«Неужели нельзя от него избавиться?» «Ага, наивный внутренний голос. Можно, но только бо-ольшим скандалом. А потом тетя Параша начнет выживать меня из дома, и ей это, скорее всего, удастся. Потому как я одна, а их двое. И даже если Петюня перейдет в атаку, отбиться мне не удастся. Этакий бизон! А если я его покалечу, попаду за решетку. Его мамаша меня со свету сживет!» «Кошмар какой!» «Кто бы сомневался…» «А у нас за женщину обычно заступается отец или брат…» «А если их нет?» «Муж…» «И его нет…» «Тогда не знаю…» И тут Матильда поняла СТРАШНУЮ ИСТИНУ! Она стоит в прихожей своей же квартиры, как дура, держит пакет с газетами и на полном серьезе ведет беседу со своим внутренним голосом. Причем идиотскую. «Почему?» «Потому что сами с собой беседуют только психи. А я сошла с ума. Какая досада!» «Но ты же не сама с собой беседуешь?» «А с кем? С шизофренией?» «Я не ши… фря…» «Правда? А кто ты?» «Мария-Элена…» «Моя шизофрения по имени Мария. Красота!» «Я не… это! Я Домбрийская!» «Замечательно. А я Домашкина. Будем знакомы. Минутку… Домбрийская?» «Д-да…» «Та вареная сопля, которая даже рявкнуть не может?» «Я попросила бы!» – обиделся внутренний голос. Или та самая… Домра? «Домбрийская!» – Твою дивизию! – ругнулась Мотя, как обычно бабушка. – Так, погоди… Она решительно сунула газеты на тумбочку, прошла на кухню, налила себе стакан ледяной воды и медленно выпила. Мелкими глоточками. Потом села за стол и сжала виски руками. В голове было пусто, словно ветром все мысли выдуло. «Эй… ты еще там?» «Д-да…» «Давай думать вместе?» «Давай…» «Как тебя зовут?» «Мария-Элена Домбрийская. Герцогесса Домбрийская». «А я Матильда Домашкина. Только Мотей не называй, ненавижу». «Госпожа Матильда?» «Пока это выговоришь, завтра настанет. Давай короче – Тильда». «А меня мама Маленой называла. Малечкой…» «Забавно. Меня тоже так называть можно, только… ладно. Замнем пока». Просто Малечкой обычно звали Матильду Кшесинскую. А бабуля, будучи ярой коммунисткой, ничего, что связано с Романовыми, на дух не переносила. «Непонятно…» «Ты не одинока в своем непонимании. У меня вот тоже голова кругом. Ладно, Малена. Можно так тебя называть?» «Можно…» «У нас есть два варианта. Первый – я сошла с ума от одиночества». «Тогда и я сошла с ума?» «Не хотелось бы?» «Нет. Безумцев у нас убивают». «За что?» «Считается, что их духом овладел Восьмилапый и в любой момент может поглядеть на мир через их глаза. А кому ж охота оказаться рядом с Разрывающим дорогу?» «Это кто такой?» «Ты не знаешь, кто такой Восьмилапый? Паук, Кровопийца, Путающий нити…» Матильда подумала пару минут. «Нет. У нас такого нет. Но… я правильно понимаю, что это из вашей веры?» «Да… А во что вы верите?» «Кто во что горазд. Официальная религия – христианство, но там столько всяких ответвлений… А вы во что верите?» «В Брата и Сестру. Детей Творца, которых он послал в Ромею, чтобы учить и наставлять нас в тяжелые дни, утешать в горестях и помогать нести нашу ношу». «Непонятно, но ясно». – Матильда решила сейчас не вдаваться в теологические вопросы. Ей стало чуть легче. Бабушка настаивала, чтобы Мотя ознакомилась с Библией, Кораном, книгой Велеса, Аюрведой и даже Авестой. Врага коммунизма надо знать в лицо – и точка. Мотя честно прочитала, половину не запомнила, а вторую просто не поняла и забросила книги под шкаф. Но в прочитанном точно не было ничего про брата и сестру. У нас вообще большинство религий патриархальные. Вот где разгуляться-то феминисткам! А придумать такое Мотя просто не могла бы. У нее фантазии не хватит. И тема не ее… «Это что значит?» «Ты слышишь мои мысли?» – спохватилась Мотя. «Наверное… не знаю». Матильда потрясла головой. «Ты хочешь сказать, что ты – живой человек, и ты сейчас, в своей… Ромее?» «Аллодии. Это страна, а Ромея – наш мир». «Понятно. И ты сейчас сидишь…» «Я сплю». И тут Матильду осенило.