лязгом покатилась по полу. Айникки вскочила со стола, кинулась прочь из избы. Небо уже светлело на востоке – видно, она провела в доме Локки немало времени. Убедившись, что Локка не преследует ее, Айникки остановилась и, тяжело дыша, принялась поправлять одежду. Старуха сняла с нее юбку – спасибо, хоть рубашку оставила. «И куда я сейчас пойду? – подумала Айникки. – Явлюсь домой в одной рубашке, простоволосая, под утро… Да отец с меня шкуру спустит! Была не была, расскажу родителям всё: и про беременность, и про Локку – и все ее бредни передам…» Айникки дошла до поворота, откуда уже виднелся в предрассветных сумерках ее дом – и остановилась. Ей вдруг подумалось, что она в самом деле на распутье – и от того, куда она сейчас свернет, зависит не только ее судьба. Допустим, сделает она как задумала: пойдет, разбудит родителей и перескажет слова Локки – всё как есть. Отец, конечно, разгневается, но травить плод не позволит. Ильмо ему в доме и даром не нужен, а наследник, которого он с младенчества воспитает должным образом, – почему бы нет? Локку, конечно, и слушать не станет. Выставит на посмешище. А если упрямая знахарка открыто объявит, что проклятие – на их семье… О, тут Локке придется совсем плохо. Они и так уж давно не ладили. Отец часто говорил, что Локка забрала себе больно много власти. Это в самом деле было так: все ее побаивались, многие – поддерживали. И что начнется тогда? Самое страшное, что можно вообразить, – междоусобица, род расколется надвое. Если одолеют сторонники Локки, семья Антеро будет изгнана – в лучшем случае. А если, что более вероятно, победит отец? Без знахарки роду будет непросто. Кто передаст волю предков? Кто предупредит о грядущей опасности? Кто будет лечить травами и заговаривать болезни? И останутся они дальше жить без колдуньи, брошенные богами, под властью старосты – приспешника проклятого братоубийцы. Дожидаясь скорой и теперь уже неотвратимой гибели. Но что делать? Можно ли спасти род Калева, не убивая нерожденное дитя? И Ильмо так далеко – ничем не поможет, даже советом… «Вяйно!» – неожиданно вспомнила Айникки – и ей сразу полегчало. Недаром Ильмо, уходя в Похъёлу, советовал ей перебраться к нему жить. А она вот задержалась. После того памятного гадания и ухода Ильмо отец и мать совершенно переменились. Ни единого недоброго слова о суженом Айникки не слышала, одни похвалы его отваге и молодечеству. И о ней самой так заботились, так лелеяли, что она и подумала – зачем ей переезжать к старому колдуну, если дома стало так хорошо? «Надо было послушать Ильмо, – подумала Айникки с запоздалым раскаянием. – Разнежилась под родительским крылышком… А живи я у Вяйно, небось кукла Ильматар не заговорила бы со мной!» Айникки решительно отвернулась от отчего дома. На миг ей стало страшно. Вдруг Вяйно скажет ей то же самое, что Локка? «Не скажет, – подумала она. – Он ведь пообещал Ильмо меня защитить. А потом, Вяйно знаменитый чародей! Что ему стоит снять проклятие с рода Калева?» Небо над рекой начало розоветь. Скоро взойдет солнце… И с первыми его лучами Локка наверняка поспешит к Антеро. Значит, бежать надо прямо сейчас. «Пусть лучше все они будут против меня, чем друг против друга», – решила Айникки и пошла прочь из Калева. Босая, простоволосая, в одной рубашке… А ночи были холодны, и перед рассветом на траве часто лежал иней. «Ничего, – утешила себя Айникки, ускоряя шаг. – Побегу быстрее, так и согреюсь». И побежала. Глава 5 Кто-то ходит вокруг На следующее утро, отоспавшись после вчерашних страстей, Ильмо и его спутники отправились дальше. Тихое озеро, которым обернулась зачарованная топь, оказалось последним препятствием на их пути. Сразу за ним сырые мхи сменились черничниками, ельники – борами, растущими на пологих песчаных склонах. Начинались предгорья. Впереди вставали лесистые отроги длинной гряды, что отделяла Похъёлу от мира людей. Несмотря на то что дорога вела в гору, путешественники шагали бодро, болтая и перебрасываясь шутками на ходу. После приключения на болоте их радовало всё – и солнце, пригревающее в полдень, и даже ночной холод. Еще бы – чудом спаслись от мерзкой смерти. Никто не сомневался, что, если бы не догадливость Ильмо, кикимора так или иначе погубила бы их. …Придя в себя, Ильмо сразу же рассказал друзьям, о чем беседовал под землей с призраком девушки-туна. – Вяйно ведь как-то упоминал, что только двое райденов добирались до самых Врат Похъёлы – он и Тиира. Но едва ли Вяйно стал бы пытать врагов. Тут-то я и догадался насчет Тииры. Что его имя на древнем языке значит «чайка», я уж потом вспомнил. – И тут этот Тиира нам всем подгадил! – заключил Ахти. – А мне вот что любопытно, – сказал Аке. – Границу мы перешли – значит, эти земли принадлежат Похъёле. Так почему же Лоухи не освободила эту девушку, если ее посмертие для тунов так ужасно? – Может, она не знала, – ответил Йокахайнен. – А может, знала – но сочла, что зачарованная трясина на границе для нее полезнее, чем какая-то там девчонка, погибшая десятилетия, а может, и столетия назад. Это вполне в духе Лоухи. К тому же мертвая колдунья наверняка была не из ее клана… – Эх, жалко, Вяйно с нами нет, – сказал Ильмо. – Мне бы очень хотелось узнать, как она ухитрилась разделить свою душу надвое и породить эту кикимору… – О какой из душ ты говоришь? Есть лиль – Дыхание, а есть ис – Тень. Так говорят наши нойды. Лиль дана тебе от рождения как бы взаймы. После смерти она сразу покинет тебя и вселится в новорожденного ребенка, потому что ее притягивает юная жизнь. Ис же уходит от тебя во сне и в болезни, странствуя в образе полярной совы. Но после твоей смерти ис отправится вместе с тобой в Хорн – или, у вас, в Маналу, – где проживет еще столько же, сколько ты прожил на земле. А потом начнет перерождаться, таять, понемногу превращаясь в животное, потом в рыбу, потом в водяного жучка… и наконец – исчезнет совсем… – А кости-то в яме были человеческие, – заметил Калли, с любопытством слушавший разговор о тайнах бытия. – Да, я тоже это заметил, – кивнул Ильмо. – Но я разговаривал с призраком девушки-туна… – Ничего удивительного, – тут же отозвался Йокахайнен. – Туны сотворены магией Калмы не из воздуха и не из северных птиц, а из какого-то человеческого племени – может, и вашего. По их легендам, прародительница тунов пришла с юга, и крыльев у нее не было. – И откуда ты все это знаешь, Йокахайнен! То есть, если бы похъёльцы перестали поклоняться Калме, они стали бы обычными людьми? – Может быть… День за днем они без происшествий шли через ельники и сумрачные долины, через вересковые пустоши и скалистые распадки, постепенно поднимаясь всё выше. Иной раз, оглянувшись назад с какого-нибудь крутого пригорка, Ильмо видел волнистые холмы в голубой дымке – леса, леса до края земли. Родная земля оставалась позади. Впереди вздымалась темная стена гор, перегородившая небо. И над ней, как острые волчьи клыки, – два снежных пика-близнеца Врат Похъёлы. Вскоре выдался такой теплый, солнечный день, словно опять вернулось лето. Темная зелень сосен в синем небе, запах смолы… Только в воздухе кружились принесенные откуда-то ветром маленькие зубчатые желтые листочки. Ильмо сначала показалось, что это листья земляники, но потом он с удивлением узнал в них березовые. – Горы не пускают сюда холодные ветра с севера, – объяснил всезнающий Йокахайнен. – Но как только мы перейдем на другую сторону хребта, так из лета попадем сразу в зиму. Вам даже не представить, как сурова тамошняя земля. Во внутренней Похъёле, к примеру, вообще не растут деревья – только вот этот ползучий березняк… – Что ж, будем наслаждаться теплом, пока можем, – сказал Ильмо, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхая здоровый, терпкий запах нагретой смолы, – Как здесь славно! Как будто мы и не в Похъёле. Йокахайнен фыркнул. – Ты дважды неправ. Во-первых, это не совсем Похъёла. Настоящие владения тунов начинаются за горами, сюда они не летают без крайней необходимости. Это ничьи земли, пустые и отравленные, которые Калма постепенно населяет своими рабами – вроде той кикиморы… А во-вторых, тут далеко не безопасно. Сегодня утром я проверял узелки… Неспешная беседа была нарушена громкой руганью. Ильмо нахмурился, солнечный день перестал его радовать. Снова – уже не в первый раз – разгорелась ссора между Ахти и Калли. Калли никогда не отличался покладистым нравом и не умел держать язык за зубами, а в последние дни и вовсе потерял страх, как будто нарочно нарываясь на неприятности. Аке только посмеивался в ответ на дерзкие выходки мальчишки, Йокахайнен вовсе не обращал на него внимания. Но Ахти Каукомьели был не из терпеливых. – Я не твой холоп! – доносились вопли. – Иди и собирай хворост сам! – Поговори тут, сопля! – От такого слышу! Пустомеля, бабий пересмешник! Аке, чинивший у костра прохудившийся сапог, поднял голову и захохотал. – Ильмо, твой раб ведет себя так, будто он сын ярла! Калли на миг смутился, опасливо взглянул на Ильмо, но тут же надменно задрал подбородок. – Может, и ярла! По крайней мере мой отец был воином. А твой – не знаю. Что-то я не слышал о подвигах воинов из рода Каукомьели! Только девок воровать горазды! Ахти побледнел, потянулся к рукояти меча, но опомнился и опустил руку. – Струсил? – с надеждой спросил Калли, скаля зубы. – Вот еще, марать железо о всяких там рабов. Да я тебя просто выпорю! Ахти потянулся к пряжке ремня. Калли выхватил нож. – А ну, перестали оба! – закричал Ильмо, вскакивая на ноги. – Вы что, с ума сошли! Калли, да что на тебя нашло? – Эй, в самом деле! – Аке тоже поднялся на ноги. – Ахти, дружище, – сейчас не место и не время для глупых ссор! А ты, Калли, послушай меня. Судьба воина переменчива. Многие варги за свою жизнь побывали в плену и рабстве. Может быть, когда-нибудь тебе суждено стать великим воином. Но сейчас, парень, помни свое место. – Зря стараешься, Аке, он тебя даже не слушает, – холодно сказал Ахти, поворачиваясь спиной к холопу. – Я до него еще доберусь, – прошипел Калли, неохотно убирая нож. – Начинается. Вот она, близость Похъёлы, – тихо сказал Йокахайнен. Аке озабоченно посмотрел на него. – Ишь, крысеныш! Видал я таких – не пырнул бы он Ахти в спину. А то вот еще ночью прирежет! – Он так никогда не сделает, – вступился за него Ильмо. – Правда, Калли? – Да я его, хвастуна, и днем запросто одолею! Лицо Аке вдруг просветлело – ему в голову пришла неплохая мысль. – Предлагаю вам сразиться, – сказал он. – Нет, никаких ножей и прочего. Помнишь, Ахти, как мы веселились на Лосином острове, устраивая поединки на подвешенном бревне? Ахти скорчил гримасу. – Поединок? С рабом? – Ага, струсил! – обрадовался Калли. – Так я и знал, что ты меня боишься! Место для поединка нашли поблизости, в лощине, заваленной буреломом и заросшей высоким рыжим папоротником. Аке выбрал подходящий, достаточно устойчивый сосновый ствол, упавший поперек оврага. Ахти и Калли, держа в руках длинные суковатые шесты, найденные в том же буреломе и освобожденные от мелких веток, забрались на него с разных концов.