— Они отказываются контактировать с полицией, — сказал он. — Я их понимаю, мы так и не смогли найти Йенни. А теперь ее больше нет в живых. — А вдруг они рассказали не все? Это ведь один и тот же убийца. Вдруг он и их тоже запугивал, требовал, чтобы они не звали полицию на помощь… может, они поэтому и ушли в тень. — Да, у меня была такая мысль, но… — Может, им… простите, что перебиваю, но… может, им кто-то прислал по почте фотографию Йенни незадолго до ее исчезновения. А текст на обороте они не заметили, там буквы микроскопические. — Они бросают трубку, когда мы звоним, — признался комиссар. — Не хотят иметь никаких дел с полицией. — А что, если с ними свяжусь я? — Памела не успела даже обдумать последствий своего предложения. — Думаю, будет то же самое. — А вдруг… если я сделаю так, что они хоть немного меня послушают, вдруг они осознают, что речь идет о жизни еще одной девушки. После разговора с Йоной Памела зашла на сайт «Катринехольмс Курирен», щелкнула по вкладке «Некрологи» и пролистала немного вниз. В сообщении о смерти Йенни Линд были указаны число и время панихиды. 54 Мия очнулась на бетонном полу клетки. Воспоминания о тряской поездке в грузовике казались ей сном. Рот был заклеен, руки и ноги стянуты черными пластиковыми ремешками. Мии постоянно давали снотворное, и она перестала понимать, долго ли они ехали, прежде чем машина остановилась. Мия четко помнила, как сидит на бетонном столбике возле автозаправки. Она ждала Понтуса, когда перед ней остановилась тяжелая фура. Фура оказалась ловушкой. Водитель бросил на землю кошелек и зашел за прицеп. Может, он и не ждал, что она полезет за кошельком, все равно увез бы ее. Но когда Мия растянулась под тягачом, она стала легкой добычей. Ни убежать, ни защититься. Ее ударили, прижали к лицу тряпку и, наверное, что-то вкололи. Мия не знала, как оказалась в клетке. В голове мелькнули обрывочные воспоминания: двор и какие-то длинные одноэтажные строения. Она еще не полностью пришла в себя, когда почувствовала, что ей к затылку прижали что-то странно холодное. Через несколько часов под волосами началось щекотное покалывание, и еще пару дней были ощущения почти как от ожога. Мии, как и всем остальным, поставили клеймо. И вот она лежит на бетонном полу на грязной соломе, под головой вместо подушки скатанная парка. Мия приподняла голову и отпила из пластиковой бутылки. От пальцев все еще пахло гамбургером. Солнце уже взошло, и жестяная крыша барака пощелкивала. Вчера здесь было так жарко, что в висках стучало. Одежда намокла от пота и просохла только к середине ночи. — Сегодня что, инспекции не будет? — спросила Мия. — Вот она, идет, — ответила Ким. — Тихо! — шикнула из своей клетки Бленда. Мия подняла глаза. За решеткой клетки светится по периметру запертая дверь в торце барака, в проходе кормушка с хлебом и кукурузой, на стене висит аптечка. Девушке, с которой Мия делила клетку, было двадцать два года, ее звали Ким, точнее — Кимбелл. Ее родители были родом из Мексики, но Ким родилась и выросла в Мальмё. Ее похитили, когда ее гандбольная команда направлялась на турнир. Ким походила на мать, только лицо у нее было гораздо худее. На решетке каждой клетки висели полароидные фотографии родителей, братьев или сестер. Маму Ким сфотографировали в кровати. Она, видимо, проснулась за секунду до того, как вспышка осветила спальню. Глаза расширены, рот испуганно, растерянно приоткрыт. Памелу сфотографировали в зеркале, сквозь решетку лифта. Цезарь явно не знает, что заявление Памелы отклонили. Мия расспрашивала Ким, но так и не поняла, по какой причине с ними все это случилось, почему их заперли в клетки и есть ли у тюремщиков какая-то дальнейшая цель. Похоже, бабушка делала для Цезаря все. Иногда она садилась за руль фуры и на целый день исчезала. Из-за жестокости и черной кожаной куртки Мия, наверное, и решила, что ее увез мужчина. Теперь она понимала, что это была бабушка. Иногда бабушка привозила новых девушек. Никого из них, похоже, никуда не продавали. Отсюда был один выход — смерть. Ким не знала, сколько времени существует эта «ферма». Она попала сюда два года назад; тогда здесь жила девушка по имени Ингеборг. Ингеборг к тому моменту провела на «ферме» семь лет. Дни здесь текли однообразно, ничего особенного не происходило. Женщины вели подневольную жизнь, пару раз в месяц появлялся на сером «валианте» Цезарь и насиловал кого-нибудь из них. Еще недавно избранные жили в главном доме, носили дорогую одежду и золотые украшения, но после неудавшегося побега Йенни Линд Цезарь впал в крайнюю жестокость и запер всех насельниц своего хозяйства в клетки. Все знали, что у Цезаря связи в полиции. По словам Бленды, Йенни, видимо, считала, что в Стокгольме ей ничего не будет угрожать и она позвонит в службу спасения. Девочки видели фотографии, сделанные той дождливой ночью, когда Йенни постигла кара. На первом снимке она, похоже, верила, что ее простят. Потом — борьба за жизнь, выкаченные глаза, напряженный рот, кровь струится по шее. И вот, наконец, тяжело обвисшее тело. По словам Ким, бабушка переменилась. Поначалу она бывала доброй, иногда называла их «мои сладенькие», а теперь вечно ходит суровая и злая. У бабушки имелась палка с ядовитым шипом. Если шип воткнется глубоко, то уснешь на несколько часов. Если он тебя оцарапает или ампула окажется неполной, то просто ненадолго ослепнешь. Мия спрашивала, нельзя ли как-нибудь обманом заставить Цезаря пожалеть их, отпустить на свободу, но все в один голос ответили: он гораздо хуже бабушки. Именно Цезарь распоряжается их судьбой. На прошлой неделе он разгневался на Аманду и убил ее. Рассказывая об этом, Ким плакала и твердила, что все было как в кошмарном сне. Снаружи донесся собачий лай; в другом бараке пронзительно кричала женщина — она явно не могла сдерживаться. Ким заскулила от страха, и Мия взяла ее за руку. — Все будет хорошо, если мы доверимся Господу, — сказала Бленда. Бленда, старшая из девушек, старалась помочь им приспособиться, заботилась, чтобы с ними не случилось ничего ужасного. Она, как старшая сестра, следила, чтобы они мылись по возможности как следует, заставляла их есть и пить, не обращая внимания на вкус еды. Соседкой Бленды по клетке была румынка Ралука. Девушка не говорила по-шведски, в ее распоряжении были только несколько английских слов и немецких фраз. Ралука называла бабушку Бабой-Ягой, как будто и раньше ее знала. — Сядьте, она идет, — сказала Бленда. Проскрипела и стихла бабушкина тачка. Тяжело сопела собака. Бабушка принялась кидать еду в корыто. — Всегда мечтала о бабушке, — пошутила Мия. — Тихо ты. — Баба-Яга, — прошептала Ралука и сжалась в комок. Бабушка прислонила засов к стене и открыла дверь, впустив в барак ослепительный солнечный свет. В воздухе заплясала пыль. Поставив корыто на рабочий стол, бабушка взяла палку и подошла к клеткам. Открыла дверцу первой и впустила туда собаку. На Ким были грязные красные шорты и футболка с изображением Леди Гаги. Собака подошла к ней, и девушка раздвинула ноги. Ким сидела опустив глаза, с отсутствующим лицом. Собака обнюхала ее, отвернулась, облизала нос и перешла к Мии. Мия скрестила ноги, глядя на бабушку. Собака сунула нос ей в промежность и убралась из клетки.