Это ты так на него действуешь, хочу сказать я. – Аарон скоро выйдет на свободу. – Вот же… – Нахмурившись, она скидывает сумку с плеча, и та с оглушительным грохотом падает на пол. – Аарон мудак, а Лео этого в упор не замечает. – Вот-вот. – Я пробегаю пальцами по своему бритому затылку. – Но что мы можем ему сказать? Что мы можем сделать? Он ведь Аарона боготворит. – Не волнуйся. – Роуз нагибается за сумкой. – Мы больше никого не потеряем. Я этого не допущу. Мы продолжаем идти по коридору, и я улыбаюсь ей, представляя себя мультяшным персонажем с сердечками вместо глаз. – В чем дело? – спрашивает она, с подозрением на меня поглядывая. – Что такое? – Ничего. Роуз – она всегда живет настоящим, ставит под сомнение и проверяет на прочность все вокруг, по любому поводу встает на дыбы. Это-то меня в ней и восхищает. – Ладно, у меня нет времени ждать, пока ты тут соберешься с мыслями. Пока, дурачье! – Она показывает мне средний палец и ускоряет шаг, а добравшись до конца коридора, оборачивается и кричит что есть мочи: – Люблю тебя! – Я знаю, – говорю я. Когда я наконец захожу в класс, рот у меня до ушей. История сообщений Роуз 1 мин назад 109 дней подряд Лео 1 ч назад 43 дня подряд Касия 6 ч назад 6 дней подряд Парминдер 3 дня подряд Лука 4 дня назад Сэм 5 дней назад Наоми 27 июля (Наоми офлайн) 7 А пошло все в жопу. Мне казалось, я что-то почувствую, когда она вернется. Радость, грусть – хоть что-нибудь. И вот мы втроем сидим у ее постели, а слов у нас нет, эмоций… тоже. Мы как будто попали в вакуум. – Пришли! – увидев нас, Джеки просияла. Хоть какая-то польза от нашего присутствия. – Ей нужно больше общаться со сверстниками. В компании такой старой зануды, как я, кто угодно со скуки спятит. – Она вела себя так, будто Най сидела со скучающим видом в постели, то и дело отпуская саркастические замечания и театрально закатывая глаза. – Все хорошо, доченька, друзья с тобой. На этих словах она прижала ладонь к моей щеке. Мы слабо улыбнулись друг другу. – Побудьте тут с ней, а я поеду домой готовить. Как же здорово, что вы согласились зайти, мне теперь хотя бы есть чем заняться. Пока будем ужинать, с ней посидит Макс, а потом мы с ним поменяемся. Я больше не хочу оставлять ее одну, понимаете? Она там совсем одна была, в реке, и… – слова застряли у нее в горле. – Не беспокойтесь, миссис Демир, – сказал Лео очень серьезным тоном. Он приобнял ее за плечи, как будто желая оградить от любых неприятностей. – Мы отсюда никуда не денемся. Езжайте себе спокойно домой, готовьте, в этом вам нет равных. Только моей маме не говорите, что я так сказал. Джеки кивнула, чмокнула его в щеку, затем судорожно вздохнула и прильнула губами к единственному кусочку гладкой коричневой кожи, который виднелся на лице ее дочери. – До скорого, малышка, не болтай подолгу, не то устанешь, – прошептала она. – Она выглядит получше, – говорит Роуз после ухода Джеки. – Вам так не кажется? Уже не такой… холодной. И правда, цвет лица у нее посвежел. Если смотреть только на один глаз и окружающий его неизувеченный участок кожи, можно представлять, что она всего-навсего крепко спит. Главное – не отводить взгляда. – Что делать будем? Может, расскажем ей, как у нас дела? – предлагает Лео, засунув руки глубоко в карманы. – Вроде как нужно с ней разговаривать, так ведь? Странно это все. Он пересекает палату и прислоняется к двери, будто мечтает провалиться сквозь нее в коридор. – И что нам такого сказать? – интересуется Роуз. – Что Парминдер как была коровой, так и осталась, а школа по-прежнему сплошной отстой? Наступившую тишину нарушают только звуки нашего дыхания и урчание аппаратуры. – Музыка, – говорю я, указывая глазами на телефон Роуз. – Открой-ка «Тьюнифай». У нее все плейлисты в открытом доступе, можно оттуда что-нибудь поставить. – А это идея! – Роуз открывает приложение, с помощью которого мы все транслируем любимые песни. – Вот бы еще найти хоть один плейлист… она давала им такие дебильные названия. – Включи «No Apologies»[3], – говорю. – Она эту песню всю весну слушала. Sum 41. Плейлист называется «ПВЖ УБЛДК». Роуз копается в телефоне, но песня все никак не начинается. Она хмуро всматривается в экран. – Странно… – Что странно? – Откройте у себя «Тьюнифай» и введите название плейлиста. Имя пользователя «НайСэй01». Я достаю телефон. И действительно, по запросу «ПВЖ УБЛДК» приложение выдает два плейлиста с одинаковыми песнями. Один из них создала Най в июле, а второй появился чуть позже, в августе, у пользователя с другим именем. Я протягиваю телефон Лео. Он растерянно пожимает плечами. – Кто такая ТемнаяЛуна? – говорит Роуз. – Вы только посмотрите: если набрать в поиске «НайСэй01», всюду выскакивает эта сраная ТемнаяЛуна, она все плейлисты Наоми к себе скопировала. Все до единого. Как это понимать? Мы таращимся на экран, как будто ожидая прозрения. – Да никак. – Лео качает головой. – Наоми пропала, а кто-то решил таким способом типа привлечь к себе внимание. Небось, какая-нибудь дурочка из школы. Или дурак. Вокруг одни сволочи, вы что, забыли? – Найду того, кто это сделал, богом клянусь… – рычит Роуз. – Просто включи музыку, ладно? – говорит Лео. Маленькую палату заполняет сердитый рев гитар, и слушать его куда приятнее, чем звуки медицинского оборудования или наше тяжелое молчание. Я с любопытством просматриваю плейлисты ТемнойЛуны. Среди них не только те, что были скопированы у Най, но и плейлисты, составленные из песен нашей группы. Во всем мире от силы человек одиннадцать добавляют наши песни к себе. По ходу, Лео прав: это кто-то из школы, какая-то поклонница группы, явно двинутая. Когда я поднимаю глаза, Роуз стоит лицом к окну, а Лео сидит на единственном стуле для посетителей, расставив длинные ноги в стороны; оба возятся с телефонами. Положив мобильник в карман, я заставляю себя поглядеть на Най. Когда дружба по меньшей мере на пятьдесят процентов состоит из общения в сети, можно и забыть, что за аватаркой скрывается человек из плоти и крови. На висках у Наоми виднеется щетина – по ходу, ее длинные прямые волосы частично сбрили. Выглядывающие из-под повязки гематомы начали желтеть и расползаться по лбу. На ее лицо больно смотреть. Тяжело видеть девушку, которая проводила с тобой дни напролет, в таком состоянии, в синяках и с проломленным черепом. Но ей, должно быть, в сто раз тяжелей. Понимает ли она, где сейчас находится? Что творится у нее в голове? Разглядывая незабинтованные участки ее лица, я пытаюсь представить, что же могло произойти между тем днем, когда мы в последний раз виделись, – это было два месяца назад, она как раз смыла макияж, из-под желтого летнего платья виднелись карамельные ножки – и тем днем, когда ее нашли. Я напрягаю все силы своего ума и воображения, но мне так и не удается найти связь между той девушкой, которая смеялась и танцевала босиком на лужайке в парке, и этой, в ушибах и кровоподтеках. Руки ее аккуратно лежат поверх одеяла вдоль тела. Они тоже разукрашены синяками, но пострадали не так сильно, как голова. Мой взгляд скользит по фиолетово-желтой россыпи пятен, которая тянется от плеча до запястья ее правой руки. Я двигаюсь ближе. Неужели никто больше не заметил, что эти овальные синяки похожи на следы пальцев? Ее как будто хватали за запястье, причем с такой силой, что чуть не переломали все кости. От одной мысли, что ей могли причинить столько боли, у меня по спине пробегает холод и начинают дрожать руки. За окном в коридоре стоит лечащий врач Наоми, доктор Белый Халат или как ее там. Она разговаривает с медсестрами, вся такая серьезная и сосредоточенная. Не похоже, чтобы она когда-нибудь упускала из виду важные детали. Я что хочу сказать: ее же должны были осмотреть, правильно? Настолько очевидную вещь врачи бы уж точно не проглядели. Даже спрашивать об этом не стоит – еще подумают, что я указываю им, как выполнять их работу. С другой стороны, с тех пор как ее нашли, Най все время была в отключке и не могла пожаловаться на боль в запястье. Моя рука тянется к ее ладони, но я себя останавливаю. Фишка в том, что мы с Най кучу времени проводили вместе, вдвоем то есть. Когда она исчезла, полицейские захотели покопаться в наших ноутбуках и мобильниках – проверить, нет ли там каких зацепок. Мы дали им понять, что если б знали, где она находится, то давно бы им все выложили, но они сказали, что должны сами провести экспертизу. Ясное дело, никаких зацепок они не нашли. В полиции решили, что мне должно быть известно о ней все. Ее родные, друзья, даже моя мама – все говорили: если кто и может знать, где находится Наоми, так это Ред. У нас было много общего, мы вечно друг друга смешили, заканчивали друг за друга предложения. Люди думали, что нас связывает нечто большее, чем дружба. Чему тут удивляться, ведь почти все песни группы мы написали вдвоем, и многие из них о любви. Но Наоми писала не обо мне, а я – не о ней. Мы никогда не спрашивали друг у друга, о ком сочиняем тексты. Мы безответно влюблены, это было ясно, а в кого – не суть важно. Мы просто дружили, не чувствуя необходимости делиться секретами. У нас и без того было полное взаимопонимание. Я часто рисую себе небольшие сценки, в которых целуюсь то с одной знакомой девушкой, то с другой, но Най никогда не была героиней этих моих фантазий. У нас были особые отношения. Теперь вот я сижу у ее кровати и хочу взять ее за руку, но все никак не решусь. Раньше меня ничто бы не остановило, никакие любопытствующие взгляды, ведь мы с Най знали, какие у нас отношения, а на других нам было наплевать. Но теперь… чьи руки трогали ее до меня? Кто причинял ей боль? Она кажется мне чужой, и только теперь, когда ее нашли, я понимаю, как же сильно мне ее не хватает. Крайне осторожно, стараясь не задеть поврежденные места, я беру ее за руку. Кожа у нее теплая, в районе запястья размеренно тикает пульс. Бросив быстрый взгляд на Роуз и Лео – эти двое до сих пор не оторвали головы от телефонов, – я как можно аккуратнее подношу ее руку ко рту и шепчу ей в ладонь: – Ты возвращайся, Най, ладно? Возвращайся, ты нужна мне.