Мартин медленно покачал головой. Губы побледнели, пот катился по щекам. — На площадке кто-то есть, — сказал Эрик. Мартин ответил: — Площадки нет. — Что же вы в таком случае видите? — Ничего, кроме темноты. Может, что-то загородило ему обзор, подумал Эрик. Может, Мартин так опустил зонтик, что тот оказался у него перед глазами. — Но там чуть дальше стоит уличный фонарь. — Нет… Мартин всмотрелся в темноту, отклонил зонтик назад и почувствовал, как по спине полилась холодная вода. — Посмотрите на домик еще раз, — предложил Эрик. Мартин открыл сонные глаза и уставился в потолок. Памела пошевелилась, и кресло скрипнуло. — Он был на ЭСТ, и мне кажется, процедура как-то повлияла на память, — тихо сказала Памела. — Когда проводили процедуру? — спросил Эрик. — Позавчера. — Ладно. Повреждение памяти о событиях сразу после ЭСТ — довольно частое явление, подумал Эрик. Но в таком случае Мартин должен не просто глазеть в темноту, а пытаться отыскать туманные островки воспоминаний. — Мартин, пусть воспоминания просто появляются одно за другим, не обращайте внимания на темноту между ними… вы знаете, что стоите перед горкой, веревочной лестницей и лазалкой… но если вы их сейчас не видите — значит, вы видите что-то другое? — Нет. — Давайте расслабимся еще больше… Когда я досчитаю до нуля, ваша память откроется для всех образов, которые ассоциируются у вас с этим местом… Три, два, один… ноль. Мартин уже хотел было сказать, что ничего не видит, как вдруг обнаружил какого-то высокого человека со странной штукой на голове. Человек вышел из круга тусклого фонарного света и стоял в темноте. В жидкой грязи у его ног сидели двое мальчиков. Послышался металлический скрежет, словно кто-то крутил ключик заводной игрушки. Человек повернулся к Мартину. Одет он был как персонаж старой детской передачи, на голове цилиндр. С полей цилиндра свисал театральный занавес, потертый красный бархат скрывал лицо человека. Из-под бахромы торчали седые пряди. Человек с недоумевающим видом двинулся к Мартину. — Что вы видите? — спросил Эрик. Мартин учащенно задышал и помотал головой. — Расскажите, что вы видите. Мартин взмахнул рукой, словно пытаясь отвести удар, и с тяжелым стуком скатился на пол. Памела вскрикнула. Эрик уже помогал Мартину снова лечь на диван. Тот все еще был под гипнозом — глаза открыты, но взгляд обращен внутрь. — Вам нечего бояться, все хорошо, — успокаивающе проговорил Эрик. Он поднял с пола подушку и сунул ее Мартину под голову. — Что же случилось? — прошептала Памела. — Закройте глаза и расслабьтесь, — заговорил Эрик. — Вы в полной безопасности, вам ничто не угрожает… Я буду постепенно пробуждать вас от гипноза, и когда я закончу, вы почувствуете себя хорошо отдохнувшим. — Погоди, — сказал Йона. — Спроси его, почему он сказал, что обязан был прийти на площадку. — Я сама попросила его выгулять собаку, — ответила Памела. — Но я хочу понять, что еще могло заставить его пойти именно той дорогой и именно той ночью, — настаивал Йона. Мартин что-то пробормотал и попытался сесть. — Ложитесь. — Эрик тяжело положил руку Мартину на плечо. — Расслабьте лицо, слушайте мои слова и дышите медленно, носом… Вы помните наш разговор о том, как вы пришли к детской площадке, когда прогуливались ночью с собакой… Вы сказали, что обязаны были туда прийти. — Да… Рот у Мартина растянулся в напряженной улыбке, руки задрожали. — Кто сказал вам, что вы обязаны пойти именно этой дорогой? — Никто, — прошептал Мартин. — Кто-нибудь упоминал о детской площадке до того, как вы туда пришли? — Да. — Кто? — Примус… Он сидел в кабинке с телефоном и… разговаривал с Цезарем. — Может быть, вы… расскажете, о чем они говорили? — О разном. — Вы слышали обоих — и Примуса, и Цезаря? — Только Примуса. — Что именно он говорил? — «Это уже слишком», — мрачно проговорил Мартин и замолчал. Губы у него задвигались, но Эрик услышал только слабый шепот. Наконец Мартин открыл глаза, невидяще посмотрел перед собой и повторил слова Примуса: — «Я, конечно, обещал помогать тебе, Цезарь… но пойти на детскую площадку и отпилить Йенни ноги, пока она там подергивается…» Мартин резко замолчал. Издав страдальческий звук, он поднялся, пошатнулся, опрокинул лампу, сделал шаг, другой, и его вырвало на пол. 46 Йона в сопровождении санитарки быстро прошагал по коридору, подождал, когда она введет код, и следом за ней вошел в административное крыло. Под потолком тихо гудел кондиционер. Было совершенно ясно, что Мартин слышал и видел гораздо больше, чем сумел рассказать. Но и то немногое, что выяснилось, могло оказаться решающим для расследования. Что-то повернулось у Йоны в душе — как когда ворошат затухающие уже угли и огонь разгорается снова. Расследование вошло в новую фазу. Неожиданно у полиции оказалось два имени, связанные с убийством. Никто из санитаров и медсестер психиатрического отделения, с которыми успел поговорить Йона, не помнил пациента по имени Цезарь. Зато Примус Бенгтсон последние пять лет попадал в отделение довольно часто.