А тем временем… * * * – Леонар, здесь Ублюдок. Надо бежать. Канцлер медленно качнул головой: – Нет, брат. Я не побегу. Уходи сам, если пожелаешь. – Тебя схватят и казнят. Леонар усмехнулся. – У него никаких доказательств. – А нужны ли ему эти доказательства? – прищурился его младший брат, Рестон. Пара слов, пара взглядов гвардейцев, и он все понял. И что заговор раскрыт, и еще кое-что сверху. Их – не помилуют. Торнейский всех порвет за брата. Плевать, что у него на гербе заяц, зубы у зайчика вполне себе волчьи. Недаром его боятся в Степи. Нет, но какая тварь выдала все Торнейскому? Знал бы – убил бы. Даже ценой своей жизни. Кто ему сказал? Выяснять времени не было. – Уходи, – просто сказал Леонар. – Я останусь тут, задержу их. – Ты погибнешь… Леонар пожал плечами. Он понимал, что вряд ли выкрутится, но пусть хотя бы брат останется жив. Хотя бы он… Канцлер встал с роскошного кресла, обтянутого бархатом, подошел к каминной полке и потянул за рычаг. Та отошла в сторону. – Иди, братик. Да пребудут с тобой боги. Рестон быстро обнял Леонара и шагнул внутрь, в темноту. Канцлер сотворил благословение ему вслед и вновь повернул рычаг. Полка встала на место, словно и не было никакого хода. Никогда. И не уходил отсюда никто, и даже в кабинет не заходил. Леонар медленно уселся обратно за стол. Он ждал. Еще один шанс у него был, вдруг да удастся поквитаться хоть с кем-то? * * * Долго ждать ему не пришлось. Рид вообще не был склонен к промедлению, особенно в таком тонком деле. Так что… Дверь распахнулась без стука, послышался писк секретаря, и маркиз Торнейский вошел в кабинет канцлера. – Леонар. – Рид. Мужчины не были многословны. Хватило лишь взгляда, одного взгляда, чтобы понять друг о друге если не все, то многое. Такая злость была написана на лице Рида. Такая ярость изуродовала красивые черты Леонара. – Еще бы месяц… – Обещаю, ты его не проживешь. – А может, ты? – прищурился Леонар. Что заставило Рида упасть на одно колено? Какой инстинкт? Какое чудо? Но… Риду безумно повезло. Арбалетная стрела хоть и не просвистела мимо, но вместо живота впилась в плечо. Леонар расхохотался, отбросив назад голову, и это было последним, что он сделал. Клинок гвардейца просто пришпилил канцлера к его креслу, словно бабочку в гербарии. Леонар не закричал. Просто опустил глаза, глядя на клинок, словно себе не верил, но его ненависти это не умерило. Ни капельки. – Чтоб ты сдох… В горле у него заклокотало, и он обвис на лезвии клинка. Рид попробовал встать, скрипнул зубами от боли и потерял сознание. * * * Граф Ален Ронар никогда не проявлял ненужной инициативы. Никогда не лез вперед, никогда не превышал своих полномочий, всегда четко исполнял приказы, но бывают вещи, которые и в зайце льва разбудят. Когда погибает твой самый близкий друг и командир. Когда в столице обнаруживается заговор. Когда принц, которого гвардия обязана охранять, травит короля, которого гвардия также обязана охранять. Когда трясется и трескается на части весь мир, и плевать ему на твое мнение и на то, что ты из последних сил пытаешься сохранить здравый смысл. И как тут не озвереть? А уж когда ранили маркиза Торнейского… Ален просто махнул рукой и стал действовать по принципу «гори оно все ясным пламенем». И в королевском дворце воцарился местный филиал то ли ада, то ли бедлама. А может, и все вместе. Визжали фрейлины, разбегались слуги, кричали что-то благородные господа… последние – недолго. Ален приказал сначала бить, а уж потом разбираться, и гвардейцы от всей души выполняли приказ. Заговорщики просто не ждали такого стремительного натиска, потому и не смогли ему ничего противопоставить. Не прошло и трех часов с момента появления маркиза Торнейского во дворце, а все перечисленные им семьи были арестованы и препровождены в Эрле. Френсис Сорийскую доставили туда в одной ночной рубашке, и дама активно протестовала. Ее муж вообще не понял, за что его отправили в тюрьму, но кого это интересовало? Если уж женился – так отвечай за свою жену, а не пускай ее пастись на всех лужайках. Или – разбирайся потом с потравленными «козой» огородами. * * * – Маркиз будет жить. Ученик придворного лекаря (сам лекарь куда-то делся) осмотрел плечо Рида и не нашел ничего опасного. Рана чистая, крупные сосуды не задеты, разве что горячка может начаться, но как знать? Рану он промыл, теперь остается только уповать на богов. Двигаться Риду было сложно. А вот говорить он мог. Они сидели с Остеоном друг напротив друга и внимательно слушали доклад Алена. – Ваше величество, заговорщики арестованы и препровождены в Эрле, караулы усилены, отправлены приказы в третий и восьмой полки, уже завтра они окружат столицу… Распоряжения были те, которые отдавал еще Рид, просто Ален их чуть-чуть расширил. Но за превышение полномочий на него никто не ругался. – Его высочество у себя, его стерегут десять гвардейцев, один он не остается ни на минуту. – Он уже слез с горшка? – горько покривил губы Рид. – Нет, ваше сиятельство. Остеон вздохнул. – Я благодарен вам, Ален. Прошу вас блокировать, насколько можно, столицу силами гвардии, чтобы отсюда никто не вышел и не вошел. – Я повинуюсь, ваше величество.