Сплошь приятные известия, не так ли? И тут вдруг… Это было похоже на удар молнии! Как лава вулкана, из леса вылетали всадники, строились на ходу в боевые порядки, в тяжелый клин, разворачивались копья, блестели на солнце щиты и шлемы, развевались знамена, пели рога… Разведчики маршала Иллойского подошли к лагерю степняков еще вчера. Подошли, посмотрели, послушали и отошли обратно. Сообщили маршалу, что крепость еще держится, что штурм на рассвете и что Торнейский – там. Судя по разговорам степняков. Маршал думал недолго. Их – пять тысяч. Степняков – тридцать. Скакать ему – часов шесть. И что он может сделать? Есть два варианта. Либо он отправляется атаковать кагана прямо сейчас и героически гибнет под стенами, просто потому, что их – меньше. Их числом задавят. Либо – он ждет начала атаки. Ждет, когда все внимание атакующих сосредоточится на крепости, а потом бьет в самое уязвимое место. Подло? Военная хитрость. А сколько при этом поляжет… а Торнейский бы точно одобрил. И даже благословил. Вот уж в ком маршал ни минуты не сомневался, так это в Риде. И одобрит, и благословит, и простит… даже с того света, если погибнет. Сам бы так поступил. Дать о себе знать? Артан решил не рисковать. Голуби ночью не летают, а днем… перехватят птичку степные соколы, то-то радости будет кагану! Так что… Копыта коней обмотали тряпками, оружие и снаряжение проверили лишний раз, чтобы нигде не брякнуло и не звякнуло, выделили сотню разведчиков, оставили все лишнее, взяли с собой только заводных коней, которых тоже через несколько часов оставят в лесу, – и по седлам! Артан так удачно рассчитал время, что они подошли к крепости около десяти утра. Как раз вовремя. Усталость? К Восьмилапому ту усталость, в гробах належимся, там и отдохнем! Несмотря на долгий переход, люди были готовы сражаться. А кони… от них много не требовалось. Меньшая часть степняков уже втянулась в крепость, большая была сосредоточена на врагах… за окрестностями никто и не наблюдал. Чем прекрасно воспользовался Иллойский. Он тоже наблюдал за боем, отсчитывая секунды. Вот падают ворота. Вот аллодийцы начинают отходить. Вот степняки втягиваются внутрь… а вот теперь – ПОРА!!! Артан махнул рукой, звонко и злобно запели рога, давая сигнал его полкам, и армия тронулась. Такой кавалерии у степняков не было. И выращивать ее пришлось бы долго. Тяжелые рыцари в броне… Это смерть. Конная оружная смерть, сверкающая на кончиках копий, отражающаяся на кольцах кольчуг, на опущенных забралах. СМЕРТЬ! Степняки растерялись, заметались, и Артан не упустил своего шанса. За несколько секунд до столкновения рыцари привстали в стременах и метнули короткие копья. И тут же взялись за тяжелые копья и мечи. Строгий порядок. Железное безумие. В одну минуту Артан переломил ход сражения, и дрогнули, растерялись степняки и внутри крепостных стен. А защитники, почуяв, что пришла подмога, воспрянули духом. И бросились вперед. Отходить? К Восьмилапому отход! Атакуем!!! Аллодия! Ур-ра-а-а-а!!! Рид гигантским прыжком сократил разрыв со степняками и снес с десяток голов, пока они не очнулись. – УР-Р-РА-А-А!!! И за ним, обретая новую волю и новые силы, мчались, на крыльях летели обреченные на смерть люди. Смерть? Смерти нет! Здесь и сегодня мы бессмертны!!! И когда усталые, израненные, измученные до последнего предела аллодийцы сцепились грудь в грудь со степняками, хрипя что-то невразумительное, вцепляясь во врага окровавленными пальцами, едва не зубами впиваясь в горло, когда в бой рванулись даже раненые, когда Шарельф, оттолкнув трубача, подхватил валяющийся под ногами кинжал и шагнул, покачиваясь, вперед, когда Карим, задыхаясь от радости, заиграл совсем другой сигнал: – В атаку! ВПЕРЕД!!! В АТАКУ!!! Заглянув им в глаза, дрогнула и отступила сама Смерть. Ибо на этом поле они были превыше. И могли – все. * * * И степняки дрогнули, растерялись, побежали… Побежали под копыта коней Иллойского, под арбалетные стрелы, назад, туда, где ждала их смерть, не собирающаяся уходить без поживы. Побежали так, словно за ними гнался лично Восьмилапый. Хотя окровавленного, усталого, черного от пыли Торнейского немудрено было с ним перепутать. И, глядя ему в глаза, в ужасе пятились бывалые воины, не смея поднять оружие. Демон… И над полем битвы, откликаясь отчаянному зову рога из крепости, яростно звенели сталь и медь. Артан буквально втаптывал в землю степняков, не зная пощады. Кто убежал – того и счастье, сегодня их преследовать не будут. Каган в ярости развернул коня, намереваясь спуститься с холма, возглавить войско, собрать этих подлых трусов, – к чести Хурмаха, он и не думал об отступлении. Ни минуты не думал. Только о сопротивлении, о том, как повернуть сражение, но… Тяжело и басовито прогудела арбалетная тетива. И не одна. Не зря, ох не зря вез Иллойский с собой разведчиков. И приказ им дан был четкий: найти командование степняков. Их штаб. И как только представится возможность – убить. Всех. Стоит ли говорить, что свою задачу аллодийцы выполнили? Хурмах только и успел понять, что земля выросла и мчится ему навстречу. И кажется, дышать сложно? И это было началом конца. При виде кагана с арбалетной стрелой в горле остатки мужества покинули армию степняков. А когда из ворот крепости черным вихрем вылетел Торнейский, и за ним, словно на крыльях победы, летели усталые, измученные и окровавленные защитники – у страха глаза велики. Степнякам показалось, что из ворот крепости выходит не меньшее по размерам войско, которое сейчас кинется на них. И… И степняки бежали. Бежали, бросая звериные головы на шестах и оружие. Обозы и запасных коней. Раненых и приятелей, с которыми делили костер и вино. Бежали, нещадно нахлестывая коней. Бежали, не оглядываясь, потому что за каждым трусом незримой тенью сейчас гнался по траве Черный волк, и кровь отблескивала алым на призрачных клыках. Не скоро еще степняки решатся пересечь границы Аллодии. А самые трусливые и внукам-правнукам попомнят и завещают. Не ходи на Аллодию. Не вернешься…