— Я свое уже отработала… Столько раз ему отсасывала — и вот эволюционные последствия, — сказала Ульрика и продемонстрировала зубы. Молодую женщину, которая выпала из окна, звали Лена Стридсшёльд, а шестилетний мальчик был ее сыном. Ни женщина, ни мальчик не пострадали. Мальчиком уже занялись социальные службы, а Лену, как и Ульрику с оставшимся в живых телохранителем, препроводили в следственный изолятор Крунуберг. — Суд потребует заключить вас под стражу за попытку убийства, — сказал Йона. — Да бросьте, — вздохнула Ульрика. — Это была самооборона. Вы тайком проникли ко мне в дом — что я должна была подумать? Вы же не представились, жетон не показали… Я решила, что меня сейчас изнасилуют и отпилят мне ноги. — Но произошло совсем иное. Одному из бойцов специальной бригады выстрелили в голову, и он скончался на месте. Стрелка, в свою очередь, ликвидировал спустя десять секунд другой полицейский. Состояние Арона было тяжелым, но стабильным. Йона спас его, вставив ему в горло обрезок душевого шланга и тем самым позволив ему дышать. Мии в доме не оказалось, и Марго чувствовала себя обманутой. Специальная бригада уже подала на нее заявление, и по поводу штурма ожидалось внутреннее расследование. — Вы мне ключицу сломали. — Ульрика жестом указала на перевязь. — Срастется. — Вы что, врач? Йона поставил на столик две глубокие тарелки с кукурузным супом, положил ложки, поставил стаканы, распечатал десертные тарелки, на которых лежали бутерброды с сыром, не забыл о салфетках. — Поедим, пока не остыло? — предложил он. Новейшие допросные техники рекомендуют начинать слушать подозреваемого сразу же. Йона, в отличие от большинства коллег, относился к этой рекомендации со всей серьезностью. Сейчас он старался заставить Ульрику сказать как можно больше — так, чтобы она вдруг поняла, что утаивать остальное уже бессмысленно. Йона отложил ложку и посмотрел на Ульрику. — Вкусно. Та взяла ложку, помешала в тарелке, попробовала. — Если я буду сотрудничать с вами, что я за это получу? — спросила она и салфеткой вытерла рот. — Насколько вы готовы сотрудничать? — Я расскажу все, если меня не будут судить и обеспечат мне новое имя, новый личный номер и все документы. — Все — это сколько? — Йона взял с тарелки бутерброд. — За многие годы я видела и слышала достаточно. — Нам известно, что Клуб занимается торговлей наркотиками, отмыванием денег и рэкетом. — Как правило. — Ульрика проглотила еще ложку супа. — А не похищают ли они молодых женщин с какими-то своими целями? Не знаете? Ульрика со стуком задела ложкой о кривые зубы. — Они не занимаются торговлей живым товаром, если вы об этом. — Может быть, Стефан не все вам рассказывал. — Стефан — просто зубрила, который в детстве попал в плохую компанию. Считает себя крутым, если прежде чем сесть за стол, выкладывает на него пистолет… Йона доел бутерброд и допил яблочный сок. — Знаете такую — Йенни Линд? — Нет. Кто это? — А ваш брат знает. Ульрика подняла взгляд от тарелки. — Примус? — Да, — ответил Йона и посмотрел ей в глаза. Между бровями у Ульрики обозначилась глубокая морщина. Женщина наклонилась и снова взялась за суп. — Про Мию Андерсон не слышали? — спросил Йона. Ульрика не ответила. Наклонив тарелку, она вычерпывала ложкой остатки супа. — Прежде чем я еще что-нибудь скажу, я хочу видеть документ, — объяснила она и отложила ложку. — Какой? — Что меня не будут судить, что я получу новое имя и номер, новую жизнь. — В Швеции так не делается. Свидетельство против сообщников не избавляет человека от наказания. — Меня что, обманули? — Может быть, вы обманули сами себя. — Не в первый раз, — проворчала Ульрика. Убирая посуду, Йона думал: вот он, этот момент. Ульрика поняла, что уже выдала часть правды. Ей надо осознать, что речь идет не о торге, а о ее личном признании вины. — Может, прервемся? Если верить философу Мишелю Фуко, думал Йона, то истина не имеет отношения к власти; она имеет отношение к свободе. Признание есть освобождение. — Я напала на полицейского, который пришел ко мне в ателье, — тихо начала Ульрика. — Ударила его ножом в шею и пыталась ударить вас ножом в живот. — Кого вы так боитесь? — спросил Йона и сунул салфетки в пластиковый стаканчик. — Николича? — Стефана? Вы о чем? — Свет в доме не горит… нож в душевой, двое телохранителей. — А разве не у всех так? — улыбнулась она. — Вы боитесь Примуса? — А вы точно комиссар? Йона поставил ее тарелку на свою, положил обе ложки в тарелку и откинулся на спинку стула. — Сначала вы хотите новое имя и новый номер, теперь вам хочется остаться в тюрьме. Если вы расскажете, кого вы так боитесь, может быть, я смогу вам помочь. Ульрика смахнула со стола хлебные крошки. Какое-то время она сидела, опустив взгляд, а потом снова подняла глаза на Йону. — Есть такой человек — Цезарь, — начала Ульрика. Она качнула правой ногой, и тюремная тапка свалилась с нее, стянув за собой носок. На голени, прямо над щиколоткой, тянулась рана. Рану, видимо, совсем недавно зашили, сгустки крови между стежками почернели, и шов походил на обрезок толстой колючей проволоки. — Он спрятался у меня под кроватью, а ночью подкрался ко мне и сфотографировал. — Цезарь? — Я спала, проснулась от того, что он пытался отпилить мне ногу… Я сначала не поняла, в чем дело, было ужас как больно… Я начала орать и пинаться, но не могла отпихнуть его, он пилил дальше, вся кровать вымокла от крови… Не знаю как, но мне удалось нажать тревожную кнопку… Как только в доме завыла сигнализация, он бросил пилу, оставил на столе полароидный снимок и ушел… Черт… Ну что за человек такой? А? Псих ненормальный. Прятаться под кроватью, ноги людям отпиливать… — Вы его видели?