— Здравствуйте, меня зовут Арон, я комиссар полицейского округа Стокгольм. Кажется, вы хотели связаться со мной. — Человек говорил так, будто ему скучно. Памела бросила взгляд на пустой проулок. — Я только что прочитала в «Афтонбладет» об убийстве на детской площадке… насколько я поняла, расследованием руководите вы. — Вы что-то хотели сообщить? — Мне кажется, мой муж кое-что видел, когда во вторник ночью выгуливал собаку… Он не может позвонить сам, потому что у него тяжелое психическое расстройство. — Нам надо немедленно поговорить с ним. — Теперь Бек заговорил совсем иначе. — Видите ли, разговаривать с ним очень тяжело. — Можете для начала сказать, где он сейчас? — Дома, Карлавеген, одиннадцать. Если это срочно, то я доберусь туда минут через двадцать. Памела прошла мимо контейнера и свернула на Дроттнинггатан, где ее чуть не сбил какой-то мужчина на электрическом самокате. Памела машинально извинилась. Она прошла позади Культурного центра, чтобы подняться к Регерингсгатан, но вся Брункебергсторг оказалась перекопана. Пришлось возвращаться на Дроттнинггатан. Ничего страшного, подумала Памела. Времени еще много. Через пятнадцать минут после разговора с полицейским Памела уже бежала вверх по Кунгстенгсгатан. Она задыхалась, блузка прилипла к потной спине. С тяжело бьющимся сердцем она свернула на Карлавеген, где ее взгляду открылись пять или шесть полицейских машин с включенными мигалками. Машины заблокировали всю улицу и тротуар возле ее дома. У ворот уже начали собираться любопытные. Двое полицейских в бронежилетах и с оружием наизготовку прижались к фасаду, еще двое дежурили на тротуаре. Увидев приближающуюся Памелу, один из полицейских вскинул руку, веля ей остановиться. Полицейский был низкорослый, со светлой бородой и глубоким шрамом на носу. Памела, не останавливаясь, кивнула полицейскому: ей надо поговорить с ним. — Прошу прощения, но я здесь живу, и… — Придется подождать, — перебил полицейский. — Я только хочу сказать — меня, наверное, не так поняли. Это я звонила в полицию, чтобы… Памела вдруг замолчала. Из подъезда донеслись возбужденные голоса, полицейские открыл дверь, и двое других, в шлемах и бронежилетах, выволокли Мартина, одетого в одни пижамные штаны. — Вы что делаете? — пронзительно закричала Памела. — Совсем спятили? — Успокойтесь. — Какое право вы имеете так обращаться с людьми?! Он болен, вы его напугали… Полицейский со светлой бородкой отодвинул ее в сторону. Руки у Мартина — испуганного, растерянного — были скованы за спиной наручниками. Из носа текла кровь. — Кто отдал приказ? — завизжала Памела. — Арон Бек? Позвоните ему, спросите… — Так, послушайте-ка, — перебил полицейский. — Я… — Успокойтесь и отойдите. Кровь заливала Мартину рот и подбородок. Молодая женщина — служащая галереи из их квартала — стояла по ту сторону ограждения и снимала происходящее на телефон. — Вы не понимаете, — заговорила Памела, пытаясь придать голосу хоть какую-то внушительность. — Мой муж психически больной человек, он страдает от тяжелого посттравматического расстройства. — Если вы не уйметесь, я и вас арестую, — пообещал полицейский, глядя ей в глаза. — За что? За то, что я разволновалась? Полицейские крепко держали Мартина выше локтя. Когда он споткнулся, они приподняли его. Босые ноги болтались над плитками тротуара. Мартин задохнулся от боли в плечах, но ничего не сказал. — Мартин! — позвала Памела. Мартин услышал ее, растерянно поискал глазами, но прежде чем он успел определить, где она, ему нагнули голову и усадили в машину. Памела попыталась пробиться к нему, но полицейский со светлой бородкой не дал ей отойти от кирпичного фасада. 23 В глухой допросной в полицейском участке Норрмальма пахло потом и немытыми полами. Арон Бек рассматривал человека, которого идентифицировали как Мартина Нордстрёма. Лицо в подсохшей крови, из ноздри торчит бумажный тампон. Седые волосы стоят дыбом. Цепочка наручников пропущена через толстую металлическую скобу на столе. Арестованного уже переодели в тюремные футболку и зеленые штаны. Видеокамера записывала все, что он говорил и делал. Сначала Мартин отказался отвечать, нужна ли ему поддержка адвоката. Арон повторил вопрос, но Мартин лишь покачал головой. Теперь оба сидели молча. Слышалось только тихое жужжание лампы дневного света. Лампа слегка помаргивала. Мартин то и дело пытался обернуться, словно чтобы проверить, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной. — Смотрите на меня, — сказал Арон. Мартин повернулся к Арону, мельком взглянул ему в глаза и снова уставился в стол. — Вы знаете, почему находитесь здесь? — Нет, — прошептал Мартин. — В ночь со вторника на среду вы выгуливали собаку, — начал Арон. — Около трех часов утра вы оказались на лужайке возле Высшей школы экономики. Арон сделал паузу и прибавил: — Рядом с детской площадкой. Мартин хотел подняться, но его не пустили наручники. Браслет звякнул, и Мартин резко сел. Арон подался вперед. — Не хотите рассказать, что там произошло? — Я не помню, — еле слышно произнес Мартин. — Вы помните, что были там? Мартин покачал головой. — Но что-то же вы помните? Вот и начните, расскажите, что осталось у вас в памяти. Не торопитесь. Мартин снова оглянулся через плечо, покосился под стол и выпрямился. — Мы не выйдем отсюда, пока вы не заговорите, — сказал Арон и вздохнул: Мартин оглянулся в третий раз. — Что вы ищете? — Ничего. — Почему вы встали, когда я упомянул детскую площадку у Школы экономики?