Зеркальный паук совсем не похож на хищника. Нет, скорее, он, с его изящным полупрозрачным тельцем и зеркальными чешуйками, напоминает крупную каплю росы, наполненную солнечным светом. И лишь в последнюю секунду жизни его жертва понимает, что убийца был рядом с самого начала. Глава 1 Его сестра сидела на скамейке у дорожки, шагах в десяти от Яна. Его сестра умерла четырнадцать лет назад. Он никогда прежде не сталкивался с галлюцинациями. Ян и подумать не мог, что его это коснется! Он был сильным – и он был полицейским, он проходил проверку каждый год, и ни один специалист не сомневался в его психической устойчивости. Но тем страшнее ему становилось сейчас, когда призрак вдруг появился перед ним без предупреждения, без причины! Да, ему было страшно, и это ослабляло. Ян уже и забыл, что такое настоящий страх, он, кажется, сто лет ничего подобного не испытывал. В прошлом году ему пришлось задержать сумасшедшего убийцу – психа, покрытого кровью, грязью, потерявшего человеческий облик. Ян хорошо запомнил момент, когда стоял там, напротив этого существа, смотрел в налитые кровью глаза и не чувствовал ровным счетом ничего. Его это не удивило, он намеренно научился не чувствовать, не бояться, не сомневаться. Наука была нелегкой, однако он справился. Так почему же сейчас выдержка изменила ему, а все барьеры, которые он так долго возводил в своей душе, рассыпались? Почему сердце начало биться так быстро, что зашумело в ушах, а в груди стало больно, словно тот нож, который псих швырнул в него год назад, вдруг долетел до цели? Почему по телу, привыкшему к напряженным тренировкам и не знавшему усталости, вдруг прошла дрожь – верная спутница слабости? Он не знал ответов. Он только и мог, что смотреть вперед, туда, где была она – и где ее не могло быть. Если бы галлюцинация была менее реалистичной, Яну, пожалуй, было бы легче. Если бы он увидел темный лес, ревущее море, если бы вспомнил место, важное для него и сестры, он бы знал, что его сознание просто затеяло какую-то извращенную игру. Так нет же! Все вокруг него оставалось прежним. Ян бегал по этому парку не первый год, он изучил каждый маршрут, каждый изгиб дорожки, каждое дерево на своем пути. Все было, как раньше… кроме молодой женщины, мирно сидящей на скамейке. Дорожка перед ним извивалась, чуть дальше она поворачивала направо, за ряды величественных старых каштанов. Слева раскинулось поле, поднимавшееся к пологому холму и заросшее высокой сочной травой – если в такую ступить, ноги скроются до самых щиколоток. Ночь была по-осеннему холодной, а день обещал баловать остатками летнего тепла, поэтому сейчас каждая травинка покрылась сотнями сияющих кристаллов росы, на которые светило утреннее солнце, белое и яркое, как прожектор. В воздухе пахло сухими листьями и мокрой землей. Поблизости никого не было… кроме нее. Ему хватило секунды, мимолетного взгляда, чтобы узнать ее. Четырнадцать лет, как оказалось, значат не так много… Это все еще была она: худое, гибкое тело, смуглая кожа, точеное лицо с высокими скулами, легкая полуулыбка, которая в детстве так раздражала Яна. Как будто сестра что-то знает, что-то важное для него, но никогда не скажет! Ее длинные волосы были собраны в хвост на затылке, за лето они выгорели и теперь казались почти белыми, как взвесь утренней росы. Его волосы тоже стали бы такими, если бы он поменьше времени проводил в кабинете… Но больше всего для Яна значили ее глаза. Светло-серые, выглядевшие почти нечеловеческими на ее смуглом лице. Глаза цвета платины, редкий оттенок, который природа дарит немногим. Точно такие же глаза, как у самого Яна. Из-за этого он не мог ошибиться или обознаться, перед ним сидела та, кто просто не мог прийти в парк! Его сестра умерла, она зарыта глубоко под землей, и после четырнадцати лет от нее, пожалуй, остались только кости. Но кто тогда сидит перед ним, смотрит на него, как будто ждет чего-то?.. Он не мог больше это выносить. Боль в груди стала слишком сильной, у него закружилась голова – он даже пошатнулся, едва удержавшись на ногах. Все это было совсем на него не похоже! Он словно потерял внутреннюю точку опоры. Его разум привык не поддаваться плену страстей, а сразу же искать решение проблемы. Но сейчас решения не было – и Ян даже сомневался, что была проблема. Тому, что происходило с ним, нельзя было дать привычное название и объяснение. Он вдруг понял, что дышит часто, и вовсе не из-за тренировки. Он, человек, которого в полиции уважали даже старшие следователи, задыхался от волнения! Нет, это не дело. Ему нужно было вернуть контроль – хотя бы отчасти. Поэтому Ян зажмурился, чтобы не видеть серые глаза, не видеть лицо, которое должны были стереть из его памяти годы. Он сосредоточился на правильном дыхании, он надеялся очистить сознание, устроить себе перезагрузку и этим спасти себя. Но блаженная темнота помогала ему недолго. Его память будто обозлилась на него и теперь воспользовалась его уязвимостью, чтобы наполнить его сознание образами, от которых он так и не смог убежать. Его глаза оставались закрытыми – и все равно Ян видел… Белый гроб, такой вызывающе светлый в этот пасмурный день… Букет из королевских лилий на закрытой крышке… Капли дождя бьют по гладкому дереву… Почему крышка закрыта?.. «Вам лучше не видеть». Все смотрят только на цветы. «Вам лучше не знать ее такой». Чуть дальше – венки и огромные букеты белых роз, но на крышке гроба – только лилии. Она их любила, это были ее цветы. «Вам лучше запомнить ее прежней, не смотрите…» Безликая толпа, серо-черное небо, белый гроб – запомни навсегда, ты все равно от этого не освободишься… В сыром воздухе аромат цветов, горький и сильный, расползается повсюду, и от лилий пахнет жизнью, а не смертью, и Ян будто снова слышит ее голос… «Почему это вы все тут рыдаете? Радуйтесь, ведь я вернулась к вам навсегда, вы же этого хотели!» Он сделал глубокий вдох и открыл глаза. Ему все еще было больно, и он чувствовал себя усталым – будто его выпотрошили изнутри, и ничего уже не осталось. От этого, как ни странно, стало легче: страх отступил, и Ян готов был справиться с тем, что на него обрушилось. Но справляться было не с чем. Парк перед ним был прежним, тихим и безлюдным. Солнце поднялось чуть выше и теперь казалось не белым, оно потеплело, наполнилось золотом. Роса только-только начала высыхать, и воздух стал совсем уж тяжелым. А молодая женщина исчезла… на скамейке больше никого не было. Ян не знал, как это понимать. Как в полусне, он пошел вперед, у него уже не было сил бежать. Он пытался понять, что только что произошло. Галлюцинация была такой яркой, такой… настоящей! Это знак серьезной болезни, которую нельзя игнорировать. Но с чего вдруг? Раньше у него не было никаких симптомов! А может, все не так уж страшно? Возможно, на скамейке действительно сидела девушка, похожая на его сестру, незнакомка, которой тоже захотелось побегать в парке с утра пораньше. Ян заметил ее боковым зрением – и накатили воспоминания, которые сделали все остальное. У нее не было полуулыбки его сестры и не было этих платиновых глаз, тут уж постаралось его воображение. Она просто была похожа на Александру – ту Александру, какой она стала бы в этом возрасте. Он поддался наваждению и пялился, как последний дурак, на незнакомку. А каково было ей? Ян прекрасно знал, что выглядит далеко не безобидно. Так что для той девушки утро тоже не задалось: перед ней в безлюдном парке остановился какой-то бугай и уставился прямо на нее, не отводя глаза, а потом еще шататься начал – и наконец зажмурился! Естественно, она рванула от него при первой же возможности. Он держал глаза закрытыми достаточно долго, почти минуту, она успела бы сбежать, вот и все объяснение. Страха больше не было, боль тоже отступила. Ян чувствовал себя пустым и безразличным ко всему, ему нужно было время, чтобы окончательно прийти в себя и притвориться, что этой встречи и всего этого утра не было. Но если Ян хотел позабыть о мире, то мир точно не желал забыть о нем: в кармане толстовки запиликал телефон. Время было странное, слишком раннее для звонков по работе, да и любых других звонков. Достав телефон, Ян увидел на экране номер Церевина и понял, что спокойным это утро уже не будет. Аркадия Андреевича Церевина он знал с детства – тот был протеже его отца. Прошли годы, и ситуация изменилась, теперь уже Церевин, желая вернуть долг, присматривал за Яном, помогая молодому следователю строить карьеру. Задача была несложной: Ян безо всякого покровительства быстро доказал, что выбрал правильную профессию. У него уже была собственная репутация, постепенно затмевавшая славу его отца. Но при всей их старой дружбе, Церевин никогда не звонил просто так – в шесть утра. Значит, случилось что-то странное. – Слушаю, – ответил Ян. Голос звучал устало и хрипло, такого с ним раньше не случалось, но тут уж ничего не изменишь. Да если бы через него заряд тока пропустили, он бы и то чувствовал себя лучше! Церевин, естественно, все заметил. – Ты что, бухал всю ночь? – недовольно поинтересовался он. – В ночь на понедельник? Ян, тебе уже не двадцать! – Мне тридцать два, я помню. И я просто немного простыл. – Да? Тогда заливай то, чем ты простыл, рассолом, или чем ты обычно лечишься, и марш на дело! Он назвал адрес – и адрес был настолько странным, что отогнал остатки оцепенения, сковывавшего Яна изнутри. Да, так будет лучше. Нужно сосредоточиться на работе, это всегда отвлекает. Он был беспомощен, когда не знал, что происходит. Но Церевин только что предложил ему выход, пусть и ненамеренно: Ян должен был попасть в ситуацию, где придется думать много и быстро, ни на что не отвлекаясь. А когда все закончится, он уже и не вспомнит, что напугало его в парке. – Это в Подмосковье, – указал Ян. – Какого хрена я потерял в Подмосковье? – Это дело особой важности, – голос Церевина звучал напряженно. – Его должен был расследовать я, но я не могу – как не могу и отстраниться. – Почему? – Не могу расследовать, потому что я в Калифорнии, а это чуть дальше Подмосковья и прямых электричек между пунктами А и Б нет. Не могу отстраниться, потому что дело действительно поганое, Ян, и сразу по многим причинам. Мне нужно, чтобы там был человек с мозгами, с чутьем, человек, который со мной на прямой связи… Ты – паршивый вариант, но ничего лучше у меня нет. Ну, раз шутит, значит, еще не все потеряно… Хотя Ян все равно не расслаблялся. Он забыл о том, что Церевин укатил в США, но помнил, сколько там сейчас времени. Одного из лучших следователей подняли посреди ночи и заставили действовать, искать себе замену – да, это указывает на необычность ситуации. Церевин дал ему контакты оперативника и судмедэксперта, работавших на месте, и завершил вызов, а Яну нужно было спешить. Он побежал к дому, ни разу не оглянувшись на парк. Наваждение исчезло, он снова стал прежним. Он жил недалеко от парка и до дома добрался быстро. Ян принял душ и переоделся: даже если дело срочное, не стоит заявляться туда в пропотевшем спортивном костюме. Он уже не был новичком, однако все еще выглядел достаточно молодо, чтобы у некоторых возникали сомнения в его профессионализме. Если чужое мнение не могло ему помешать, Ян не обращал на него внимания. Но сейчас ему было нужно, чтобы все, кто находится на месте преступления, сразу же сообразили, кто здесь главный. Не прошло и получаса, как он выехал со двора, надеясь миновать утренние пробки. Из машины Ян связался с оперативником и за тот час, что отняла у него дорога, выяснил все подробности, которые уже были известны по этому делу. Что ж, несложно догадаться, почему Церевин там на ушах бегает! Преступление произошло в тихом дачном поселке, принимавшем последних гостей перед тем, как впасть в зимнюю спячку. Одна из местных жительниц оказалась даже более ранней пташкой, чем Ян с его утренними пробежками. В пять утра она отправилась побродить по пустынным улицам поселка с собакой. Тогда она и заметила, что у соседей открыта входная дверь, хотя внутри не видно света и не слышно голосов. Постоянно в этом домике никто не жил, но на выходные как раз приехали москвичи – дорога была заставлена машинами. Соседка видела их раньше, знала, что компания безобидная и нешумная. Она не сочла открытую дверь дурным знаком – решила, что они просто забыли ее запереть. Поселок считался безопасным, одним из тех местечек, где все свои. Соседка вошла во двор скорее из любопытства, позвала хозяев, но ей никто не ответил. Конечно, все спали! Она не собиралась будить их, хотела лишь закрыть дверь и идти своей дорогой. Но тут ее собачка, не считаясь с планами хозяйки, забежала внутрь. Женщина такого не ожидала, она звала любимицу, однако реакции не было. Сгорая от смущения, она все же вошла в чужой дом – и увидела то, что вряд ли уже забудет. – Да меня самого чуть наизнанку не вывернуло, – признал оперативник в телефонном разговоре. – Участковый вообще хлопнулся в обморок. В обморок, мать его, мужик сорока лет! Хотя чему удивляться? Самым громким делом в его карьере было похищение курицы. Единственный, кому на все пофиг, – наш эксперт. Но эксперт дело не решит. Я позвонил, куда надо, мне сказали, что пришлют толкового следака, не дадут местным тут рыться. – Видимо, толковый следак – это я, – отозвался Ян. – Скоро об этом прознают журналисты. – Думаю, уже знают! Я им не сообщал, если что. Но я знаю всю их шакалью породу. – Поэтому и нужно оцепление, чтобы туда никого не пускали. – Уже делаем! – Так сколько у нас трупов, еще раз? – Четыре. Четыре мертвые женщины, убитые с особой жестокостью, сцена преступления, похожая на кадр из фильма ужасов, да еще и одна из жертв – наследница влиятельной семьи… Не таким Ян представлял свой понедельник! Дачный поселок был старый – из тех, что построили еще в советские времена. А потом земля здесь стала элитной, и вряд ли кто-то из прежних жителей задержался надолго. Впрочем, и однообразными коттеджами, символизирующими детскую мечту о личном замке, это место не заросло. Здесь, среди пышных волн зелени, проглядывали аккуратные деревянные домики, от которых сразу веяло уютом и воспоминаниями о детстве. Центральная дорога была ровной, покрытой свежим асфальтом, а вот от нее ветвями шли разномастные подъезды к воротам и гаражам: где плиточные, где гравиевые, а где и земляные. Дом, в котором произошло преступление, располагался на окраине улицы и не относился к числу самых дорогих. Полиция уже провела здесь неплохую работу: выставили дежурных, за ограждение, обозначенное лентами, посторонних не пускали, но у Яна проблем не возникло, его уже ждали. Он теперь был в своей стихии, к нему вернулась привычная уверенность. Болезненная усталость отступила, он чувствовал себя полным сил, мозг работал безупречно, отмечая все детали – даже те, что на первый взгляд казались неважными. Никогда не знаешь, что пригодится в решающий момент! Итак, сам домик небольшой, старый, одноэтажный. Построен в семидесятых-восьмидесятых, модернизирован. Стены покрашены темно-синей краской не меньше двух лет назад, на крыше – темная черепица, на стенах – резные ставни, но определенно новодел, не подходивший домику. Вокруг дома – деревянный забор, невысокий, открытого типа, и можно рассмотреть, что происходит на участке. Гаража нет, судя по состоянию травы, машину ставили на площадке перед домом. Там и сейчас стоит автомобиль, еще два – перед воротами на улице, и это не считая служебные машины. А жертв четверо. Значит, кто-то приехал на чужой машине, эти женщины были не из тех, кто пользуется пыльными загородными автобусами. Двор при домике небольшой, неухоженный, но в этом тоже есть свой шарм. Дизайнера к этому месту и близко не подпускали, сразу видно, и «свои грядочки» разбить не пытались. Трава очень высокая, не косили с августа, и она переплелась гибкими косами, тянувшимися во все стороны. У забора – три старые яблони, между ними – высокие золотые шары, цветы, которые в прошлом обожали в деревнях. Они уже растеряли все желтые лепестки и теперь казались ссохшимися и едва живыми. Меньше всего травы было у ворот, где стояла машина. От калитки тянулась узенькая тропинка, засыпанная разноцветными камушками, но ее постепенно поглощали сорняки, и в следующем году наверняка пришлось бы делать новую. В центре двора тропинка разделялась, расходилась в разные стороны. По одной можно было пройти к добротному каменному мангалу, укрытому в кустах сирени, по другой – добраться до широкого деревянного крыльца. Входная дверь действительно хорошо просматривалась со стороны дороги, тут соседка не соврала. А вот заглянуть в комнаты было невозможно: окна надежно прикрывали ветки. Оперативник, с которым Ян разговаривал по телефону, встречал его у крыльца, в дом они прошли уже вместе. Там все еще работали эксперты, не обратившие на следователя никакого внимания. Они вообще ничего не говорили, и такая звенящая тишина была редкостью на месте преступления – но она отлично сочеталась с тяжелым и густым запахом крови, заполнившим дачный домик. – Сколько комнат? – уточнил Ян. Он не хотел понижать голос, это получилось само собой. Как будто он уже оказался в морге и каждое его слово разлетится тут насмешливым эхо. – Три: гостиная и спальня здесь, на первом этаже, плюс жилой чердак. – И тут хватило места для четверых? – Можно было и больше поселить, если требования невелики, – пожал плечами оперативник. Пока теория Яна подтверждалась: домик был небогатый, хотя и не из тех дач, что немногим лучше конуры. Если среди погибших и правда была богатая наследница, домик определенно принадлежал не ей. Но она согласилась приехать в такое место, значит, была не из снобов, брезгующих всем, что по цене уступает яхте. Ян знал, что подробности он выяснит потом, когда пройдет шок, когда начнут работать другие специалисты. Об этом можно пока не думать. Сейчас главное – место преступления, то, что скоро исчезнет, и никакие фотографии не воссоздадут его в полной мере. Поэтому он направился вперед, в гостиную, там запах крови был самым сильным, оттуда он разлетался по дому. Уже оказавшись в дверях, он увидел сцену расправы – как, должно быть, увидела ее обнаружившая тела соседка. Интересно, как она отреагировала? Следов рвоты у порога нет, значит, сдержалась… Скорее всего, сразу рванула прочь, позабыв про собачку. А что собачка побывала на месте преступления – плохо. Но не критично. Критично тут другое…