12 Один из челночных маршрутов «Живого серебра» ежечасно отправляется до Стрипа. В ожидании очередного автобуса Кёртис со стаканом содовой устраивается в тихом закутке напротив комнаты для бинго. Жирная острая еда неважно улеглась в желудке: надо бы посетить туалет до прибытия автобуса. А пока что он пытается осмыслить информацию, полученную от Кагами, — сопоставить ее с тем, что узнал от Вероники и Деймона, выявить совпадения и нестыковки, — однако беспрестанные трели игровых автоматов мешают сосредоточиться. В конце концов он незаметно для себя переключается на наблюдение через приоткрытую дверь за тем, что происходит в комнате для бинго, привлеченный царящим там невозмутимым спокойствием. В комнате расположились десятка два пожилых дам. Многие заполняют сразу по пять-шесть карточек, а иные умудряются по пятнадцать и даже больше, скрепляя их клеем-карандашом или липучкой. Розыгрыш ведет белая девчонка с брекетами на зубах; она объявляет выпавшие номера четким бесстрастным голосом, который упругими волнами разносится по комнате. Сам воздух кажется здесь уплотненным, лучше передающим звуки. Дамы похожи на жриц в процессе священнодействия. Голубые и розовые кудряшки подрагивают от внимательного напряжения; узловатые пальцы ловко орудуют маркерами, сжимая их на тот или иной атавистический манер. Ведущая прячет номера сразу же после того, как они были названы и продемонстрированы. Кёртис наблюдает за этим действом как зачарованный и в результате чуть не опаздывает на автобус. Во время долгой поездки под уклон в направлении Стрипа он размышляет о Стэнли. Еще он думает о словах Кагами насчет блэкджека — об иллюзии полного контроля над игрой, — а также о бинго-старушках в тихой комнате, их поразительной сноровке в обращении с карточками и маркерами. Все эти мысли начинают действовать на него угнетающе, а когда автобус уже подкатывает к его отелю, он отчего-то вспоминает футбольный матч в конце своего первого школьного сезона, когда он умудрился распознать готовящийся блиц еще задолго до снэпа — просто увидел его в глазах и лицах ребят из Баннекера, в манере их движения. Вспоминает внезапно снизошедшие на него спокойствие и ясность. Он вдруг ощутил себя пустым и невесомым. Дальнейший розыгрыш происходил как будто по его сценарию. Первым делом он резко отскакивает от защитного энда, стоящего против него на линии схватки, и тот падает, теряя равновесие. Теперь он свободен. Сдает еще назад, отступая в слепую зону. Активно размахивает руками. Выглядит нелепо. Но это срабатывает. И вот уже корнербек шпарит что есть сил, нагнув голову, — как ракета, нацеленная прямо в Кёртиса. Он падает на колено, упираясь рукой в газон. Слышен глухой треск, и это правильный, почти идеальный звук. Он по-своему прекрасен. Напоминает удар молотком по коробке с мелками. Боль скрючивает его, жжет изнутри. Но, даже не глядя на поле, он знает, что пас был отдан и удачно принят кем-то из своих. Рука оставалась в гипсе до февраля. А через месяц после снятия гипса Рейгана подстрелили на выходе из вашингтонского «Хилтона», и Кёртис тогда же определился с тем, какой он хотел бы видеть свою будущую жизнь. Ему кажется, что этот лифт никогда не остановится, с неторопливостью монгольфьера всплывая на высоту двадцати восьми этажей. Наконец лифт выпускает из своих недр Кёртиса, который уже на ходу расстегивает ремень, отпирает карточкой дверь номера, спускает штаны и срывает бумагу с рулона в хорошо продезинфицированном туалете — и все это как бы единым движением. Он еще долго сидит в ароматной темноте (мурашки по коже, едкий привкус во рту, холодный пот на затылке), прежде чем снять куртку и переложить кобуру с револьвером на мраморную раковину. Шторы на окнах в другом конце номера раздвинуты, и уличный свет, пульсирующий разными оттенками, просачивается в туалет через щель под дверью. Это напоминает Кёртису рождественские огни на елке, и он уже в который раз за день собирается позвонить жене. Пытается придумать, что ей скажет, потом воображает ее ответы и свои объяснения. Она видится ему на кухне с телефоном в руке. Возможно, греет молоко для горячего шоколада. Короткий белый халатик распахнут, на ногах пушистые красные тапочки. Форменная одежда для завтрашнего рабочего дня выглажена и теперь лежит на столике. Свободной рукой она упирается в дверцу холодильника, как будто из опасения, что та сама собой распахнется. Браслет из ракушек каури побрякивает о телефонную трубку. Брови нахмурены. Озабоченная морщинка на лбу. Эта морщинка, да еще пара колечек — вот и все, что она получила от Кёртиса за все время их брака. «Мне очень жаль, Дани. Черт, я ужасно по тебе соскучился. Извини, сейчас не могу говорить». Ничего больше он придумать не может. Не может сообщить о своих планах, поскольку планов у него нет. Их, собственно, нет уже давно — с тех самых пор, как он после ранения вернулся из Косово, еще до их с Даниэллой знакомства. Последние пару лет он просто плывет по течению, лишь реагируя на внешние раздражители. Так что для начала надо бы разобраться с самим собой. Он спускает воду, раздевается, принимает душ, а потом ложится на кровать и начинает размышлять об этом. Он по-прежнему думает об этом, когда оживает мобильник и на дисплее высвечивается его домашний номер в Филли. Он продолжает думать, пока телефон звонит, и после того, как он умолкает; а когда спустя минуту брякает сигнал о полученном сообщении, он все еще думает об этом. Он включает телевизор, глушит звук и, пытаясь уследить за бегущей строкой внизу экрана, прыгает туда-сюда между Си-эн-эн, Си-эн-би-си и «Фокс-ньюс». Время от времени он погружается в дремоту. Так проходит несколько часов, и Кёртис вновь начинает испытывать голод. Он встает, одевается, запирает револьвер в сейфе и отправляется вниз, чтобы перехватить где-нибудь сэндвич. Лифт доставляет его на второй этаж, в зону шопинга, и он шагает по темной брусчатке в ту сторону, где маячит холодный свет нарисованного неба. В пруду, завершающем крытый канал, гондольер подгоняет лодку к причалу, распевая свои песни над головами пассажиров, которые снимают его вихляющими цифровыми камерами. Голубизна воды бескомпромиссна и бесстрастна, как пустой киноэкран. Справа по ходу возникает сводчатая галерея, ведущая к закусочным и ресторанам. Он направляется туда, но потом делает неверный поворот, вскоре осознает свою ошибку и тем не менее позволяет толпе делегатов какого-то съезда вынести его под высокую крышу площади Сан-Марко. Туристы мусолят безделушки в сувенирных ларьках под зонтиками; струнный квартет состязается с невидимым оперным певцом на балконе; за столиками на тротуаре гурманы вкушают ньокки и нисуаз с тунцом. А впереди, в самом центре площади, зеваки столпились вокруг живой статуи. Кёртис подходит ближе. Статуя одета во все белое — белая хламида, белый шарф, круглая белая шапочка. Лицо и руки покрыты белилами. Кёртис затрудняется определить пол позирующего человека. Несколько минут он разглядывает статую в просвете между головами стоящих впереди и за это время не замечает ни единого моргания. Ничего не выражающий взгляд направлен в пустоту. Внезапно Кёртис осознает, что многие из созерцателей, включая его самого, почти так же неподвижны, как статуя. Эпидемия паралича. Встряхнувшись, он отделяется от этой группы. Надо бы купить что-нибудь для Даниэллы — подарок в качестве извинения, — но все изделия здесь ручной работы, привезены из-за границы и слишком дорого стоят, да и Дани вряд ли понравятся вещицы такого рода. Маски со стразами, фолианты в кожаных переплетах, стеклянные пеликаны. Серебристое зеркало в хрустальной оправе. Деревянная марионетка с длиннющим носом-клювом. Просматривая меню в «Таурс деликатессен», он начинает нервничать — ему кажется, что он находится не там, где следует. Стэнли сейчас может быть где-то неподалеку, но в это место он не забредет уж точно. Еще одна ресторанная зона расположена этажом ниже, по соседству с игорным залом. И Кёртис идет назад тем же маршрутом. В процессе спуска лифта классическая музыка из динамиков сменяется балладой Фила Коллинза, а при открытии дверей белый шум казино обволакивает его, как пар в турецкой бане. Все предметы кажутся расплывчатыми и равноудаленными. Поскольку все военные сейчас находятся либо в Кувейте, либо на своих базах в состоянии готовности, Кёртис имеет основания полагать, что эта ночь в казино будет относительно спокойной; однако она таковой не кажется. Хоть в толпе и не мелькают армейские стрижки, но очереди у банкоматов не стали короче, шум и суета в зале на прежнем уровне, как и встречные потоки прибывающих и убывающих клиентов. Впрочем, это заведение никогда не было особо популярным среди служивых, так что они здесь погоды не делают. Перед дверьми туалетов группа мужчин в ожидании жен и подруг лениво бренчит монетами или штудирует пособия по базовой стратегии блэкджека. Большинство из них в возрасте Кёртиса или моложе. Практически на автопилоте он совершает уже традиционный обход зала по часовой стрелке, подмечая отдельные, ранее упущенные детали: массивные канделябры, цветные узоры ковра, расположение видеокамер под потолком. Осматривает столы блэкджека, игровые автоматы, видеопокер, букмекерскую контору и отдельную зону для слот-машин с повышенным процентом выплат. Стэнли нигде нет, как и Вероники, — по крайней мере, в настоящий момент. Он покупает филадельфийский сырный стейк в гриль-баре «Сан-Дженнаро» и усаживается за столик поближе к выходу. Только прикончив половину стейка и запив ее ледяным чаем, он наконец-то решается прослушать голосовое сообщение в своем мобильнике. — Сэмми Ди, — говорит Даниэлла, меж тем как он, слегка клацая зубами, приступает к оставшейся части стейка, — это снова звонит твоя жена. Ты ведь помнишь, что у тебя есть жена? Помнишь, мы были в церкви с музыкой и цветами? Тебе тогда пришлось надеть смокинг — ты это помнишь? Не получая никаких известий, я начинаю подозревать, что тебе крепко досталось по башке или еще что похуже. Сегодня суббота, девять вечера по филадельфийскому времени, и мне жуть как хочется услышать от тебя хотя бы слово. Я знаю, у нас война на носу, и понимаю твое нежелание разговаривать прямо сейчас. Надеюсь, что понимаю. Но хотя бы позвони и скажи, что ты в порядке. А если не можешь… Фраза прерывается, слышен вздох или всхлип, затем она продолжает: — Послушай, Кёртис, я в последний раз наговорила тебе лишнего. Но я надеюсь, ты поймешь, почему я это сказала. Мне кажется, ты себя недо… Кёртис удаляет сообщение, не дослушав. Часы на дисплее показывают 10:42. Почти два часа ночи в Филли. И все же ему кажется, что еще слишком рано. Он смотрит на телефон, пока часы не показывают 10:43, затем 10:44. И тогда он набирает текст: «Все нормально». Разглядывает буквы, мигающий курсор. Пожалуй, маловато. «Скоро позвоню, — приписывает он. — Люблю». Он доедает последний кусочек, допивает чай и возвращается в казино. Снова обходит столы блэкджека, на сей раз медленнее, присматриваясь к лицам. Порядка полусотни партий с раздачей из восьми колод, несколько с шестью и парочка — с двумя колодами. Кёртис уделяет особое внимание последним — счетчики карт, скорее всего, будут за этими столами, — но ни одно лицо не кажется ему знакомым. Нынешняя смена в казино проработала уже три часа. Интересно, где сейчас Вероника? Переместившись поближе к бару в центре зала, он выбирает покерный автомат в удобном для обзора месте, останавливает проходящую официантку и заказывает стакан клюквенного сока. Кажется, эта же самая девица обслуживала его прошлой ночью, хотя он в этом не уверен. Все они здесь как под копирку: высокие, миловидные, остроглазые. В нелепых бордово-золотых корсетах с оборочками на бедрах — типа воздушных гимнасток в цирке. Эта, небось, зашибает штук восемьдесят в год на одних только чаевых. Широкая улыбка застыла на ее лице, как скрывающий сцену занавес. На протяжении следующих двадцати минут Кёртис периодически оглядывает зал. Думает о Даниэлле. О ее особом природном запахе, сдобренном запахами пота, больничных антисептиков и изопропилового спирта. Вспоминает свою руку, крепко обнимающую ее ниже талии. Тугую тяжесть ее бедер. Издаваемые ею звуки. Звонит телефон, Кёртис вздрагивает и смотрит на дисплей. Незнакомый номер, код зоны 609. Может быть, это Деймон? Он перекладывает телефон в правую руку и затыкает пальцем левое ухо. — Алло? На другом конце молчание. Фоном идет множество голосов, музыка, какие-то электронные звуки. Там тоже казино. В Атлантик-Сити? Он задерживает дыхание, прислушивается. Наконец раздается голос. — Вряд ли она сегодня появится, — говорит этот голос. — Думаю, в прошлый раз ты ее напугал. В первый момент Кёртис принимает говорящего за Альбедо. Однако это не Альбедо. Тембр ниже, и акцент не тот: Огайо или Западная Пенсильвания, никак не Аппалачи. — Кто это? — спрашивает он. — Человек, который тебе нужен. Как по-твоему, кто я? — Стэнли? Вопрос вырывается у Кёртиса непроизвольно, хотя он уже понял, что это не Стэнли. Судя по голосу, тот значительно моложе, белый и, возможно, невелик ростом. Присвистывает на звуке «с». Кёртис пытается разобрать другие шумы в трубке, которые могут подсказать его местонахождение. — Только избавь меня от этой хрени со Стэнли, о’кей? — говорит голос. — Я тот человек, который тебе нужен по-настоящему. — Откуда ты знаешь мой номер? — Ты что, придуриваешься, Кёртис? Сам же раздал свой номер всем барменам и дилерам на Стрипе. Стало быть, этот субъект находится в Вегасе. Кёртис начинает прокручивать в голове все казино, в которых был вчера, пытаясь найти сходство с посторонними шумами в трубке. С ходу не получается. Ему нужно выгадать больше времени. — Чего ты хочешь? — спрашивает Кёртис. Голос на том конце напряжен, как сжатая пружина или готовая к броску змея; чувствуется, что ему непросто выдерживать спокойный тон. — Чего я действительно хочу, так это встретиться с Вероникой, — говорит он. — Но похоже, сегодня не получится. И все из-за тебя. В нескольких футах от Кёртиса худая латиноамериканка средних лет срывает джекпот в автомате и, выпучив глаза, начинает скакать с воплями: «Есть! Есть! Ура!» Кёртис морщится и плотнее вгоняет палец в левое ухо, но тут вдруг осознает, что слышит ее крик также и в трубке. Он резко поворачивается на стуле и обводит взглядом огромный зал. На том конце раздается легкий, едва слышный вздох. — Что ж, хоть кому-то этой ночью свезло, — говорит субъект ровным голосом. Канареечный присвист на слове «свезло» звучит очень отчетливо. Кёртис поднимается со стула, стараясь двигаться спокойно и осторожно. Оставляет в автомате пять так и не разыгранных долларов. Вроде бы никто не смотрит в его сторону. Надо подтолкнуть оппонента к продолжению разговора. — Кончай дурью маяться, — говорит Кёртис. — Где ты сейчас находишься? Сухой смешок в трубке. — А где твоя куртка, Кёртис? — спрашивает он. — Что, решил выйти на прогулку без ствола? Возможно, это неплохая идея. Веронике не очень-то глянулся твой прикид прошлой ночью, так ведь? В начале разговора Кёртис сидел спиной к «зоне высоких процентов». Сейчас на входе туда никто не стоит, но этот тип может прятаться в глубине. Кёртис направляется туда, попутно вглядываясь во все лица и забирая правее круглого бара. — Все верно, приятель, — говорит он. — Я оставил куртку в номере. Так что выходи без опаски. Давай спокойно потолкуем. Кёртис достигает зоны, пару секунд ее осматривает — людей там немного — и возвращается в главный зал, пытаясь поймать встречный взгляд или заметить какое-то необычное движение. Слой за слоем проверяет и отсеивает детали происходящего на все большем удалении от него. — Такие вот дела, Кёртис, — говорит голос в трубке. — Ты никак не можешь меня вычислить. Пока что не можешь. Но ведь мы сейчас общаемся, разве тебе этого недостаточно? Сквозь присвист в слове «сейчас» слышится запись вопящей в унисон толпы: «КОЛЕСО! ФОРТУНЫ!» При этом звук слабеет ближе к концу. Субъект где-то рядом с игровыми автоматами, и он находится в движении. Кёртис резко сворачивает влево и оказывается на пути официантки с коктейлями, как раз попавшей в его слепую зону. Она тормозит, а его выставленный локоть пролетает лишь в паре дюймов от ее лица и сбивает с подноса три бокала: два клубничных «дайкири» и одну «отвертку». Все это падает ему на ботинки. Официантка проглатывает ругательство, вновь рисует на лице улыбку и цедит извинения сквозь стиснутые зубы. Еще одна официантка и два уборщика уже спешат к ней на помощь. — Моя вина, моя вина, — бормочет Кёртис и делает шаг в сторону. Телефон над ним издевается: — Ты там полегче на поворотах! Кёртис надеялся, что его неожиданный маневр спугнет оппонента, заставит его сменить позицию, но никакого движения возле автоматов не заметно. К ним приближается сотрудник казино в строгом костюме, озабоченный и рассерженный, но, прежде чем он успевает открыть рот, Кёртис поспешно говорит: — Все в порядке, это моя вина. Извините, но сейчас я должен ответить на звонок. — Послушай, — говорит голос в трубке, — я вижу, что застал тебя в неудачное время. Сейчас я отключусь, но перед тем хочу попросить тебя об услуге. Ты не передашь от меня весточку Деймону? Эй, Кёртис? Алло? Кёртис извиняющимся жестом поднимает ладонь перед лицом сотрудника и поворачивается к автоматам. — Да, я слушаю, — говорит он. — Будь добр, передай Деймону — ты внимательно слушаешь? — передай ему, что я знаю о случившемся в Атлантик-Сити. Я знаю, что случилось и почему это случилось, и я до сих пор держал рот на замке. Скажи своему боссу, что я профессионал, что я готов заключить сделку, но только на моих условиях и только с надежными гарантиями моей безопасности. Ты сможешь все это запомнить? — Из какого боевика ты поднабрался этой фигни? — спрашивает Кёртис. — Сдается мне, я тоже его смотрел. Теперь он продвигается между рядами слот-машин. Троица японок играет в «Беверли хиллбиллиз». Толстяк орет на свою жену — непонятно что, поскольку его рот набит буррито. Беременная молодая женщина в майке с эмблемой «Эйзенхауэр лайонз» в одиночестве терзает «24 карата». Ни у кого из присутствующих движения губ не синхронизируются с голосом в телефоне.