Глава 12 – Я не понимаю, как это произошло, как вообще могло произойти… – бормотал Григорий Давыдов, пока Ян осматривал его, пытаясь понять, откуда идет кровь. – У меня и мысли не было!.. Когда она позвала меня, я не подумал ничего такого… Я не представлял… Он не был близко знаком с Майей Озеровой, но знал, кто она такая – слышал о ней от сестры, пару раз встречал. Поэтому когда она заявила, что ей очень нужно поговорить о Лизе, он поверил. Давыдов помнил, что на самом деле расследование продолжается, и ему нужна была любая информация. Правда, когда Майя предложила встретиться на месте убийства, он насторожился. Но она объяснила ему, что хочет показать какой-то тайник, который, возможно, прольет свет на случившееся. Почему ему, а не полиции? Потому что полиции она не доверяет, а вот в его увлеченность делом верит. У Давыдова не было серьезных причин опасаться ее. Для него Майя была обычной молодой девушкой, он не ожидал, что она способна быть опасной! Он прибыл к дому, Майя встретила его, провела внутрь, а потом он почувствовал удар по голове. Его волосы и правда слиплись от крови так сильно, что Ян никак не мог найти рану. Но это лишь означало, что она невелика – она ведь была нанесена рукой не самой сильной девушки. В этом отношении, Давыдову повезло, если здесь вообще можно было говорить о каком-то везении. Если бы на него напал мужчина с силой, скажем, Яна, ему бы раскроили череп. На незначительность травмы указывало и то, что Давыдов пробыл без сознания совсем немного времени. Когда он очнулся, Майя еще связывала его. Похоже, она хотела убить его, как своих предыдущих жертв, но его пробуждение спутало ей все планы. А может, она собиралась дождаться Яна, потому что понимала: только с помощью заложника она сумеет контролировать полицейского. В любом случае, она ушла в соседнюю комнату, оставив Давыдова одного. А он сразу принялся за веревки. Майя нервничала, последние узлы она завязывала, уже когда пленник очнулся и говорил с ней. Из-за этого путы вышли слабыми, и теперь у Григория получилось перетереть их об острый край столешницы. Он спешил, веревки оставили на его руках кровоточащие раны, а он даже не заметил этого. Но Ян видел, что его жизни сейчас ничего не угрожает. Григорий вырвался из дома как раз вовремя, и теперь он, вконец ошалевший, сидел в машине Яна. – Нужно вызывать полицию! – заявил он. – Срочно! – Да, – кивнул Ян, протягивая ему телефон. – Вот ты и вызывай. – А ты куда собрался? – За Майей. Она вот-вот обнаружит побег Давыдова, если еще не обнаружила. Когда она поймет, что лишилась главного козыря, она наверняка попытается сбежать. Неизвестно, как она поведет себя после этого, она уже один раз поступила непредсказуемо. Поэтому Яну нужно было сделать все, чтобы задержать ее здесь и сейчас. Когда он направился к темному дому, Давыдов тут же выглянул из машины. – Стой! Ты что делаешь?! – Иду за ней. – Но так же нельзя! Нет, по правилам так было нельзя. У Яна не было с собой никакого оружия, он шел на чужую территорию, где для него изначально готовили ловушку. За такое его бы не похвалили! Но иногда приходится действовать не по правилам. Разум Яна знал, что он сейчас нарушает все инструкции, да и в целом ведет себя глупо. А вот инстинкты кричали, что нужно войти. Он пока еще не понял до конца, зачем, но своим инстинктам привык доверять. Он знал, что поймет позже – в любой момент. – У нее есть огнестрельное оружие? – поинтересовался Ян. – Не знаю… Не видел, она передо мной не отчитывалась! – Чем она угрожала тебе? – Мне она вообще не угрожала, мне она сразу по темечку дала! – Что ж, буду знать, как она действует. – Да никто не знает, чего от нее ожидать! – вспылил Давыдов. – Ты хоть понимаешь, что можешь умереть там? – Да. Понимаю. Он и правда понимал, но страха по-прежнему не было. Что такое смерть для того, кто уже наполовину мертв? Ян не собирался поддаваться, да и не хотел он умирать. Однако он допускал, что возможен худший из исходов. Что с того? Для него смерть станет своего рода воссоединением. Если бы Нина узнала о его размышлениях, она бы пришла в ужас и закрыла его в дурдоме минимум на год. Но Нины здесь нет. Сообразив, что Ян не собирается останавливаться, Давыдов выбрался из машины и, прихрамывая, направился за ним. Вот это уже было плохо. – Оставайся здесь и звони в полицию! – велел Ян. – Не буду! То есть, в полицию я позвоню прямо сейчас, но бросить тебя одного не могу! – Не знаю, кого ты пытаешься изобразить, но тебе не нужно лезть в это! Для меня это работа… – А для меня – личное! – прервал его Давыдов. – Сам я туда не полез бы, но с тобой… Если эта гадина убила Лизу, я должен помочь тебе! Яну все еще не нравилась эта затея, но на споры просто не было времени. Ему пришлось смириться, чтобы не упустить Майю. Он прошел в дом первым, Давыдов все время оставался за его спиной, так было безопасней. В доме царили темнота и тишина. Ян помнил, что постройка совсем небольшая. Однако сейчас, под властью ночи, покинутый домик казался чуть ли не лабиринтом Минотавра, бесконечным, опасным. Майя не выдавала свое присутствие ни единым звуком. В воздухе витал странный запах, легкий и смутно знакомый, но Ян никак не мог вспомнить, что же это такое. Может, чистящее средство? Кто-то все-таки смыл кровавые пятна? Нет, у бытовой химии запах более резкий, навязчивый, а здесь нечто такое, что старались лишить запаха, почти преуспели, но не до конца. Инстинкты продолжали бить тревогу. Но вот что странно… Его тревога, подсознательная, то знание охотника, которое приходит только с опытом, была направлена не на Майю, и все же как-то связана с ней. Ян четко понимал: Майя ему больше не угрожает, она ничего не сделает, он просто должен ее найти. А тревога… Тревога ищет нечто иное, то, что он пока не в состоянии осознать. Добравшись до центра дома, как раз между комнатами, Ян уловил мерный звук, слишком ритмичный для движений человека. – Ты слышишь? – насторожился он. – Похоже, работает какая-то машина! Давыдов до этого момента держался неплохо, он даже набрал номер полиции и продиктовал адрес, чуть отстав при этом от Яна. Но теперь, услышав голос своего спутника, он словно проснулся и начал ныть. – Давай все-таки уйдем! Мне здесь не нравится! – Еще бы… – Тут слишком темно, она задернула шторы, это неспроста! – Тут и так темно было, как в заднице. – Не обращая внимания на Давыдова, он повысил голос, позвал: – Майя! Тебе лучше выйти, все кончено. Он удрал, тебе нечем крыть! – Ты с ума сошел?! – всполошился Давыдов. – Ты выдашь нас психопатке! – Место, на котором мы стоим, просматривается из всех комнат. – Так давай уйдем отсюда! Ты ненормальный! Ты всю нашу семью погубить хочешь?! Ведь если я умру, это будет конец! Сначала папа, потом Лиза, и теперь я… Полиция уже едет, давай дождемся снаружи! Давыдов продолжал испуганно причитать, и раньше Ян просто игнорировал бы его, а теперь вот не мог. Что-то в словах его спутника кольнуло следователя, как неожиданно и больно колет булавка, забытая в одежде. Как будто слова, ничего не значащие сами по себе, указали на начало путеводной нити. Потяни за нее – и она приведет тебя к ответам, которые ты давно искал. Яну вдруг показалось, что он видит кадры на пленке, со щелчком сменяющие друг друга. Тем, кто привык к цифровой записи и ничего другого не знал, не понять, а вот Ян еще помнил. И теперь эта пленка и эти щелчки были в его сознании, перекрывая все остальное. Щелк. Сначала папа, потом Лиза, и теперь я… Это неправильный порядок. Ни при каком раскладе. Григорий вообще не должен был знать, что его отец умирает! Вряд ли Давыдов-старший решился бы рассказать ему об этом в такой момент, когда они оба переживают чудовищное горе. Но даже если так, даже если Данил осмелился на это, потому что у него не осталось иного выбора, перечисление должно быть другим. Сначала Лиза, потом папа, теперь я. Человеческий мозг выстраивает события в том порядке, в каком узнал о них. В этом случае иначе и быть не может, потому что Данил Давыдов еще жив, нет никакой причины ставить его перед Лизой… Кроме одной: Григорий давно уже знал о его болезни и с тех пор считал отца условно мертвым. Щелк. Он прорывался на место гибели сестры с такой болезненной яростью, на которую и более близкие родственники порой неспособны. Он рыдал, унижался, казалось, что он в истерике. Его пожалели, с ним были слишком мягки, а он обнимал мертвую Лизу, да и вообще хватал все подряд. Когда на месте преступления нашли его отпечатки пальцев, никто не удивился. Потому что никто не помнил, каких предметов он успел коснуться! Возможно, его отпечатки нашли и на тех вещах, к которым он тем утром не подходил. Но кто же скажет наверняка? Давыдов – не дурак, своей театральной истерикой он обеспечил себе идеальное прикрытие на случай, если не успел стереть все отпечатки пальцев с места преступления. Щелк. Он говорил нужные слова в нужное время. Это он первым подтолкнул следствие к Антону Мотылеву. И он представил его куда более страшным чудовищем, чем позже сделала это Майя! Григорий совершенно точно знал, кто должен казаться убийцей, и в ходе допроса он продемонстрировал лучшую актерскую игру, чем во время рыданий над трупом сестры. Щелк. Дело было поспешно закрыто во многом из-за давления семьи Давыдовых. Григорий утверждал, что это все его отец и что он пытался помешать ему. Но пытался ли на самом деле? Или, напротив, подстрекал, давил на рану, не давал умирающему старику успокоиться? Действовал с самого начала Григорий – но руками отца. Или, быть может, его отец все знал? Данил Давыдов – не дурак, он мог догадаться… Но вместо того, чтобы мстить за любимую дочь, он предпочел защитить единственного оставшегося ребенка. Даже если этот ребенок – монстр. Выбирать уже не приходится! Григорий сейчас сказал, что семья должна выжить… Возможно, он уже слышал об этом от своего отца. Щелк. Лиза и ее подруги знали Григория. Они доверяли ему. Он вполне мог войти в дом тем вечером, его бы пустили. И он проделал все, что, как предполагал Ян, делала Майя – с хлороформом и нападениями. Ему даже проще было совершить все это, он физически сильнее. Он обездвижил своих жертв и привел мрачный приговор в исполнение. Но так было нужно, в преступлении не было страсти, всех жертв Григорий убил примерно с одинаковой методичностью. Вот она – та странность, которую Ян заметил еще при осмотре тел! Григорий всегда был рядом. Такой добрый, любящий брат! Он стремился узнать каждый шаг следствия. Он говорил, что хочет помочь. А чего он хотел на самом деле? Помочь – или убедиться, что его план развивается как надо? Сначала у него и правда все получалось. Версия с Антоном Мотылевым выглядела вполне правдоподобной, а сам Мотылев уже не мог оправдаться. У Григория все вышло бы, если бы Ян не уперся. Когда Давыдов-младший сообразил, что унять следователя будет не так просто, как его менее внимательных коллег, он притворился добровольным помощником и главным союзником. «Я дам тебе все ресурсы, ты только докладывай мне, на каком ты этапе пути!» – ага, конечно! Ян пока не представлял, как Григорий узнал про версию с Майей и утреннюю встречу в клубе. Но для того, кто намеренно следил за следователем, это было бы не так сложно. Ян должен был понять все это раньше. Так иногда бывает, когда долго что-то не замечаешь, даже ищешь это, а оно вдруг оказывается совсем рядом – и все, отвести взгляд уже невозможно. Ян прекрасно знал, что он – хороший следователь, лучше многих. Он умел замечать детали, а тут они были не такими уж тайными… Он мог построить логическую цепочку, связать одно с другим. Но он этого не сделал. А ведь у Григория был более весомый и очевидный мотив, чем у Майи, была возможность убить, были преимущества… Как можно было это не заметить?! А очень просто: Ян не хотел замечать. Потому что он с самого начала, с самой этой нелепой истерики у мертвого тела, начал ассоциировать Григория Давыдова с собой. Обстоятельства сложились в пользу этого ублюдка, вот ведь ирония! Ян приехал на место преступления после того, как увидел в парке «Александру». Ему словно вскрыли старый шрам, превратив в кровоточащую рану. И тут он встретил Григория – другого брата, потерявшего сестру. Беспомощного в своем страдании. Мечтающего отомстить. Две истории наложились друг на друга. Ян сделал то, чего следователю делать нельзя: он приписал Григорию Давыдову черты, которых у того не было. Ян знал, что он сам никогда не причинил бы вреда Александре. Он бы умер за нее, без сомнений! Он уже умер вместе с ней… Поэтому он и мысли не допускал, что Григорий мог убить Лизу. И вот теперь за его наивную ошибку поплатилась Майя Озерова. Ян наконец понял, почему инстинкты тянули его сюда. Пока мозг заблуждался, подсознание уже все вычислило. Он вошел в дом не потому, что мечтал задержать Майю. Он пришел, потому что боялся за нее, он хотел убедиться, что она в порядке. Он наконец получил версию, в которой не было ни одной фальшивой ноты. Ян не хотел выдавать себя – и новое знание об этом преступлении. Самым разумным с его стороны было бы затаиться, обмануть Григория, сделать вид, что он все еще винит во всем Майю. Но его спутник дураком не был. Возможно, он давно уже ожидал, что следователь обо всем догадается, а может, увидел, как Ян напрягся, уловил смену его настроения. Он все понял – и счет пошел на секунды.