Гостиная была самой большой комнатой в доме – и все равно не слишком просторной. В дальнем углу ютилась маленькая кухонька, возле которой снесли стены, чтобы получить еще немного пространства. А центральное место возле окон занимал большой дубовый стол, место для дружеских посиделок и разговоров по душам… Но это раньше. Теперь – место убийства. Одна из жертв лежала на столе. Молодую женщину раздели, уложили на спину и вскрыли. Обо всем этом Ян думал без жалости, без страха, он анализировал и запоминал. Разрез один, от паха до начала грудной клетки, потом рану расширили, но, кажется, ничего не вырезали. Несчастную оставили ровно в центре стола, как букет цветов… или как главное блюдо. Остальные жертвы сидели на высоких стульях у стола – старинных или удачно сделанных под старину. У стульев не было подлокотников, спинки поднимались под прямым углом, и мертвые тела не удержались бы на них, если бы убийца не привязал их. Ему было нужно, чтобы они даже после смерти сидели за столом и смотрели на свою мертвую подругу. Подойдя поближе, Ян обнаружил, что преступник использовал крепкую рыболовную леску. В домике не было никаких снастей, здесь собрались женщины, значит, леску он привез с собой: он готовился ко всему этому, он все продумал до мелочей. Одна женщина сидела во главе стола, две – рядом с окнами, одно кресло осталось пустым, но чуть отодвинутым, словно ожидало кого-то. Вот только кого? Ту, что лежала на столе – или другую гостью? Или самого убийцу? Яну не нужно было спрашивать о причинах смерти, пока все казалось очевидным. Выпотрошили только женщину на столе, всем остальным перерезали горло. Но вот что странно… Стараясь рассмотреть их залитые кровью тела, Ян не видел никаких следов борьбы: ни синяков, ни ссадин, ни сломанных ногтей. Похоже, они не сопротивлялись! Между тем леска не оставила на коже травм, ее, похоже, намотали посмертно, не чтобы связать жертв, а чтобы закрепить трупы в нужных положениях. Как убийца это проделал, если был один? А если был не один… неужели соседи упустили бы целую толпу чужаков? Москвичек, приехавших сюда, заметили сразу, в поселках, где все друг друга знают, обращают внимание на посторонних. – Орудие убийства? – спросил Ян. Оказавшись на месте преступления, он всегда отмерял слова очень скупо. Болтовня отвлекала его, мешала сосредоточиться, и он предпочел бы получать такие же лаконичные ответы. Он знал, что одни коллеги принимали его безучастное молчание за страх, другие – за бесчувственность. Ему было плевать. Когда он начинал работу, значение имело только одно: поймать убийцу как можно скорее. – Не найдено, – отозвался оперативник. – Предположительно, очень острый нож. – Скальпель? – Нет, лезвие не меньше пятнадцати сантиметров. Это умник наш так сказал, можете с ним поговорить. Но отвлекать судмедэксперта Ян сейчас не собирался, он видел, что в комнате много работы. Первые часы – самые важные, каждый должен составить свое впечатление, а время обменяться мнениями еще будет. Ян подошел к столу, чтобы получше разглядеть жертв. Это тоже было первое впечатление: не знать имена, не знать возраст, не знать, кто из них та самая богатая наследница. Просто смотреть и видеть. Та, что лежала на столе, была очень красивой. Убийца изуродовал ее тело, но лицо не тронул. Возможно, из уважения к этой красоте? Даже в смерти она выглядела спокойной, как спящая аристократка, а ее длинные угольно-черные волосы, волнами окружавшие голову, впитывали кровь, растекавшуюся от тела, не позволяли заметить ее. Ян еще не был уверен в этом, но ему казалось, что она не страдала. Жертвы, изображавшие гостий на этом кровавом застолье, остались одетыми. Во главе стола сидела молодая женщина, худенькая, миниатюрная, казавшаяся подростком, но Ян умел замечать все, он знал, что ей около тридцати – как и всем им. Это логично, он бы удивился, если бы на такой девичник собрались представительницы совсем уж разных поколений. Светлые волосы девушки были подстрижены очень коротко, ей это шло – и позволяло разглядеть чудовищную рану на шее. Похоже, один удар, сильный, но уверенности пока не было. Остальные двое были убиты так же, явно одной рукой. Если здесь и собралась банда психов, то убивал все равно лишь один из них. Девушка, сидящая справа, была крупной и полной, девушка слева отличалась обычным телосложением, средним, похоже, она активно занималась спортом и следила за собой – но это уже покажет осмотр без одежды. У обеих были длинные волосы, не позволявшие толком изучить раны на шее. Ян еще не закончил осмотр, когда его внимание привлек шум в коридоре. Оперативник все это время стоял рядом с ним, но снаружи дежурили полицейские, так что ничего особенного произойти не могло, и все же произошло. Прежде чем Ян успел разобраться, что там за вопли начались, в залитую кровью комнату ворвался незнакомец. Он на пару секунд замер на пороге, и этого следователю было достаточно, чтобы разглядеть его. Невысокий, но и не низкий – около метра семидесяти пяти, пожалуй. Кость широкая, однако сам он не полный, просто чуть одутловатый, мало двигается, много сидит. Молодой. Лицо с заметными отеками, черты непримечательные, запомнить сразу можно разве что большие, чуть навыкате глаза. Такой тип не смог бы пробиться мимо дежурных силой, но его дорогой костюм намекал, что сила и не понадобилась. Его пропустили, потому что побоялись связываться с ним. После недолгой паузы мужчина бросился вперед и обнял одну из девушек, привязанных к стульям. – Лиза! – взвыл он, прижимаясь к ней, не обращая внимания на то, что кровь уже пропитывает его костюм. Ян достаточно хорошо разбирался в людях, чтобы понять: этот тип не симулирует. Мужчину действительно трясло от шока, глаза были шальными, он даже не замечал, что плачет. Он задыхался от рыданий, он прижимался к погибшей, словно надеясь передать ей частичку собственной жизни. Его горе было настолько очевидным, настолько всеобъемлющим, что оно пульсировало в воздухе, поражая всех, кто находился рядом. Даже Ян, со всей его выдержкой, опомнился не сразу, однако все равно он был первым. – Убрать его, – велел он подоспевшим дежурным. Он умел отдавать приказы. Возможно, они знали этого мужчину и пропустили его сюда намеренно – из жалости или из опасений перед его возможностями. Но сейчас они четко поняли: в этой комнате нет для них большей угрозы, чем Ян. Поэтому они подскочили к незнакомцу и, стараясь не смотреть на стол, начали оттаскивать его в сторону. Он сопротивлялся, но вяло, сонно, как будто не владел до конца собственным телом. Он больше не кричал, он всхлипывал и взглядом искал, к кому сейчас можно обратиться, кто его поймет. – Вы не должны, вы не знаете… – причитал он. – Это моя сестра, Лиза, я ее знаю! Не забирайте меня от нее! Я – Григорий Давыдов, разве вы не понимаете?.. – Григорий, постарайтесь успокоиться, – холодно посоветовал Ян. Ему сейчас было не до сочувствия. – Я соболезную вашей утрате, но вы не должны находиться здесь. – Вы не понимаете! Это моя сестра! Моя сестра… Белый гроб, белые лилии… Стук дождя и горький запах… Ее больше нет, меня больше нет… Ян тряхнул головой, отгоняя наваждение. Да что ж это такое сегодня! Он разозлился на себя, а выместил эту злость на Давыдове, по-другому сейчас не получалось. – Подождете вместе с остальными! – рявкнул он. – Вы уже испоганили место, где еще работают эксперты, не нужно все усугублять! – Но я могу помочь! – Вы сделали достаточно. – Вы не понимаете! – Давыдов сумел вывернуться из рук дежурных, но обратно к сестре не бросился, словно хотел доказать Яну, что он владеет собой и действительно может быть полезен. Он только посмотрел на стол и указал на вскрытое тело. – Это все из-за нее! Я знаю, что здесь случилось и кто их убил! Глава 2 – Я тебя ненавижу! Ненавижу всем сердцем, только тебя – одного во всем мире! Нина Эйлер знала, что ее пациентке тридцать шесть лет. Но если бы не знала, предположила бы, что сорок пять, не меньше. Женщина, сжавшаяся в кресле перед ней, выглядела затравленной, уставшей настолько, что ей и столетие отдыха не поможет. Она рыдала так сильно, что ее худенькое тело сотрясалось, слова выливались из ее горла черным ядом. Вот только этого яда скопилось так много, что ни одна исповедь не выпустит его весь наружу. А хуже всего было то, что после окончания сеанса пациентка снова замыкалась в себе, мусолила одни и те же обиды, наполняясь ненавистью. Замкнутый круг. Так что обычные методы ей не помогали, нужно было что-то новое, способное раз и навсегда вытолкнуть ее из кокона озлобленности на весь мир. Но Нина пока не придумала, что именно, да и пытаться не собиралась. Она слушала пациентку вполуха, кивала, однако смотреть предпочитала не на нее, а на букет садовых астр, стоящий на подоконнике. Дивные цветы. Свободные, похожие на всполохи салюта в ночном небе – красные, белые и фиолетовые. Восхитительно неправильные в лохматой небрежности своих лепестков, очень яркие, пахнущие осенним садом и холодной ночью. Нина могла позволить себе любые цветы, но предпочитала эти, в них было что-то честное, превосходившее пластиковую красоту строгих голландских роз. В букете она видела кусочек своего детства и думала только о нем. Пациентка измотала ее, вытянула всю энергию, и Нина была вынуждена отстраниться от этого разговора. Она найдет способ помочь – но потом. Ей нужно было сохранить себя, она давно усвоила, что для психотерапевта это важнее всего. Наконец этот долгий, долгий час закончился. Пациентка смущенно вытерла слезы двумя бумажными платочками, высморкалась в третий и еще пять минут благодарила Нину. Нина улыбалась ей в ответ, привычно заверяла, что все в порядке, и тихо радовалась тому, что у нее сейчас перерыв на обед, потом – внезапно образовавшееся «окно» между приемами. Она целых три часа сможет молчать – какое же это счастье! Но оказалось, что расслабилась она рано. Не прошло и секунды после того, как ее кабинет покинула пациентка, когда дверь снова открылась. Не спрашивая у Нины разрешения, в комнату вошел рослый мужчина в спортивных ботинках, темно-синих джинсах и черной кожаной куртке. Прекрасно знакомый ей мужчина. – А ты что здесь забыл? – поразилась Нина. Она не ждала его сегодня – он не звонил, и у него не было ни единой причины приезжать сюда. Но вот он здесь: уже скинул куртку и плюхнулся на диван, всем своим видом показывая, что уходить не собирается. В руках Ян держал кожаную папку на молнии, в таких он обычно носил важные документы. – Что, я не могу просто навестить сестру? – улыбнулся он, и улыбка была настолько очаровательной, что даже Нина, прекрасно знавшая все его трюки, не была полностью защищена от ее воздействия. Иногда бывали моменты, короткие и странные, когда ей не верилось, что это – ее брат. Вроде бы, все логично и правильно, жизнь идет своим чередом, но как же все-таки такое возможно? Как мог худенький мальчишка, смешливый и ласковый, которого она носила на руках, превратиться вот в этого высоченного красавца? Это происходило много лет – и будто бы случилось за миг. Ян был самым высоким в их семье, тут он неожиданно обогнал даже отца. Старший брат старался делать вид, что это его нисколько не задевает, но получалось слабо. Сколько там у него? Метр восемьдесят пять, не меньше, и при этом – широкоплечий, длинноногий, спортивный. Нина знала, что он держит себя в форме, потому что ему это нужно, профессия такая, но результат все равно один: сложно было найти женщину, которая не обернулась бы, когда Ян Эйлер проходил мимо. Его фигура привлекала – а его глаза завораживали, и если бы он захотел, он без труда стал бы актером или моделью, но само такое предположение способно было вызвать у Яна только взрыв хохота. Большую часть времени он выглядел отстраненным, высокомерно холодным и безразличным ко всему. Так, по крайней мере, казалось окружающим, и если женщины прощали ему это скучающее превосходство за красоту, то мужчины с трудом выносили его. Но Нина знала, что все это – лишь иллюзия. Ее младший брат был интровертом, каких мало, его мысли и чувства таились где-то внутри, подвластные ему одному. Если ему нужно было получить чье-то расположение, он умел найти нужные слова, правильно взглянуть, вовремя улыбнуться, поэтому обычно Ян получал то, что ему нужно, сразу и без особых усилий. Нина не собиралась ему подыгрывать. Она прекрасно знала, что он избалован, однако кто-то должен его осадить! – Ты не приходишь ко мне просто так, тебе что-то нужно, – указала она. – Но что бы это ни было, придется подождать, у меня сейчас пациент. – А вот и нет, – беззаботно возразил Ян. – Я позвонил твоей секретарше и узнал график приемов. У тебя сейчас обед, а потом еще часа полтора свободного времени. Так что я очень кстати, ты и заскучать не успеешь! Предусмотрительный маленький хорек… Нине пришлось менять тактику: – Да, у меня обед. Но я хочу провести обед так, как и нужно: я буду обедать. – Слишком банально. – Меня устраивает. Ян, если чего-то хочешь – жди! Он наконец посерьезнел. Светло-серые глаза, устремленные на нее, казались прозрачными, мерцающими, как лунный камень. Нина знала, что на многих этот взгляд действовал гипнотически, на нее – нет. Ее собственные глаза были точно такими же. – Нин, боюсь, дело не терпит отлагательств, – признал Ян, расстегивая кожаную папку. – У меня тут дело наметилось… плохое. Гнилое. – И ты притащил его мне?! – Мне нужно мнение специалиста, а никого лучше тебя я не знаю. – Я не криминальный психолог, – напомнила Нина. – Я им не доверяю. Ты – психотерапевт, причем великолепный. – Я помогаю жертвам насилия вернуться к нормальной жизни. Подозреваю, ты попросишь меня не об этом. – Правильно подозреваешь. Я хочу, чтобы ты посмотрела на место преступления и сказала мне, что думаешь о человеке, совершившем это. Он протянул ей пачку фотографий. Нина не притронулась к ним, не взглянула даже. – Ян, я не хочу. Понимаю, мои слова звучат эгоистично… Но то, что ты просишь, очень тяжело. – Поверь мне, я знаю. И я никогда не считал, что это так – мелочь. Я понимаю, что это удар, которому я не имею права тебя подвергать. Но мне нужно знать, кто он такой, с кем я имею дело. Это убийство называют и религиозным, и маниакальным… Я пока не решил, на чьей я стороне, я хочу послушать тебя.